Классическая проза

3. Но позвольте мне прежде, чем привести решение этих вопросов, сказать кое-что о добродетели Тимофея и заботливости Павла. Что, в самом деле, было нежнолюбивее того, кто, находясь на столь дальнем расстоянии и будучи занят множеством дел, так беспокоился о здоровье желудка ученика и так заботливо писал об излечении болезни? Что, с другой стороны, равно было добродетели Тимофея? Он так презирал роскошь и смеялся над пышным столом, что впал даже в недуг от слишком сурового образа жизни и чрезмерного…

Мы шли в атаку, нас сталкивали ударами в грудь, мы скатывались на траву в канаву и делали это в охотку. Трава была ни холодной, ни теплой, приятной, и ничего, только усталость. Стоило повернуться на правый бочок да подложить руку под ухо, как хотелось заснуть. Хотелось, правда, и снова встрепенуться, воспрянуть, но тогда тут же тянуло упасть в канаву еще глубже, потом снова встрепенуться, укрепившись ногами и растопырив руки против ветра, — и снова упасть еще глубже. И так без конца. О том,…

Тем же троим мы не причинили вреда. Я приказал отвести их в сады при дворце. Разве это обида? Там накормили бы их плодами, хлебом и мясом, дали бы им вволю вина и сока арбузов. Сад не тюрьма и не ров, наполненный гадами; там обитали все любимые мною животные… После же этих божественных путников ждал храм нашей Праматери, и одного из них — ложе в царском дворце. Разве это обида? О таком почете мечтали все наши девы и юноши. — Ты позабыл, старик, что одно лишь прикосновение плоти могло их разгневать,…

Здесь, в верхнем этаже, жили супруги Чеберяковы. Он мелкий почтовый чиновник, безвольный и безличный. Она - особа с очень ярко выраженной индивидуальностью. У них было трое детей: мальчик Женя и две дочери. Одевала она их, особенно девочек, довольно чисто, "держала, как барышень". Старалась завести знакомства с соседями, приглашала их к себе, обещая интересное общество профессоров и врачей. Теперь, если есть что-нибудь в этом деле установленное вполне прочно, то это тот факт, что мнимые…

Рыжий человек был полным олицетворением дикого обитателя лесов; густые волосы в беспорядке длинными прядями падали ему на плечи и на лоб так низко, что, казалось, глаза его прямо под ними горели. Почти все лицо рыжего мужчины было покрыто волосами, едва только небольшие, выдающиеся части щек, горящие румянцем, лишены были этого леса рыжих прядей. Суконная, шерстяная одежда покрывала его тело. Не изящное, даже грубое одеяние это, коричневого цвета, у самой шеи было застегнуто на пуговицу и петлю.…

Словом, в стране царил нескончаемый праздник, брач­ный сезон независимо от времени года, да простят мне этот избитый штамп, но, право же, он сам собой напра­шивается, и так все продолжалось, пока в один прекрас­ный день мадам Корали не решила, что с нее довольно. Всем известна старая истина: что одного лечит, другого калечит. Мадам Корали принарядилась и пошла к своей подруге Карменсите. Изложила ей в нескольких красно­речивых словах цель своего визита, и Карменсита клик­нула служанку и велела ей…

— Джаспер Грин вам понравится. Он умница. — По какой части он профессор? — Грин не профессор, просто преподаватель. Пре­красный ученый. Она за ним вторым браком, раньше была замужем за итальянцем. — Вот как? — Это явно опровергало мои предполо­жения. — Какую фамилию она тогда носила? — Не имею понятия. Не думаю, чтобы она была счаст­лива в первом браке, — сказал Уаймен со смешком. — Это всего лишь моя догадка, но в ее доме ничто не гово­рит, что она когда-то бывала в Италии. Иначе там бы имелись…

— Боже правый! — воскликнул он. — Не знал, что вы завели винный погребок. Становитесь состоятельным че­ловеком. Попрошу жену купить вашу новую книгу. — Ваше великодушие не знает границ, — заметил я. — Рискну предположить, что когда-нибудь вы купите один из моих романов у какого-нибудь букиниста. Но погребка у меня нет. Вино я держу в шкафу, вместе с плащами и шляпами, электрическим счетчиком, моими бесценными рукописями и старой обувью. У меня нет вин, крепких напитков и ликеров, но я хотел бы их…

- Десять лет! десять!.. Истинно неисповедимы судьбы твои, Господи! Все это как будто сон… И знал, и видел, кажется, собственными глазами, а как-то не верилось. Надо взять в расчет, что в наше время десять лет очень много времени, очень! Однако такое странное происшествие должен считать я не иначе, как милостию божиею; только если бы все благополучно кончилось! а то ведь десять лет, десять!.. - И, повторяя беспрестанно это роковое число, он моргал обоими глазами. Голова низенького человека опустилась…

На улице стоял фургон-ресторан. Он неуклюже сел на вращающийся стул и долго просматривал меню. – Яичницу и чашку кофе. – Перевернуть? – спросил рыжий буфетчик; он стоял за прилавком и вытирал передником мясистые, веснушчатые руки. Бэд Корпнинг вздрогнул и выпрямился. – Что? – Я говорю – яйца перевернуть или вам простую глазунью? – Да, конечно, переверните. – Бэд снова склонился над прилавком, обхватив голову руками. – Видать, здорово устали, приятель, – сказал буфетчик, выпуская яйца в шипящий…

— Что это написало над той дверью? — снова спрашивает капитан, указывая на герб над подъездом. — Не знаю. Какое-то латинское изречение… Однако, папа, нам надо спешить, а не то мы прозеваем «препятствия». — Что это за «препятствия»? — с недоумением спрашивает капитан; он так долго был в море, что успел отстать от новейшего школьного словаря. — Это такая игра. Сегодня у нас две большие игры: «препятствия» и «миля», и в обеих против нас Раусон, член Лондонского клуба спортсменов. Он нарочно приехал…

– Да, дорогая тетушка, если это путешествие предпринято с благими целями, – согласилась Кристина. – Но если это просто способ принять участие в игре на деньги и пожить на широкую ногу, то это скорее сужает финансовые возможности, нежели расширяет кругозор. Пока Роджеру это доставляет удовольствие, полагаю, он и не думает о том, как скоро и бессмысленно кончатся деньги или где он сможет раздобыть их еще. Жалко просто, вот и все. Тетушка меж тем переменила разговор, и сомнительно, что морализирование…

– Арнольд только что пришел. Он жалуется на ревматизм… – В этом доме столько поводов для жалоб, что мне бы и в голову не пришло жаловаться на ревматизм, – пробормотал Кловис. – Он жалуется на ревматизм… – продолжала миссис Момби, пытаясь придать голосу леденящие душу нотки; однако ее голос и без того дрожал от напряжения, и чувствовалось, что она с трудом сдерживает рыдания. Но ей снова не дали договорить. – Нет такой болезни – ревматизм, – сказала мисс Гилпет. Она нарочито произнесла эти слова…

– Нужен глаз да глаз, вот и все, – ободряюще произнес Питер. – Эти бывалые клептоманы такие изворотливые, – предчувствуя недоброе, сказала его жена. – К тому же будет неловко, если он поймет, что мы наблюдаем за ним. Неловкость и вправду царила в тот вечер, когда в доме принимали проезжего путешественника. Разговор нервно и торопливо перескакивал с одной безликой темы на другую. Вид у гостя, вопреки ожиданиям родственников, был не вороватый и не извиняющийся. Он был вежлив, держался уверенно, хотя…

– А, ну конечно, – «царить над пальмой и сосной», [1] – с надеждой на понимание процитировала герцогиня. – Разумеется, нам не следует забывать, что все мы являемся частью великой англосаксонской империи. – Которая, в свою очередь, быстро становится пригородом Иерусалима. Согласен, весьма симпатичным пригородом совершенно очаровательного Иерусалима. Но все же пригородом. – Как можно говорить о том, что живешь в пригороде, когда известно, что мы распространяем достижения цивилизации по всему миру!…

Я слез со столба и всю дорогу до дядиного офиса бежал бегом. Было это не то в 1919 году, не то в 1920-м. Мне исполнилось то ли одиннадцать, то ли двенадцать. А может, это случилось на год-два позже. Впрочем, какая разница. Работал я у своего дяди в офисе рассыльным. Все мои обязанности заключались в том, что я должен был время от времени покупать ему холодный арбуз, который он разделывал тут же, у себя на столе. Ему доставалась часть побольше, мне поменьше. Если в этот момент к дяде приходил посетитель,…

А тяга к игре все нарастала. Наедине с собой, по ночам дома, за столом или во сне, он наносил воображаемые удары, делал выпады. «Я ударю, – твердил он. – Я зашвырну». Он презирал настоятельную необходимость действовать, презирал саму мысль об этом, но она не давала ему покоя, ввергала в смятение. Мальчишки не беспокоили, хотя были те еще злыдни, – ненавистна была сама идея, шкала ценностей, переворачивание понятий добра и зла с ног на голову. И вдруг вполне сознательно он ввязался в драку с самым…

Сбежались соседи и снова поверили жене. Муж остался голодным. На следующее утро он купил в городе еще одного гуся. Нанял высоченного человека, чтобы тот нес гуся над головой на подносе. Нанял оркестр из шести музыкантов, которые окружали носильщика, и прошагал с ними по всему городу до своего дома, взывая к соседям. Пока он шел, за ним вытянулась целая процессия Он обернулся к людям и сказал: – Магометане, соседи и весь мир! Небо, рыбе в море, воины и все, все, все, смотрите – гусь! …

Я присматриваюсь к японцу, который учится на парикмахера. Он бреет старого бродягу с жуткой рожей – такая может появиться у любого после долгих лет уворачивания от жизни, от неприкаянности, от непричастности к чему бы то ни было, от необладания ничем. Японец всячески старался отклониться от кресла, чтобы не нюхать запахов, исходящих от старого бродяги. Заурядная подробность повествования, которой не место в произведении искусства, но я все равно ее записываю. Молодой автор всегда опасается, что какое-нибудь…

Когда воды в колодце стало мало, бедняк увидел золотую дверь невиданной красоты. Когда же воды почти не осталось, он отворил дверь и вошел в роскошный зал, каких ему еще не приходилось видеть прежде. Тронный зал. На троне восседал седовласый царь. На одном колене он держал большущую осклизлую зеленую жабу, всю в бородавках, а на другом – змею, извивающуюся толстенными кольцами. Бедняку показалось странным, что столь мерзкие твари находятся в таком великолепном зале. Старец поднял глаза на бедняка…