Проза

Нас поселили в гостинице "Глория", старомодном четырнадцатиэтажном сооружении с весьма диковинной системой лифтов, требующих постоянной пересадки из одного в другой. За неделю, проведенную в этой гостинице, я привык к ней как к некоей утробе -- или внутренностям осьминога. В определенном смысле гостиница эта оказалась куда более занятной, чем мир вовне. Рио -- вернее, та часть его, к-рую мне довелось увидеть, -- весьма однообразный город, как в смысле застройки, так и планировки; и в смысле…

III Каждый из них -- я имею в виду наших живых отцов -- хранил, разумеется, какую-нибудь мелочь в память о войне. Например, бинокль ("цейс"!), пилотку немецкого подводника с соответствующими знаками различия или же инкрустированный перламутром аккордеон, серебряный портсигар, патефон или фотоаппарат. Когда мне было двенадцать лет, отец, к моему восторгу, неожиданно извлек на свет божий коротковолновый приемник. Приемник назывался "филипс" и мог принимать радиостанции всего мира…

Жоржетта, не оправдавшая надежд его семейства и ничего не нажившая в скоротечном браке, вернулась не солоно хлебавши в родные края в Пикардию, в деревню ля-Круа-о-Байи, что в двух километрах от Ламанша: ближе к морю там не селятся, потому что иногда оно выходит из берегов, и тогда нужны не дома, а корабли и лодки. Первые впечатления Рене были связаны, однако, не с этими местами, а с войной и с Парижем: видно, Жоржетта наезжала туда с ребенком. Немцы были рядом, и по столице стреляла знаменитая Берта…

Он нагнал нас на десятые сутки, когда мы разбивали на ночь лагерь в какой-то безлюдной долине. От Алессандро я узнал, что двигался он медленнее, чем предполагалось; я ведь рассчитывал, что один, на отличном скакуне, он сможет одолеть вдвое большее расстояние, чем прошли за то же время все мы. А он проделал этот путь лишь в полтора раза быстрее: если мы продвигались на сорок миль, он покрывал шестьдесят, не больше. То же было и с остальными. Бартоломео, отправившийся в город на третий вечер нашего…

… — А Вы где работаете? — Да, здесь недалеко. Рядом. — Ясно. Мы синхронно отхлебнули пива. Он с натяжкой улыбнулся. Было видно, что разговор дается ему с трудом: — А я вот к любимой женщине еду. Поссорились недавно. А теперь еду. Мириться. Арбуз вот в подарок везу. Глядя на арбуз, я понимающе улыбнулся. Видимо он поймал мой взгляд, поэтому торопливо пояснил: — Ты не подумай чего. Это я купил. Hедалеко от метро. Я пожал плечами. Мне было все равно. — А ты куда едешь? — видимо из вежливости, без…

Они вышли на Каланчевке и спустились к Плешке. На широком тротуаре лежал скрюченный бродяга по прозвищу Громобой. В подпитии он любил потешить компанию историей своей инвалидности: совесть не позволяла ему изображать калеку, и чтобы не обманывать людей, этот правдолюб оттяпал себе ступню мясницким топором. И вот сейчас он неподвижно лежал на стылом асфальте, выставив из-под кавалерийской шинели честно отрубленную ногу, через которую переступали самые нетерпеливые из прохожих. Овсенька присел на…

— Ты веришь в Бога, Андрей? — спросил Гена Конь, осторожно пристраивая свой стодвадцатикилограммовый круп рядом с кочегаром. — Или так, к слову пришлось? — Не верю. Просто я люблю Его. Хотя и не знаю ни одной молитвы. Наверное, потому и люблю, что не знаю о Нем ничего. — Он с хрипом вздохнул. — Да и не осталось у меня никого, кроме Бога и Макса. — А Вера Давыдовна? — спросил я. — Святая? Говорят, она больше десяти лет ухаживает за ним и за все эти годы никому никогда не жаловалась на жизнь. Она…

Ната хоть и переживала случившееся и думала часто о Степе, но, конечно, никак не ожидала, что после выписки он и впрямь к ней заявится - на руках, благо жила она неподалеку от больницы. Открыв задницей дверь, он кувыркнулся на пол и вспрыгнул на диван. - Где холодец? - строго спросил он. - Наливай! - Сейчас, сейчас, - засуетилась Ната. - Ты вот пока выпей да закуси брусничкой, а я горячего приготовлю... Научившийся в больнице от скуки задавать медицинские вопросы, Степа опростал стакан, но,…

- Это было в ледниковый период, Мэнни. А сейчас не то. Нам нужно больше зрителей. Я могу сейчас пойти туда, бросить пару кило сухого риса и никого не задеть. - Может быть люди не любят рис сырой, Джо. Может, они любят рис вареный... Джо покачал головой: - Мэнни, ты похож на злого старика. Люди знают, что мир дерьмо. Они хотят забыть об этом. Мэнни сделал глоток. - Ты прав, Джо. Я не знаю, что со мной. Опять появились очереди за супом. Как в тридцатые. Я выхожу и смотрю на этих жующих…

Добравшись до дому, Эдна выпила три чашки кофе прежде, чем набрать номер. Телефон прозвонил четыре раза. - Алло? - ответил он. - Мистер Лайтхилл? - Да? - Я видела ваше объявление. То, что в машине. - Ах, да. - Меня зовут Эдна. - Как поживаете, Эдна? - О, со мной все в порядке. Такая жара стоит. Такая погода - это уже слишком. - Да, от нее труднее живется. - Что ж, мистер Лайтхилл... - Зовите меня просто Джо. - Ну, Джо, ха-ха-ха, я себя такой дурой чувствую.…

Больные обернулись. - Глория, поверь мне, никто так не любит тебя, как я. - Ты хочешь принести мне шоколад? Ну так намажь им свою задницу! Гарри достал из бумажника карточку. Карточка отеля. - Вот, возьми, пока не забыл. Тут разрешают звонить? Позвони мне, если тебе чего-нибудь захочется. Глория промолчала. Она взяла карту и свернула ее в несколько раз. Потом наклонилась, сняла туфлю, положила в нее карту и надела обратно. Гарри увидел, что к ним приближается доктор Дженсен. Доктор…

ОН ПЕРЕСПАЛ С БЛАНШ, ПОКА ОНА БЫЛА ПЬЯНА И БЕСПОМОЩНА. Он посмотрел еще раз. Парень сидел через три места от него. Тяжело дыша. Потом он оказался рядом. - А, черт? - сказал парень. - Ах, черт возьми, о-о-о, о-о-о, о-о-о? ах, ах! и-и-ийа! ox! НАУТРО БЛАНШ ПРОСНУЛАСЬ И ПОНЯЛА, ЧТО НАД НЕЙ НАДРУГАЛИСЬ. От парня пахло так, как будто он никогда не подтирал жопу. Парень наклонялся все ближе, из уголков рта у него сочилась слюна. Фрэнк нажал кнопку пружинного ножа: - Осторожно! - сказал…

никакой разницы. я просто панцирь отрастил. теперь у меня есть панцирь, понял?" я смотрел на него - и точно, он походил на человека с панцирем, выражение лица у него было как маска, а глаза ничтожны, пусты и безмятежны; я смотрел на истасканную погодой и битую ракушку. прошло несколько недель. ничего не изменилось: Карл кланялся, прогибался и улыбался непоколебимо, изумительный в своей роли. то, что мы смертны, никогда, наверное, не приходило ему в голову или то…

- Я имею в виду ДЖОНА БУКОВСКИ! - А-а, он умер. - Черт подери, НЕУДИВИТЕЛЬНО, что мы никак не можем его найти! Меня отвели вниз, в желто-оранжевую камеру, был субботний день, в окно камеры было видно, как прогуливаются люди. Счастливчики! На другой стороне улицы был магазин грампластинок, до меня доносилась усиленная микрофоном музыка, казалось, на свободе царит всеобщее веселье. Я стоял, пытаясь сообразить, что я такого натворил, мне хотелось заплакать, но ничего не вышло. Была лишь страшная…

Потом я оказался в лифте, потом раскрылись двери и меня вкатили в какойто темный подвал. Поместили на кровать и оставили одного. Затем появился санитар и протянул мне маленькую белую таблетку. - Примите, - сказал он. Я проглотил таблетку, он дал мне стакан воды и исчез. Так хорошо ко мне давно не относились. Я лег и стал разглядывать обстановку. Восемь или десять кроватей, на каждой по американцу. На тумбочке - посудина с водой и стакан. Простыни выглядели чистыми. В палате было очень темно,…

И вновь неукротимое стремление к миру "любой ценой" заставило терроризированное население покориться советскому режиму как меньшему из зол. Все что угодно, только не эта чудовищная резня, голод, тиф... Что угодно, только бы порядок... К несчастью для обывателя, порядок, установленный коммунистами, означал не что иное, как перманентную гражданскую войну, будь то внутри страны или за рубежом. А точнее говоря, глобальную "борьбу за мир", поскольку, согласно Ленину, "в конечном…

— Читал, — повторил молодой человек звучно. — И как же вы нашли, Полиевкт Эдуардович? — спросил режиссер, не спуская глаз с молодого человека. — Хорошо, — отрывисто сказал Полиевкт Эдуардович, — хорошо. Третий акт надо переделать. Вторую картину из третьего акта надо выбросить, а первую перенести в четвертый акт. Тогда уж будет совсем хорошо. — Пойдите-ка домой да и перенесите, — шепнул мне режиссер и беспокойно подмигнул. — Ну-с, продолжаю, — заговорил Полиевкт Эдуардович. — И вот они врываются…

- Я только хочу поцеловать его глаза. Ведь все равно его убьют. Ведь жалко? Он - мой мальчик. Кого же мне еще просить? Ты старший. Приведи его. Я не выдержал и сказал, пряча глаза: - Хорошо. Но она схватила меня за рукав и повернула так, чтобы глянуть в лицо: - Нет, ты поклянись, что привезешь его живым. Как можно дать такую клятву? А я, безумный человек, поклялся: - Клянусь. * * * Мать малодушна. С этой мыслью я уехал. Но видел в Бердянске покосившийся фонарь. Господин генерал,…

Но довольно! Читателю, конечно, неинтересно, как я нырял в Москве, и рассказываю я все это с единственной целью, чтобы он поверил мне, что Москву 20-х годов я знаю досконально. Я обшарил ее вдоль и поперек. И намерен описать ее. Но, описывая ее, я желаю, чтобы мне верили. Если я говорю, что это так, значит оно действительно так. На будущее время, когда в Москву начнут приезжать знатные иностранцы, у меня есть в запасе должность гида. II ..........Эй, квартиру! (2-й акт "Севильского цирульника").…

- Игорек, будете еще лазить по крышам? - спросила она. - Нет, тетушка Юля, чтоб мне провалиться, - нагло соврал я. - Вот я пожалуюсь Клаве, - со значением закивала головой тетя Юля. Клава - это моя мама. Из-за ее спины Отставкич наставил на меня объектив кинокамеры и, корча рожи, нажал на пусковую кнопку. Моторчик приятно зажужжал. Меня раздирал смех, но я крепился, как мог, однако, когда он, установив на возвышении работающую кинокамеру, полез под кровать за аккордеоном, спешно нацепил на…