Классическая проза

Направо Вильон и Гюи Табари, тесно прижавшись друг к другу, склонились над куском пергамента; Вильон сочинял балладу о «жареной рыбе», а Табари, смотря из-за его плеча, громко выражал свое восхищение. Поэт был оборванец мрачного вида, маленький, худощавый, со впалыми щеками и длинными ниспадавшими черными локонами. Он с лихорадочной поспешностью прожигал свои двадцать четыре года. Невоздержанность глядела из складок вокруг его глаз и скверная улыбка кривила губы на его выразительном, но не красивом…

– Scelerato! [6] Между тем развязали мне ноги, протащили еще несколько шагов, и раздался крик женщины. В эту минуту повязка, закрывающая мое лицо, была сорвана, и я увидел себя в комнате, обитой черным сукном, – перед собой молодую прекрасную женщину в черном платье, которая бросилась в мои объятия и вдруг отступила, встала на колени и с радостным криком начала благодарить Бога. Возле меня стоял человек пожилых лет, с обнаженным кинжалом в руке, и еще другой, уже поседевший. …

Тьфу, негодяи какие! Не знал же я вас прежде!.. И слушать больше не хочу… Сорванцы, болтуны!.. Вот, постойте!.. Опять забылся; уж не унять мне их!.. А досадно: уж как бы раскассировал… Что тут делать? Эх, волки их ешь!.. Надобно чем-нибудь развлечься. Дай пойду послушать, что скажет князь, как услышит о моей кончине, как пожалеет… Ну, скорее. В приемной одни Кирила Петрович – и в слезах, – верно, обо мне: то-то, друг один никогда не изменял! Хорошо, что не знал ты одного дельца… сказал я про тебя…

Мой промышленник встал. – Некогда мне теперь об этом толковать, – сказал он, – прощай; мне надобно наведаться у одного человека, который обещал мне достать акций подешевле. – Погоди! Кого ты теперь застанешь? Уж пять часов; обедай у меня – и отведаем вместе новое вино, которое мне предлагают купить. Ты между тем мне расскажешь… – А! понимаю, зачем тебе хочется остановить меня: у тебя требуют повести – et le baron 'embarra e [1] ; в портфеле и голове пусто; ты думаешь, не наткнешься ли на…

Во время его пребывания за границей в этой должности императрица Елисавета поручала ему большие денежные операции, очень благоволила к нему, и в июне этого же года пожаловала орденом святого Александра Невского. В этом же году государыня ему писала: «Реляция ваша, из Познани от 6-го июля к нам отправленная, причинила нам особое удовольствие. Что в Познани, несмотря на все бывшие затруднения, однако столько вами провианта запасено, что армия наша с собою с лишком на месяц возьмет; то потому уповаем…

Медокс позднее выстроил в Москве новый каменный театр – Петровский; архитектором был у него Розберг; открыт он был диалогом Аблесимова «Странники»; кресла в нем стоили по 2 руб., а партер внизу и креслами – 1 руб. медью. Медокс этим театром удовольствовался: вскоре он приобрел на Таганке у коллежского асессора Яковлева дом, где устроил «вокзал». Для открытия вокзала В.И. Майков сочинил оперетту «Аркас и Ириса», музыка Керцелли. Здесь потом представляли другие оперетты: «Бочар», [6] «Два охотника»;…

Поэтому заранее прошу извинения, если в моих письмах читатель найдет иногда разговоры, мало относящиеся к столице, если мне в письмах в Харьков придется говорить иногда даже о самом Харькове. Обещаю стараться, чтобы этого постороннего элемента было поменьше, и так как вступительною болтовнёю я занял чуть ли не половину письма, то ставлю черточку. Летний сезон уже наступил. Петербург опустел почти до своей летней нормы. Численно, правда, население города почти не уменьшилось, если только не увеличилось,…

– Нет, у меня простое имя – Зейнаб, – улыбается она, – и я вовсе не пастушка, я обучаю детей в здешней школе. – Чему же ты их обучаешь? Как пасти коров? – Это корова не моя. Она принадлежит слепому мальчику, родителей которого убили во время резни [2] в Пенджабе. Они ушли из нашей деревни и отправились на заработки в Пенджаб, но не нашли там своего счастья. – Кто же спас мальчугана? Как он попал сюда? – После того как мальчик лишился глаз, разъяренная толпа сжалилась над ним и оставила…

Он был доволен собой. Это решение насчет пенсии пришло ему прямо во время его речи. – Итак, что вы скажете? – спросил он с улыбкой. Иоганнес не сразу нашел силы ответить. При последних словах добродушного хозяина на его лице старого ребенка появилось выражение неописуемого страха, вялые губы совсем побелели, взгляд сделался беспомощным и оцепеневшим. Душевное равновесие он обрел с трудом. Шеф смотрел на него с чувством разочарования. И тут старик заговорил снова, он говорил тихо, испуганно-проникновенно,…

– Стало быть, молодой человек, вы впервые выезжаете из города в деревню? – сказал он, посматривая на серый пепел своей черной сигары, – и думаете, вероятно, что деревня – это черт знает что такое и мы, деревенские люди, вкуса к хорошей жизни лишены. Однако вы будете, молодой человек, иметь удовольствие увидеть настоящую усадьбу сельского жителя-еврея, – дом со двором и садом, не дом, а дворец! Комнат и комнатушек всяких, скажу вам, молодой человек, не преувеличивая, – около двадцати. Что я говорю…

По свету долго ездил я, И видели меня повсюду. Любезен был и т. д. [7] Я согласен с подлинными знатоками и предпочитаю Жоконда из Комической оперы. Во всяком случае, излюбленная тема разработана в этом пассаже чрезвычайно изобретательно. Речь идет о пожеланиях провинциалов: «Вы поможете мне, господа, осуществить их; порядок будет огражден; всякие мятежные попытки уже пресечены и подавлены». Уловили тему мятежа? Правда, она введена чисто эпизодически и как бы только затем, чтобы напомнить,…

Он. О священные дворцы, в которых стряпают бюджет! Когда наконец подпись какого-нибудь пройдохи-профессора даст мне пищу и кров, крест Почетного легиона и кафедру, безразлично какую, безразлично где? Я рассчитываю наговорить обо всех столько хорошего, что трудно будет сказать обо мне что-нибудь плохое. Но как проникнуть к министру и как ему доказать, что я достоин занять какое бы то ни было место? Я. О восхитительный зоологический сад, где так ухаживают за животными! О убежище, где пьют и едят,…

В нашем же случае все обстояло гораздо проще. Что до взрослых, то они так сильно отличались от нас во всех отношениях, что всякие сравнения исключались, но вот первый же посетивший нас сверстник весьма удивил меня. Покамест Ллойд мирно глядел на потрясенного отрока лет семи-восьми, уставившегося на нас из-под сгорбленной и тоже глазеющей смоковницы, я, помнится, вполне оценил свое существенное отличие от пришельца. Он, как и я, отбрасывал на землю куцую голубую тень, но вдобавок к этой наспех набросанной,…

— О, мистеръ Мургатройдъ! кого вы собираетесь бить? произнесъ новый поститель, только-что вошедшій въ дверь:- я ршительно не одобряю людей, выходящихъ изъ себя, когда они сидятъ передъ пылающимъ каминомъ въ такую холодную ночь. Очень неблагоразумно вызывать испарину въ такой морозъ. Отчего вы пришли, сэръ, въ такое физическое и умственное волненіе? Такую философскую рчь произнесъ мистеръ Робертъ Больтонъ, молодой человкъ, съ нсколько болзненнымъ и очень развратнымъ выраженіемъ лица. Его одежда…

— Авиноам сказал мне, — начал Эгуд, — что вчера ночью ты был там, в лесу. При этих словах Ариэль сразу побледнел. — Ты был в лесу, и с тобой была женщина. Авиноам узнал в ней дочь купца из Идумеи, девицу Тамару, жилище которой лежит за пределами Иерусалима. И я хочу знать, правду ли говорит Авиноам? Ариэль тихо прошептал: — Правду. — Отступник! — закричал громовым голосом Эгуд, поднимаясь и занося руку, — позор моему имени! Проклятие моей старости! Сын царедворца Эгуда ходит на свидания…

Не знаю, как для кого — теперь на свете много людей с опытом широким и разнообразным, — но в моей жизни это было совершенно исключительное впечатление. Хуже всего то, что и впечатления никакого не получилось. Помню только большую комнату, полную дам, у которых у всех были чепчики на голове; было страшно жарко и скользко, пар стоял туманом, и тетка сто лет подряд царапала меня мыльной мочалкой, словно вымещая на моей коже водовозово красноречие. Покончив со мною, она увела кузин в другую комнату,…

— Ты еще не разлюбила меня, Мэриели? — спрашивал Зигмунт. — Пусть меня накажет Господь, если я разлюблю тебя, Зигли! — отвечала Мэриели и позволяла ему целовать свои локоны. За день до начала празднества приехал наконец Кристобаль де Роба. Он был немного выше среднего роста и очень красив; его одежда была изящна и проста, а оружие сверкало художественной отделкой. Безевиттер, Вайблинген и толпа гостей встретили великого рыцаря у ворот, а на крыльце его ждала Мэриели. Кристобаль де Роба низко…

— Пусть, — ответила весело молодая женщина. Она позвала детей, и оба помогли ей убрать шитье и привести комнату в порядок. Потом она пошла в спальню, куда через несколько минут принесли через другие двери больную. Тот же матрос вбежал снова к Джорджо и впопыхах подал ему рецепт доктора. Профессор начал составлять лекарство и расспрашивал: — Эта дама одна? — Нет, с ней господин, очевидно, муж. Он — граф… граф… как его… граф Венти-Рамполи. — Вот лекарство готово, — сказал профессор. …

Бедный соотечественник изнемогал; я поднялся, сицилийский господин пошел со мною и проводил пешком до самых дверей моих; он крупно, смело и гулко шагал и все время говорил уверенно и громко среди ночного затишья. Я молчал и безобидно дивился его фантазии, его поразительной активности, проявлявшейся в неугомонном водоеме мыслей и движений; к тому же он был совсем не глуп и удачно комбинировал несколько вычитанных или подслушанных парадоксов. Мимоходом он спросил, кто я и сколько у меня доходу; я объяснил,…

— Что вам угодно? — прерывает решительно Лида. Офицер приближается, переходит по-кавалерски на левую сторону и ясно показывает молоденькое румяное лицо с белобрысыми усиками. — Я очень прошу, извините меня, — говорит он негромко и несмело, — я бы не хотел, чтобы вы сочли меня за нахал; как только вы скажете, я сейчас оставлю вас и уйду… Но… Он подыскивает слова и упорно смотрит вниз. — Э, да что, вы, верно, будете смеяться, но я вам прамо объясню, почему обеспокоил вас. Мои товарищи получили…