Проза прочее

— Ну й усе?.. Чи ще мало? Га? Він розідрав сорочку і випнув жовті, кістляві, старі груди з жовто-сивим волосом на них. На губах йому стояла піна, в старих зморшках лежала сажа, полинялі очі блищали гострим, холодним світлом. — Як мало, то можна й ще!.. Ось-сьо, о... На нього дивились сусіди і йшли до нього. — Та схаменіться, діду! Що ви кажете? Бог дав і взяв. — Взяв? — впився в сусіду страшним своїм поглядом дід: — За що взяв? — Людей виніть, діду, люди винні, а не Бог... — Де…

— Авжеж! — саркастично дивились вони на їх. — Тут вас тільки й ждали. Зараз так і наймуть. На каретах повезуть, у некіпажах... Ага! Сідайте, спочиньте, пожалуста... Ті сідали, а далі помалу сідала на дно душі й надія, а через якийсь час вони, як і всі, з вагою нудливих, тупих думок блукали скрізь, як неприкаяні, і ждали. Часами знизу, з того города, який шумів і щоночі сяяв білим світлом в чорне небо, приходив хтось з міщан і забирав з собою одного або двох копати льох або місити глину. Часами…

Нитка вже дугою пішла. Ех, погано путо зроблено! Як добре зробити путо, нитка не дасть дуги. Ну, та нічого — розсотуй далі. Нитка ріже руку, але то дурниця. Змій все далі й далі в'ється в небо, стає менше та менше. — Телеграму давай! Пускається телеграма. Біленький папірчик начіплюється на нитку і підсовується трошки вгору. Вітер підхоплює — і пішла телеграма. Ось зачепилась за вузлик і пручається, виривається, от трохи не крикне вниз: «не пускають!». Але тут треба шарпнуть нитку. Вітер знов…

Это я к чему? Похоже, я мастер создания опасных ситуаций – от самых простых до радикальных. Сегодня началось невинно. Я проснулась слишком поздно, и обнаружила старый утюг включенным. Не смогла вспомнить, когда втыкала «вилку» в гнездо удлинителя. До того, как накануне днем выходила из дома, или после? Почему, ложась спать, я не слышала характерных потрескиваний работающего «электронагревательного прибора»? Помешал привычный гуд включенного компьютера? Гуд в голове? Я укрылась двумя одеялами и…

Услышав эти слова, сотник быстро юркнул в толпу и исчез, а седовласый ярыга продолжал свой рассказ: – Атаман Степан Тимофеевич – защитник наш, чародей и кудесник. Он, когда надо, птицей обернется и рыбой, и зверем каким, чтобы обмануть, обхитрить и победить врагов своих. И нет никакой силы, чтобы поймать заступника и спасителя нашего. – Да он с дьяволом, наверно, знается, коли оборачиваться может! – крикнул толстый купчина. – Сам ты дьявол! Кровосос! Вон пузо какое разъел за счет нас, трудовых…

Деревянно-каменное строение, множество окон, света, балконов. По желанию хозяйки ставни уже были настежь отворены, и помощница по дому активно драила подоконники и крепкие слитые рамы. Она вспенилась, по непомерно круглому лицу в рытвинах стабильно скатывались капли влаги, задевая и приводя в беспорядок брови и наметившиеся усы. Хранительница же очага, стройная и очень прямая в своих туфельках на невысоком каблуке, безмятежно и как-то устойчиво-утверждающе царила у входа в свои владения, не двигаясь…

Вспомнив военрука, Сева не мог не вспомнить и Витьку Крепова: они всплывали в его памяти всегда только вместе – два виновника одного события. Рот у Севы непроизвольно растянулся в улыбке. Времени было достаточно, он закрыл глаза и укрылся одеялом. *** Витька Крепов появился у них в одиннадцатом после зимних каникул. Они так стремительно с ним сошлись, будто им в жизни только друг друга и не хватало. Витька оказался редким раздолбаем, даже по меркам Севиного класса, поскорее выпустить который…

Всё стало рушиться с первых же дней их совместного существования. Новая жена ревновала его ко всем, кого она видела рядом: к дочери, к домработнице, к коллегам по работе, к бывшим любовницам, о которых она слышала краем уха на заводе, и даже к жене его родного брата. Что бы он ни старался сделать, а делал он много: покупал цветы, шубы, дорогие украшения, его молодая жена была всегда и всем недовольна. Начались ежедневные скандалы, унизительные оскорбления, истерики и, затем, упрёки и угрозы. Отец…

Алёна Петровна уже из собственного опыта знала, что дети склонны паниковать даже тогда, когда для этого нет оснований: ребенок мог заявить, что у него пропали сапоги, а когда ему показывали его мешок с обувью, он мог смотреть на него и утверждать, что это чужой мешок. Именно такая история и произошла недавно. Прозвенел звонок с последнего урока, и гардероб стал похож на муравейник. Наконец, вся эта суета, баловство и гам прекратились, и в школе снова воцарилась тишина. Гардеробщица Анна Яковлевна…

Путь, которым можно идти при изучении этого материала, думается нам, двоякий: один путь – путь испытанный, надежный, давший нам уже блестящие результаты, это – путь от болезни к здоровью, от большой сугубой психиатрии к малой, пограничной, путь, которым до сих пор шла наша дисциплина (и не только она одна), и от которого нет никаких оснований отказываться. Другой путь, если угодно, – обратный: от здоровья к болезни или, вернее говоря, путь, имеющий своим исходным пунктом не население психиатрической…

– Вера, пожалуйста, скажи им, пусть садятся к столу. Я захихикала и крикнула им: – Все, хватит, приступаем к ужину! Поиграете после. Янис обернулся ко мне и широко улыбнулся, а я беззвучно, одними губами, выговорила: “Сейчас у Люка случится истерика, поторопись!” – Давайте, чудовища, – распорядился мой муж. – Быстрее за стол, а то дядюшка нервничает. Он неисправим. – Ты меня достал, Янис, – возмутился брат. – Я выгляжу полным дебилом, когда ты называешь меня дядюшкой. Довольный…

Она вышла через парадную дверь и захлопнула ее со всей силы, сердясь на разоспавшуюся Белочку. Газон вдоль дорожки выглядел довольно запущенным – надо заняться им после прополки. Размахивая пакетом с ланчем, Кейт прошла мимо домов Минцев и Гордонов – величавых кирпичных особняков в колониальном стиле, как и у семейства Баттиста, только более ухоженных, – и свернула за угол. Миссис Гордон стояла на коленях посреди кустов азалии, мульчируя почву. – Ба! Кейт, приветик! – пропела она. – Здрасьте.…

Жена была молчаливым человеком. С просьбами обращалась ко мне редко и, как бы поздно я ни возвращался с работы, не интересовалась почему. Иногда у нас совпадал выходной, но даже в такие дни она не просила меня куда-нибудь ее сводить. Каждый вечер, пока я с пультом в руке валялся у телевизора, жена торчала в своей комнате. Должно быть, занималась там своими комиксами или читала – если и было у нее какое-то увлечение, так всего лишь чтение, да и то почти все ее книги выглядели настолько скучными, что…

– Представляешь, они их заранее делают, – сказал я, поборов приступ гнева. Завел машину, дотронулся до зеркала заднего вида, именно дотронулся, потому что настроено оно всегда идеально, на вдохе посмотрел в правое боковое зеркало, на выдохе в левое. Это один из моих бесконечных обязательных ритуалов. Если не выполню этот – разобьюсь. Инна знает, она видела. – Зачем заранее? – спросила она. – Оказывается, так выгоднее. Заказывают сразу большую партию на популярные фамилии. Кузнецовых много.…

Конечно, время от времени, — в паузах общего разговора или когда официант подливал напитки и подавал еду, — мы успевали перекинуться фразой-другой. Он сообщил, что дела у него не ахти, нелады с женщиной, с которой он познакомился несколько лет назад, а теперь, боится, этой любви приходит конец. Обстановка никак не позволяла вникать в подробности, но, даже будь мы наедине и никто бы нам не мешал, мы все равно не стали бы в них вдаваться. Если и возникало иной раз между нами чувство близости, оно ограничивалось…

Так кому же теперь нужны сказки о средних веках, если еще сто лет назад умнейшие люди говорили о том, что могло произойти сегодня? Невозможно не любить классическую футуристическую литературу, живя в том самом, загадочном для предков, и абсолютно ясным для нас будущем. Буквально глотая книгу за книгой, впитывая в себя чужие мечты, наполняешься надеждой, что завтра выйдя из дома, ты попадешь в совершенно другой мир. Только вот жизнь гораздо прозаичнее. Узнать финал повести хотелось смертно,…

Александр Лукич был ветераном оркестра, а по званию вторым после дирижёра: «старший мичман». И Лукич знал, что говорил. На вещевой склад надо было идти, с давно обещанной, тамошнему начальнику, бутылкой «шила». И вчера, у Игоря Глебовича спирт был. Но благодаря, в том числе посильной помощи и самого Лукича, его не стало. И, соответственно, смысла идти теперь на склад, ветеран не усматривал. Дирижёр мастерски владел многими инструментами, но с не меньшей страстью, чем музыке, он отдавался любому…

Тени каштанов чрезвычайно его занимали – дырчатые как дуршлаги. Он повертел ими так и эдак, вдруг вылепил вычурный анапест: дуршлаговые тени каштанов, – отбросил и снова поморщился. Дуршлаг не давался, как ни крути. Кудинов принялся поглаживать через ткань брюк лежащий в кармане мобильник: отключить? Вдруг всё-таки позвонят: «Ты где? Здесь срочно нужно». Он долго держался. Считай, со школы, где Валентина Ивановна однажды объяснила ему, что в нём заметны творческая жилка и литературные наклонности.…

– Остановитесь, милое создание, и объясните мне все толком, что все это значит. Вы меня совершенно заинтриговали. – Пойдемте скорее в монастырь, там в церкви моя мама. Моя мама – Вересова Ксения Аркадьевна Мы приехали с ней в Москву, здесь на Новодевичьем кладбище похоронен ее папа, мой дедушка, и еще дядя Михаил. Мы приехали, чтобы посетить их могилки. Сергей Николаевич был так ошарашен всеми этими невероятными новостями, что совершенно потерял дар речи на какое-то мгновенье. А новости как из…

— А ты мне не возражай, ибо глаз мой — есть алмаз. А деревня эта отныне будет деревней горбунов. И стали в этой деревне все Горбуновы. И соседи, и родня, и стар и млад, и ближний, и дальний. И уже все свыклись с тем, что фамилии у всех одинаковые, отличали люди друг друга иначе: Иван Болотный, Михаил Утятник, Фёдор Оглобля, а женщин называли по мужчинам. Пообвыклись. Но тут через деревню едет Екатерина, тоже Великая. Лошади пыль поднимают или грязь месят, не записано. А её возьми да и укуси комар.…