Проза

— Здравствуйте! — приветствовал ее Чередниченко, ставя на стол бутылку «Кокура». Он за дорогу накрутил себе хвоста — заявился смелый и решительный. — Чередниченко Николай Петрович. Плановик. А вас зовут Ева. Правильно? Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу и — реже — сестер Геликановых, силовых акробаток. — Я не помешал? — Вообще-то, я спать готовлюсь… Устала сегодня. А что? Я немножко не…

Прочитал, бросил ручку и опять стал ходить по кабинетику. Закурил. Его поразило, что он написал стихи. Он никогда не писал стихов. Он даже не подозревал, что может их писать. Вот это да1 Он подошел к столу, перечитал стихи… Хм. Может, они, конечно, того… нагловатые. Но дело в том, что это и не стихи, это своеобразная программа, что ли, сформулировалась такими вот словами. Он еще прошелся по кабинетику… Вдруг засмеялся вслух. Стихи хирурга: «Удар — конец. Удар — и все сначала». Что сначала: новый…

Василий Шукшин «Раскас» От Ивана Петина ушла жена. Да как ушла!.. Прямо как в старых добрых романах – сбежала с офицером. Иван приехал из дальнего рейса, загнал машину в ограду, отомкнул избу… И нашел на столе записку: «Иван, извини, но больше с таким пеньком я жить не могу. Не ищи меня. Людмила». Огромный Иван, не оглянувшись, грузно сел на табуретку – как от удара в лоб. Он почему-то сразу понял, что никакая это не шутка, это – правда. Даже с его способностью все в жизни переносить терпеливо…

Василий Шукшин Крыша над головой Вечером, в субботу, в клубе села Нового собрались обсуждать только что полученную пьесу. Собралось человек двенадцать – участники художественной самодеятельности. Речь держит Ваня Татусь, невысокий крепыш, честолюбивый, обидчивый и вредный. Он в этом году окончил областную культпросветшколу и неумеренно форсит. Он – руководитель художественной самодеятельности. – Я собрал вас, чтобы сообщить важную новость… – К нам едет ревизор? – это Володька Маров. Володька…

Василий Шукшин Операция Ефима Пьяных Ефим Пьяных понял это ночью. Толкнул жену. – Чего? – недовольно откликнулась та. – Это… осколок, однако, начал выходить. Вот он – колется, змей. С вечера чуял… – Где? – Ну, где?.. Куда ранило-то, не знаешь, что ли? – Там? – изумилась Соня. – Но. – Чо же ты, двадцать лет сидел на ем и не чуял? Как так? – Так и не чуял! Как… Да большой! – Ефим горько прицокнул языком. – Замучает, паразит. Соня засмеялась. – Как теперь сидеть-то будешь? Боком, что…

Василий Шукшин Сельские жители "А что, мама? Тряхни стариной – приезжай. Москву поглядишь и вообще. Денег на дорогу вышлю. Только добирайся лучше самолетом – это дешевле станет. И пошли сразу телеграмму, чтобы я знал, когда встречать. Главное, не трусь". Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась. – Зовет Павел-то к себе, – сказала она Шурке и поглядела на него поверх очков. (Шурка – внук бабки Маланьи, сын ее дочери. У дочери не клеилась личная жизнь (третий…

– Ну? – Не скажу. – Нет, скажите. А то так… – А что «так»? – Так опасно. – Да ничего не опасно! – Нет, докажите просто так, без американки. – Только на американку. Хмыря уже ненавидели в автобусе. Один какой-то старенький интеллигентный ревматик сказал себе и соседу рядом, огромному мужчине с юбилейной медалью: – Прямо максималист какой-то: все или ничего. – А? – Да вон… максималист сидит. – Он не максималист, какой максималист. Он прохвост, – огромный мужчина не оглянулся на заднее сиденье. –…

— Корову. Вот с таким вымем. — Егор показал руками. — Корову надо не по вымю выбирать. Если она еще молодая, какое же у нее «вот такое» вымя? А ты выберешь старую, у нее действительно вот такое вымя… Толку-то что? Корова должна быть… стройная. — Так это что же тогда — по ногам? — сугодничал Егор вопросом. — Что? — Выбирать-то. По ногам, что ли? — Да почему по ногам? По породе. Существуют породы — такая-то порода… Например, холмогорская… — Больше начальник не знал. — Обожаю коров, — еще…

- Я говорю: бездонно время. - Ну, это как Василь Васильевич скажет. Либерман удивился мельканию звезд, и он оглянулся, чтоб рассказать об увиденном Лоре, а на ее месте - оранжевое пятно. И что поразительно: пятно расплывалось. Или наоборот - сжималось, принимая формы мыши. И даже нахально грозило Саше лапкой. Македонка почти совсем освободилась ото льда. Смерть изгладила на лице умершего дяди Феди складки. А в прошлом, так стремительно наступившем, они напоминали овраги, спускающиеся…

Много раз я видела, как стоят двое с коромыслами на плечах, хохочут, а потом та, что не бабушка, резко плеснув ведрами, срывается с места, как клюнутая в зад, и исчезает. А бабушка величаво доносит ведра до дому, до хаты. Это значило: неминуемое дошло до той, что сорвалась с коромыслом с места. Победу в войне она отмечала в разломе липы тоненькой песней «Виють витры, виють буйни». Мое музыкальное образование на этом начиналось и кончалось, хотя в дом еще до войны внесли пианино, и оно затаранило…

Та Эльвира из памяти так и не всплыла. Библиотекарша сделала почему-то круглые испуганные глаза и посмотрела куда-то в сторону. Вера Ивановна что-то почувствовала, повернулась, и из-за стеллажей вышла эта неказистая, с гребешком на темечке, каким-то оскорбительным – это точно – для Веры Ивановны жестом сняла мотоциклетные очки и сказала: – Это я Эльвира Зайцева. А ты Вера. Я все время смотрю на тебя и думаю: ты или не ты?.. А сейчас поняла: ты… Вот тут Вера Ивановна и закричала «рятуйте». И…

— Сто раз говорил — Вега, — кричит пронзительно Панин. — Сто раз! — Что ты мне лопочешь — роли не имеет. Ты мне обещал показать книжку. — Где я ее вам возьму? — Сходи в библиотеку, — спокойно отвечает Сорока. — Ты в ней записан. — Запишитесь и вы, — возмущается Панин. — Все брошу и побегу… — Ну вот и я вам так же отвечу. Шпрехт переминается с ноги на ногу. На нем драные спортивные штаны, сквозь которые видны волосатые синие ноги, всунутые в розовые с помпонами женские тапочки. Нежность…

Суворов 5 мая 1799 г. захватил в Италии очередную крепость, французскому же гарнизону дал «свободный выход», с тем чтобы 6 месяцев с русскими не воевать. Одним из благороднейших дел своего века Денис Иванович Фонвизин находит поступок Никиты Ивановича Панина, который из девяти тысяч душ, ему пожалованных, подарил четыре тысячи троим своим секретарям. Известие об эпидемии, пожирающей наполеоновскую армию на Востоке, заканчивалось надеждой: «…и скоро их всех ч… поберет». Черт – слово совершенно нецензурное.…

Эта книга посвящается простым людям – рядовым, сержантам, прапорщикам и офицерам советской армии. Которые, ясно осознавая, что идут на смерть, выполнили свой гражданский и воинский долг. Всем тем, кто своей службой и своей жизнью доказал свою преданность и любовь России. Доказал своей смертью…. Воинской отваге, чести и доблести посвящается…. Глава 1. Май 1984 года. Советский Союз. Райцентр Березовское. – Ну, сын, – крепко хлопнул по плечу Димку батя, – только не опозорь нашу фамилию! Дмитрий…

– Неужели так больно? – Еще бы не больно – иголку втыкают прямо в глаз. – Кто, Таня? – Нет, Юля. – А-а, Юля… Да, она твердо работает. Вацлав Иванович указательными пальцами развел на две стороны свои жидкие седые усики. – Теперь легче вже? – Вроде немного легче. Но все равно ужасно больно. Дело в том, что я дергаюсь от укола, ничего не могу с собой поделать. Как люди выносят операцию без наркоза? – Они дают новокаин. – Я имею в виду – без общего наркоза. Даже глаза нельзя зажмурить. …

Слева, несколько позади, шел друг и ровесник Александра, его неизменный спутник в походах, Гефестион, так же любимый, как был любим Патрокл, друг героя Троянской войны Ахиллеса. Такой же молодой, красивый, нарядный и цветущий, Гефестион нес в руке короткое красное копье царя с длинным, отточенным до блеска лезвием. Всегда настороженный, он следил за выражением лица своего могущественного друга и умел успокаивать внезапные вспышки бешеного гнева, начинающегося с подергивания правого плеча. В то утро…

«Опять тебе нет ни вестей, ни привета с родины? Но не ты ли сам предсказывал в своей элегии: В счастье покуда живешь, ты много друзей сосчитаешь, А как туманные явятся дни – будешь один». Ветер с моря шелестит тростником крыши, и опять слышатся чьи-то речи: «Твои друзья веселятся с другими, и даже прославленная твоими песнями Корина от тебя отвернулась. Забудь и ты о неблагодарном великом городе и находи утешение среди ненавидящих хищный Рим варваров…» Порыв ветра будит меня. Я открываю…

Я совсем не уверен в том, что поверья и россказни, которыми полна книга, соответствуют реальным верованиям, когда-то бытовавшим в Македонии. Куда важнее другое: автор в духе всей новейшей европейской прозы рядом с описываемым миром строит другой, воображаемый, который для иных его героев становится едва ли не гораздо более реальным. Это двоякое существование персонажей одновременно в небольшом селе, крепости и монастыре неподалеку от него и в фантастических образах можно считать большой стилистической…

Это было время, когда события на материке, в Китае, становились печальной реальностью повседневной жизни, а у нас, вчерашних школьников, с физиономий стали исчезать юношеские прыщи. Наступили мои первые каникулы после поступления на подготовительное отделение университета. Отклонив предложение одноклассника Синго Курата поехать с ним на его родину, на Хоккайдо, я остался дома и аккуратно ходил на курсы французского языка на Канда, что было, в общем-то, пустой тратой времени. Войдя в тот день в…

– Вы только посмотрите на эту неуклюжую лапу! И чавкает – вылитая обезьяна. Помню, я поразился, потому что отец и в самом деле походил на орангутана – тяжелый, блестящий от испарины лоб нависал над жующими челюстями. – Папочка, ты сердишься? Отец продолжает безмолвно грызть хурму. В моем детском сердце закипала и жалость к отцу, и стыд за то, что я смеялся над ним. Такие сцены я наблюдал, конечно, не часто. Когда я был маленьким, отец возвращался домой за полночь. А потом, учась в старших классах,…