Проза прочее

Я сунул телефон в карман шорт, ссутулился и стал прикидывать, получится ли убежать, если неожиданно сорваться с места, или лучше попробовать договориться. Но тут как раз противный, гнусавый, голос окликнул: – Слышь, пацан, одолжи телефончик. Ладони мигом вспотели, под ложечкой засосало. В голове не появилось ни одной отмазки. Я ускорился и приготовился рвануть, бегал я все-таки неплохо, но в этот момент кто-то сзади резко дернул за пакет. Ручки оборвались. От неожиданности я притормозил, и…

– А откуда ты знаешь, что в ту деревню никто ехать не хочет и про то, что там дорога есть? –Так дядька сказал. – А твой дядя там и живет? В этой деревне? – Да. Он в большой деревне живет. А бабушка жила в малюсенькой деревеньке на реке. Это хутор или заимка называется. Там всего несколько дворов было. – На Оби? – Нет, на ее притоке. Речка называется, кажется, Чулым, не помню… – Смешное название, – захихикала Катя. – И ничего смешного нет! И вообще река там, ну, у бабушки на заимке,…

В отличие от меня, мои подружки Нового года ждали, любили этот праздник. Забыли, что ли, что старше становятся – цифры ведь никто не отменял. Как-то забежала Ирина. Ее с Игорем пригласили в какую-то крутую компанию. У нее новое платье готово, а подходящих украшений нет. И она пришла порыться в моих «драгоценностях» – недорогой, но вполне симпатичной бижутерии. Ларис, одолжишь на денек? Да бери, пожалуйста – хоть на денек, хоть навсегда. Производи впечатление. Мне ведь все равно уже ничего никогда…

– Ты что несёшь, дядя? Вижу, болен ты. Уже второй год, как мир к лучшему переменился! – Вижу, грамотный ты… А чего ж тогда не в штабе, чего тут торчишь? – Грамотный-то я не шибко, а по цифрам разбираю. Шёл бы ты скорей отсель. Старшой вернётся, несдобровать тебе. А говорю с тобой, потому как жаль мне тебя! Ишь, мокрый, как хлющ. И дрожишь, будто в лихоманке. Так тут и дохтор есть. – Раз один только дохтора меня и пользовали. Это когда я чумой, по-лекарски пестиленцией, хворал, – опять кашель,…

Между тем, Рая написала матери, что после нескольких недель жизни в Австрии их перевезли в Италию. Поселились они под Римом, и сколько там пробудут – неизвестно, потому что бюрократия, с которой они сталкиваются, гораздо хуже советской. Пока им будут оформлять документы, они постараются посмотреть достопримечательности, ведь неизвестно, когда в следующий раз удастся сюда попасть. Лена ходит в школу, организованную специально для детей эмигрантов, и было бы неплохо, если бы Нина Михайловна прислала…

– Долларов? Ты в своём уме? У кого и кто даст такую сумму? А потом, как я её провезу? Это хорошо он тебя подставляет! – Я не подумала. Я не знаю что делать. Может, ты посоветуешься с Глебом? – Лёля Глеб простой советский опер. Ты намекаешь на его знакомства в криминальном мире? – Опять я сказала глупость. Прости. Я просто сейчас в таком состоянии. – Лёля я должна знать, что с тобой происходит? – Позже Никочка, позже. Ты только родителей не расстраивай. Ничего им не говори. Выкрутимся. …

В конце января сорок второго года, в самую мучительную пору, когда от голода, кажется, уже вымер весь Ленинград, в дверь квартиры Китаевых раздался стук. Сам Володя Китаев, согнувшись в три погибели над хлипкой жактовской печушкой, жарил блинчики из горчичного порошка. Никаких других продуктов в доме не было, только горчичный порошок, да и тот Володина мама достала случайно. Блинчики из него получались, естественно, никакие, но если пару дней порошок повымачивать, постоянно меняя воду, то часть горечи…

Нафикова-старшего многие жалели: при всей своей деловой оборотистости он был хорошим человеком – одним из тех странных советских идеалистов, причина появления которых в СССР навеки останется загадкой мироздания. Смерть отца, которая совпала с завершением образования, сделала Нафикова-младшего богатым человеком – очень богатым, по меркам любой страны. Поколесив по Европе, Кика осел во Франции, на Кап Ферра, где покойный евразиец еще в советские времена ухитрился каким-то образом заевразировать небольшую…

Однако известие о том, что кузен Джозеф, презрев права Джорджа, Лоуренса и ее ненаглядного Джулиана, назвал своим наследником Уолдо Хоукриджа, привело ее в негодование, едва не вызвавшее у нее судороги. На какое-то мгновение она лишилась дара речи; когда же к ней вернулась способность изъясняться членораздельно, она сумела выговорить лишь имя Уолдо, но в голосе ее прозвучала такая буря чувств и эмоций, что Джулиан, который и сообщил ей новости, был поражен в самое сердце. – Но, мама, – запротестовал…

Но все же, видимо, в его прошлом действительно скрывалась какая-то тайна, какой-то вытесненный ужас, связанный с древним миром. Даже название его банка заставляло вспомнить о корабле, на котором предприниматель из Фессалии плавал не то по шерстяному, не то по сигаретному бизнесу. Правда, была другая версия – по ней слово «арго» в названии банка употреблялось в значении «феня». Причиной было то, что Кудрявцев, услышав в Америке про мультикультурализм, активно занялся поисками так называемой identity…

Вдоль стен зловещего зала стояли застекленные стенды с античными мумиями, чередовавшимися с благопристойными и жизнеподобными творениями современного таксидермиста, а также могильные камни со старейших кладбищ Земли. Ниши заполняли черепа и заспиртованные головы в разной стадии разложения. Здесь можно было увидеть и сгнившую лысую главу какой-нибудь знаменитости, и нежные, чистенькие головки младенцев. Статуи и картины обязательно должны были нести в себе демоническое начало, некоторые из них являлись…

Но что греха таить, некоторые из наших молодцов плохо обращались со статуями и картинами. Венецианцы их очень любили, а в четверке бронзовых коней, что стояли над воротами самой большой ихней церкви, они просто души не чаяли, как в родных детях. Я всегда знал толк в лошадях и хорошенько осмотрел эту четверку, но ничего особенного не нашел. Для легкой кавалерии ноги у них слишком толстые, а для орудийной запряжки они слабоваты. Но поскольку, кроме этой четверки, во всем городе не было больше ни единой…

– Погодите, – сказал он. – Поцелуйте меня. – Я на обед ела греческий салат, – сказала она. – От меня луком пахнет. Сидоров обнял ее и силой поцеловал. Они сделали все, не раздеваясь, а потом побежали вниз, в кафе, хорошо поужинали, выпили вина, вернулись и снова повалились на диван, поверх пледа. Потом расстелили простынку. Сидоров задал ей жару, показал, на что способен опытный сорокалетний мужик, она визжала, стонала, шептала спасибо спасибо спасибо , выворачивалась так, этак и по-всякому,…

Лариса Рубальская «Я всегда любила слушать рассказы людей. А потом пересказывать их своими словами, попутно добавляя то, что, как мне казалось, сделает сюжеты более интересными. Так появились рассказы и стихи. Теперь это стало главным в моей жизни», – рассказывает Лариса Рубальская, поэт, чье имя знают повсюду в нашей стране. Мы в садовников играли… Никогда я не была симпатичной, стройной тоже никогда не была. Потому-то и в моей жизни личной невеселые творились дела. За подругами бежала…

Вот тут бы ей рассмеяться навстречу его неуклюжему шутовству да опустить пониже тональность неприятного, в общем-то, диалога. Но не смогла с собой совладать. Не смогла, черт возьми, не смогла! Понесло изнутри нотой утробного недовольства, и выстрелила сердито, в самом деле, как бультерьер: – Эта Варя совсем тебе не подходит, совсем. Как бабушка говорила – не пришей кобыле хвост. Не подходит. Совсем не подходит. Гоша весело и насмешливо поднял брови вверх, вроде того – все понятно с тобой, дорогая…

Таким образом, главный «злодей» в романе «Женщина в белом», граф Фоско, обязан своим появлением отчасти готическому роману (отсюда его таинственная «инфернальность»), отчасти носившейся в воздухе идее сверхчеловека – с уклоном в конспирологию (масоны, карбонарии) и философию выживания сильнейших (дарвинисты, Раскольников и «бесы» Достоевского не с Луны свалились), отчасти технократической позитивистской утопии, овладевшей человечеством после проведения в Лондоне в 1851 году первой грандиозной Всемирной…

Стук повторился, и я тут же перестал думать об этом, медленно поднялся, потянулся и взглянул на себя в зеркало. Вид у меня был уставший… Поспать удалось всего несколько часов, но кто-то настойчиво желал со мной встречи. – Минутку, – пробурчал я и надел халат. «Кого еще могло принести в столь ранний час?» – думал я, направляясь к двери. Я затаил дыхание и прислушался, пытаясь понять, что происходит, потом взглянул на часы, висевшие на стене. Было десять утра. «Черт побери, не спится же кому-то…

Сначала всё было легко и просто. Я училась в школе, на летние каникулы ездила к отцу в Пенсаколу, общалась с сестрой Лайлой и с Сэмом мы очень круто общались! Какое-то время я даже верила, что он может заменить мне отца! До того момента когда он впервые не позволил себе облапать меня! Тело вновь сотрясает судорога отвращения! Тогда я как рыбка, выброшенная на берег не могла произнести ни слова пока его рука бесцеремонно лезла под мои шорты! И я не могла поверить в то, что человек к которому я отношусь…

Росс посмотрел на Демельзу и сразу все понял. Она виновато улыбнулась в ответ. Он прошел к столику возле двери и налил жене стакан бренди. – Вот, выпей. Я пошлю Джуда за доктором Чоуком, – сказал он и начал торопливо одеваться. – Нет, Росс, не надо. Ночь на дворе. Доктор наверняка еще спит. В последние недели супруги не раз спорили, следует ли приглашать Томаса Чоука, когда придет время рожать. Демельза не забыла, что еще год назад она была прислугой, а Чоук, хоть и простой врач, как-никак…

Окончательный перелом в кельтской Ирландии происходит в IX веке, когда на остров вторглись викинги. Они появились на наводящих ужас кораблях и прославились как грабители монастырей. Но многие из этих завоевателей предпочли остаться в Ирландии, поселиться на плодородных землях и в процветающих портах. Они и дали окончательное имя этой стране: кельтское название острова Эриу совсем иначе звучало на языке захватчиков, так возникло скандинавское название – Ире-ленд. Викинги также переименовали Дуб-Линн…