Классическая проза

Вот почему, чувствуя близкую старость, он уже долгие годы присматривал себе личного секретаря, человека, с которым он мог бы обсуждать секретные патенты и тайные опыты. Наконец, как ему казалось, он нашел его. В один прекрасный день тайный советник обратился к изумленному юноше с неожиданным предложением: не хотел бы тот оставить свою меблированную комнату в пригороде и, дабы всегда быть под рукой, переехать в его просторный особняк в качестве личного секретаря. Молодой человек был удивлен такому…

— Майсторе, кацата е хубава, ала обръчите й не струват!... Може ли такава голяма каца, дето ще събира триста оки, с лескови обръчи да се крепи? Свършило ли се е желязото на тоя свят? — Като слезеш в града — викам на Сулю, — купи си обръчи и ме извикай да ти ги сложа, а сега — карай с дървените! Дървените са по-яки от железните! — Яки-слаби, искам я с железни, инак хората ще кажат, че Кара Сулю немал пари да си направи каца с железни обръчи, та я направил с лескови. Докато се разправяхме ние…

Мама вже й говорити не хочуть про них, а я все допитуюсь. Набридло мамі слухати мене, вони й кажуть: - Прийдеш на базар, витріщиш очі,- ото й будуть витрішки. Не зрозумів я цього, а далі вже не розпитую, бачу - сердитимуться. Прийшли на базар, стали в тому ряду, де молоко продають, і собі розташувалися. Людей на базарі - тиск: те продає, те купує - кожний заклопотаний. Коли це з шаблюкою при боці стражник іде (за царів були такі посіпаки - стражниками звалися), руки за спину позакладав,…

- Василько! Піхтір! - радісно загомоніли хлопці, збиваючись круг його. Всі розпитували, сміялися, ляскали долонею його по спині, здіймали й розглядали новий картуз, смикали за пальто. Той стояв, безпомічно спустивши руки, не знав, кому з їх одповідати, й осміхався. - Хлопці! - почувся дзвінкий голос школяра, що сидів на паркані й дивився на дорогу. - Наталка шумить! їй-богу!.. - Хлопці кидають Піхтіра й як галич летять до паркану. По дорозі В школу підходила в червоному платтячку підліток-дівчинка.…

III Поки ж він ходив по дорогах та чумакував, навернувсь інший, багач великий, Данило Гурч. Він таки з козаків був, та жив собі паном, мав свій хутір, і степи, й поле, тільки що ходив у свиті, в сивій шапці - не хотів у інше вбиратись. Якось йому крамарі, що наїздили до його дещо купувати, то й кажуть: - Братіку Данило! всім би ти чоловік, та коли б ти оту свитину закинув та ходив по-нашому - у каптані. - А щоб ви того не діждали, вражі сини! - гукнув на них. - Коли маєте мою одежину ганити,…

V От я й викладаю все теє небозі. А вона... звісно вже, що дівчина не вважає ні на віщо, полюбивши. Любить, то вже любить. Хоч і знає, що буде недоля, та не боїться, - про свою долю байдуже! Радила я й просила. Вона плакала, слухаючи; а до Палія Семена душа її, як той метелик до вогню - не одженеш, не зупиниш. Що мені робити? Не зважилась розлучати, поблагословила. VI Та й сама радувалась, дивлячись на життя їх, миле та любе. Прийду, було, до них у гостину - сидять укупці.…

деятельность; навязчивые идеи с изнуряющим постоянством лезут в голову; болезни мозга приводят к душевному расстройству. Таким образом, я принадлежу внешнему миру и одновременно не принадлежу ему. Мир обретает для меня реальность лишь внутри меня. Я сужу о нем лишь по моим ощущениям и по тому, как интерпретирует эти ощущения мой разум. Я не могу перестать быть собой и стать миром. Но без “этого странного хоровода” вокруг меня я лишился бы разом и ощущений, и мыслей. В голове моей теснятся…

Вот какие антиморальные, античеловеческие идеалы закладывали в психику русских женщин новые «подруги» и «передовые учителя». «Пусть не скоро станут эти женщины явлением обычным,… дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь…» (См. А. Коллонтай. Любовь и новая мораль. Сб. Философия любви. М., 1990, ч. 2). Все большевички обязаны были внести свою лепту в дело уничижения Женщины. Получая при этом задания напрямую: местечковые – от руководителей партячеек, при должностях…

— Какие господа набаловали? — Всякие. И барин Энтальцев, пьяница-то наш, тоже баловал, когда деньги водились. И Александров-то барин, у которого стоячие часы папашенька купил, от царя были, а тот баловал, покуда не промотался. Вот теперь поедет Кинга к себе домой и будет говорить ихним там — какие деньги везу, сто тыщ везу, набрал от дураков, плавать их учил. Вот какую славу заслужил… За что! Я его помню годов тридцать, у него тогда только дыра в кармане была. Нашему Мартыну-покойнику…

* * * А вот и другая радость: капусту рубим! После Воздвижения принимаются парить кади под капусту. Горкин говорит — «огурчики дело важное, для скусу, а без капустки не проживешь, самая заправка наша, робочая». Опять на дворе дымятся кадки, столбами пар. Новенькие щиты, для гнета, блестят на солнце смолистой елкой. Сечки отчищены до блеска. Народу — хоть отгоняй. Пришли все плотники: какая теперь работа, Покров на носу — домой! Пришли землекопы и конопатчики, штукатуры и маляры, каменщики и кровельщики,…

В надежде привлечь внимание кого-то из местных жителей Бальсо сделал вид, что потрясен великолепием увиденного, и закричал: - О, Увитая Розами Изгородь! О Влажный Сад! О Колодец! О Фонтан! О Клейкий Цветок! О Слизистая Оболочка! Тут из тени выступил человек с вышитым на кепке словом «Тур». С целью доказать, что поэт имеет право преступать любые границы, Бальсо процитировал ему свое собственное изречение: - Если хотите, чтобы две параллельные линии встретились - немедленно или в самом…

Ежели доводилось тебе когда видеть, как уж из старой кожи вылазит — вот и Ахмет наш точь-в-точь так же. Скинул простую одежду, обрядился в джупкен, ружье большущее допотопное на плечо взгромоздил, ноги белыми обмотками обмотал и — поверишь ли? — даже прихрамывать перестал. Есть люди, стоит им форменную фуражку нацепить, у них сразу же в глазах злость появляется. А Ахмет — нет! Глаза у него прежние остались, только иногда злобой зажгутся, потому некоторые по-хорошему не понимают. — Послушай, Сеню,…

Раковы сидели без прислуги. Вечером, когда супруги угощались пригоревшим и остывшим гювечом — альфой и омегой поварской премудрости всеми уважаемой молодой госпожи Раковой, — дверь без стука отворилась и из-за нее высунулась взлохмаченная голова шопа. — Приятного ужина, извините за беспокойство! — сказал он громко, снимая шапку. — Не угодно ли взять в услужение вот эту девчонку? Ежели нужна прислуга… И он вытолкнул вперед девочку с испуганными глазами. Супругам показалось,…

— Мистер Тридден, бегите в трамвайное депо! И вскоре по узким руслам мощеных улиц поплывет трамвай, рассыпая вокруг жаркие синие искры. — Джон Хаф, Чарли Вудмен, вы готовы? — шепнул Дуглас улице Детей. — Готовы? — спросил он у бейсбольных мячей, что мокли на росистых лужайках, у пустых веревочных качелей, что, скучая, свисали с деревьев. — Мам, пап, Том, проснитесь! Тихонько прозвенели будильники. Гулко пробили часы на здании суда. Точно сеть, заброшенная его рукой, с деревьев взметнулись птицы…

* * * Несмотря на наличие точек соприкосновения, многое, естественно, и различает эти романы — тем более, что они отделены друг от друга промежутком в полстолетия. Причина этих различий многообразна. Весьма несхожими были, прежде всего, характеры обоих писателей, по-разному складывался их жизненный путь. Антуан-Франсуа Прево (1697–1763) был человеком чувствительным, одаренным душой пылкой, но непостоянной, не выдерживавшей длительного напряжения борьбы. В течение довольно долгого времени он метался…

Я понял, что мне все равно придется пойти на эту жертву и, не медля долее, покорился, пообещав барону, что охотно продекламирую и прочитаю вслух все, что ему будет угодно. — Как вы любезны! — вскричал он, — Я так рад, что уже задумал кое-что против вас и хочу сделать так, чтобы вы пропустили завтрашний дилижанс и провели в гернейском замке два дня. — Разумеется, — сказал я, — предложение было бы очень заманчиво, если бы… — Никаких «если», — возразил он. —…

— Старый Кинуз и я пришли к вам из далекой страны. Ваше племя приняло нас к своим кострам и согрело, не спрашивая, откуда мы и почему странствуем. Они думали, что Старый Кинуз потерял зрение от старости. И ни Старый Кинуз, ни я этого не опровергали. Старый Кинуз был храбрый человек, но он не хвастун. Теперь, когда ты узнаешь, как он ослеп, ты поймешь, что дочь Кинуза не может быть матерью детей такого труса, как ты, Негор. Она снова не дала ему заговорить. — Знай, Негор, если сложить…

Мать Луизы обычно присутствовала на занятиях, и ее бодрый дух всегда оживлял сухой, строгий и премудрый разговор домового священника. Моя же мать была постоянно рассеяна, и из десяти взглядов, которым всем следовало бы устремиться в книги, девять блуждали по прекрасным рукам и чреслам брата Герхарда. - Вы невнимательны, Луиза, - строго заметил ей как-то раз священник; Луиза покраснела и потупила взор. - Что за поведение, Луиза? - с раздражением спросила проницательная мать, но Луиза оставалась…

Еще в декабре 1845 года Фонтане обручился со своей будущей женой Эмилией Руане-Куммер, но из-за финансовых проблем в течение пяти лет не мог позволить себе женитьбу. Впоследствии Эмилия родила ему семерых детей, трое из которых умерли вскоре после рождения. Летом 1850 года Фонтане оставил Берлин, собираясь вступить в армию Шлезвиг-Гольштейна. Однако это намерение осуществлено не было благодаря предложению поступить на государственную службу, которая могла урегулировать его материальные проблемы.…

Сеньор Варга выронил газету и опечалился. Что же подрывного в его занимательной астрономии или в лекциях о гигиене младенцев? Он не понимал, да и не пытался этого понять. Он просто верил в просвещение и любил народ, вот и все. Сколько людей ходило на эти лекции, а теперь тут пишут, что никому, мол, они не нужны и что народ с возмущением отвергает их. Сеньор Варга покачал головой и попытался читать дальше. «Если власти не примут мер против ваших безобразий, наш пробудившийся народ сам наведет порядок,…