Проза

– Не думайте об этом, профессор. Маятник на старинных часах снова остановился, и Гость почувствовал беспокойство, как пассажир, высаженный среди дороги. Он подтолкнул маятник, и время двинулось дальше и понесло его, мерно покачивая: тик-так… – С вашими часами, профессор, вы рискуете вовсе остаться в прошлом, – пошутил Гость. Они лежали на нарах в битком набитом бараке, люди, выброшенные из цивилизации куда-то в первобытные времена. Еще не было изобретено ни матрацев, ни одеял, ни даже дров, которыми…

Перед каменным забором Калиткин подтянулся. Часовой вышагнул из будки, преградил путь. Калиткин извлек из внутреннего кармана бумажник с очень большим числом отделений и, внушительно оттопырив нижнюю губу, протянул часовому пропуск. Часовой козырнул, как показалось Калиткину, с насмешкой над его штатским видом. Калиткин даже набрал в грудь воздуха, чтобы съязвить, но тут он заметил в будке раскрытую потрепанную книгу, лежавшую рядом с телефоном. И потому Калиткин лишь мысленно произнес свое любимое:…

С утра все классы наблюдают себя и друг друга почти голыми на пляжах. И если и витает над пляжем этакий легкий ветерок зависти, то касается он не обнаженных тел, а предметов, покрывающих эти тела. И это вполне понятно, вполне извинительно. Так было, есть и будет всегда. Во все времена это двигало прогресс. Но вечером, в цирке, все классы становятся равны перед истинно прекрасными телами представителей четвертого класса – артистов цирка. И даже самые глупые понимают, что это не просто скульптурная…

Последнею зимою в наш город приехала бродячая цирковая труппа, состоявшая всего, кажется, из шести человек. В середине зимы к ней присоединилась, в качестве гастролерши, мисс Мей – девица американского или английского происхождения, практиковавшая на арене цирка опыты гипнотического внушения, отгадывания мыслей и чудеса необычайного и внезапного увеличения в весе тела. Надо отдать ей справедливость, она была прехорошенькая – сильная, краснощекая и смешливая брюнетка с живыми глазами, темным пушком…

В Эрлау к нам присоединился со своими пятью дрессированными слонами один очень загадочный господин. На афишах он назывался Энрико, но это имя было, очевидно, вымышленное. Настоящего же его имени и происхождения никто не знал. Судя по наружности, в его жилах текла немалая примесь арабской или негритянской крови. Это был очень высокий и необыкновенно сильный мужчина, молчаливый, всегда сумрачный, жестокий с людьми и животными, не терявший ни при каких опасностях своей суровой медлительности и самоуверенности……

«Умру», – решила она и, выпив залпом рюмку коньяка, сползла на пол, не имея ни сил, ни желания встать. Лежа на полу, и уже не воспринимая испуганно-брезгливые взгляды посетителей, она безучастно наблюдала, как к ней бегут бдительные охранники, проявившие теперь совсем ненужное ей внимание. – Умру, – сказала она врачу «скорой помощи». Его светлые брови удивленно приподнялись. – Это сделать никогда не поздно, так что не спеши, – ответил он, осторожно нащупывая ее пульс. Его теплая рука…

Счастье пришло, как и всегда оно приходит, в то время, когда я всего менее ожидал. Однажды в воскресенье я был оставлен без отпуска за единицу, полученную мною по предмету военной фортификации (наука, одно название которой и теперь еще заставляет меня вздрагивать). В девять часов вечера стали один за другим являться отпускные юнкера. Кто-то сказал мне – я в то время был в курилке: «Калинин пришел из отпуска и ищет вас». Меня это сообщение немного удивило: с Калининым, хлыщеватым и глупым малым, мы…

– Вот и яблони осыпаются… А весна ведь только в самом начале. Отчего этот быстрый и пышный расцвет южной весны всегда возбуждает во мне такое болезненное ощущение тоски и неудовлетворенности? Кажется, не далее, как вчера, я с волнением глядел, как наливаются первые почки, а сегодня уже облетают цветы, и знаешь, что завтра придет холодная осень. Не правда ли, как это похоже на нашу жизнь? Смолоду живешь одними надеждами, все думаешь, вот-вот настанет что-то великое, захватывающее, а потом вдруг точно…

Затем нищий приказывал собаке сесть на стул и изысканно учтивым тоном спрашивал ее: – Может быть, вы, господин Пиратка, папиросочку покурить желаете? Пиратка молчал и, моргая глазами, отводил морду в сторону. Он знал, что приближается самый ненавистный для него номер программы. – Так желаете папиросочку? Попросите, может, вам господа пожертвуют? Просите же, просите, не бойтесь. Да проси же, собачий сын! Ну-у? Пиратка отрывисто и принужденно лаял, что должно было выражать его просьбу. «Господа»…

.—.. .—.. .—.. .—.. Но барышня никак не может отгадать этого трудного слова. Она пробует «лампу, лошадь, лук, лагери, лимон, лихорадку». – Лихорадка – похоже, но не то, – издевается передаточная станция. «Лира, лава, лак, луна, лебедь», – мучается недогадливая барышня. Тогда Врублевский, которому надоело ждать, считает нужным вмешаться. – Барышня, подайте ему – «люблю» – и освободите линию: срочная. – Подождут, – легкомысленно возражают с передаточной. Но Врублевский делает развязному…

«Что же, голубь, спробуй! – пожал тогда (третьего дня) плечами Виталий Федосеевич. – Спробуй, соколок! Кто ж тебе в том препятствует? Кто мешат?!» Про отправленную телеграмму ни тот, ни другой не вспомнили, а дедушка был уже вызван. Или, точнее, не знали и не ведали про телеграмму Мудъюгин с Кирой Анатольевной, а не могший не знать Виталий Федосеевич просто-запросто не вникал в чужую боль. Расстроившись увиденным в окне, Мудъюгин отправился покурить в тамбурок у дверей и в раздевалке, на ближайшей…

Под утро Саня чуть-чуть прикорнул и был разбужен зычным голосом комбата: – Командиры машин, ко мне! – Подымайся! Живо! – закричал Саня на свой экипаж, который вповалку спал на дне ямы. Командир четвертой батареи капитан Сергачев в белом полушубке, туго стянутом ремнями, нетерпеливо постегивал прутиком по голенищу хромового сапога. – Гвардии младший лейтенант Малешкин по вашему приказанию явился! – прокричал Саня, приложив к ушанке черную, как у трубочиста, руку. Сергачев не то с удивлением,…

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Жил он как все цари, то есть царствовал в свое удовольствие: сам министров назначал, сам и в отставку отправлял, сам законы писал, сам и спрашивал за их исполнение, суд и расправу чинил, и не было у него отродясь ни парламента, ни какой-нибудь на худой конец Думы. Самодержавие, одним словом. И взяла его однажды такая тоска от царской этой жизни, что хоть на стенку лезь. Вот он и влез на стену, что царский дворец окружала, ноги свесив, уселся…

Эгоистичная, зацикленная на себе — без угрызений совести. Животное, подчиненное только инстинкту. Движимое интуицией. Вечно в поисках очередного лакомого кусочка. Легкой жертвы, доверчивой и наивной. Моя цель — редко когда убивать и калечить. Чаще — удовлетворять. Себя. И если — ценой чьей-то гордости, самолюбия или даже жизни, пусть так. Мои намерения всегда честны. Для меня. Дни, недели, месяцы, годы, растраченные на безымянные лица. Теряя себя в анонимности. Обоюдной — и их, и моей. Я буду придумывать…

Этот памфлет М.Твена и аналогичный ему «Монолог русского царя» – слово писателя-демократа «во гневе». Но это не тот гнев «субъективной раздражительности», который лицемерные хранители наследия американского писателя усматривают всюду. Это – гнев писателя-гуманиста и демократа, который ненавидел насилие и обман, грабеж и лицемерие. М.Твен одинаково отрицательно относился и к властителям, и к церкви. Так, еще в пору создания путевых очерков «Простаки за границей» М.Твен отмечал в своих записных книжках…

В некоторых случаях, когда данные разных источников противоречили друг другу, приходилось выбирать оптимальный вариант, руководствуясь логикой и интуицией. Так, например, согласно русским летописям великий князь литовский Ольгерд принял православие и перед смертью постригся в монахи. В немецкой же хронике утверждается, что Ольгерд умер язычником, и его тело было сожжено на костре вместе с боевыми лошадьми и прочими жертвоприношениями. Выход был найден, но об этом пусть читатель узнает на страницах…

Война с небольшим африканским государством казалась легким делом, но в итоге растянулась на долгие годы. Легионеры воевали крайне неохотно, а их командиры и вовсе получали от Югурты золото за то или иное попустительство. Рим терпел неудачу за неудачей, и конца не было видно позорной войне. Положение изменилось лишь когда в 107 г. до н. э. был избран консулом Гай Марий. Прежде всего, Марий взялся за армию. До него в римские легионы набирались только зажиточные граждане и был установлен…

Вот и остается, если хочется поболтать, обмусоливать вчерашний футбол или технико-тактические характеристики пробежавшей только что мимо нас хорошенькой девчонки. Так, абстрактно. До конкретики-то дело вообще вряд ли может дойти, просто по определению. Я мучительно люблю свою, недавно чуть не потерянную – по собственной, кстати, непробиваемой глупости, – жену, а Гарри – так просто создан быть образцом примерного семьянина. Он даже дочку свою в нашей мужской и насквозь циничной компании называет…

— Так я уже заказал себе обед, — сказал я, незаметно для себя переходя в оборону. — Пока его принесут, ты успеешь сбегать. В крайнем случае я его съем, — сказал он, — а ты себе потом еще закажешь… Словом, бой был проигран. Против природы не попрешь. Если ты не умеешь врать экспромтом, лучше не берись. Пришлось в слякоть уходить из теплого кафе на улицу. Собственно говоря, звонить было некуда, но я зашел за угол и юркнул в телефонную будку. В этой будке я просидел минут пятнадцать. Вынул из кошелька…

Как и изголодавшийся, худой артиллерист, вынужденный утром 10 августа 1792 года снести свои часы в заклад, так и остальные действующие лица, фигурировавшие в прологе этой грандиозной мировой трагедии, выросли и изменились до неузнаваемости. Предсказания мага Фортунатуса в бальном зале «Во-Галь» осуществились для Лефевра и его жены почти в полной мере и степени. Быстро подвигаясь по военно-иерархической лестнице, былой сержант гвардии уцелел среди сражений. 18 брюмера он стал дивизионным генералом,…