Проза

Рыба ждала, подёргиваясь на сковородке, снятой с огня. Она не остывала, хотя уже должна была – ведь в комнате, кроме керосинки, не было обогрева. Ждал и Володя. Он никогда не ел без своей Юли. Вот они подсели к рыбе. Но тут топот, крики и треск послышались с разных сторон. Кто-то истошно кричал, упираясь, кто-то кричал, напирая. Кто-то громко бежал по коридору, ближе к комнате-городухе, ещё ближе… Треск и грохот усилились. Под ударами вот-вот должна была упасть дверь. – Всем оставаться…

– Слушай, Юр, у меня к тебе есть один вопрос, – сказал я. – Валяй, хоть десять вопросов, – благожелательно ответил Гислер. Наверное, у него сегодня было хорошее настроение. – Только одна просьба, не пытай меня что да зачем, если знаешь, то скажи, а если нет, то так прямо и говори, – предупредил я его. – Ладно, ладно, как скажешь, ты меня прямо заинтриговал, – заметил Юрка. – Ты не знаешь, случайно, где находится проспект Мира? – задал я интересующий в данный момент меня больше всего вопрос. …

Имя собственное Администраторша являлась типичным представителем своего племени – полноватая дама неопределенного возраста, с подкрашенными хной волосами и скучающим выражением некрасивого лица, полускрытого монументальными дымчатыми очками. – Имя, – лениво обронила она, просматривая список гостей первого международного фестиваля популяризаторов сатанизма, демонизма и мистики. – Ник. Улин, – машинально сказал он, перекладывая саквояж из одной руки в другую. – Ник? – тупо спросила она,…

И вот этот момент наступил: два часа ночи, на спидометре 150, впереди мое скромное жилище. И пропади он пропадом, этот секс-умираю, хочу спать. Но я уже засыпала накануне и три дня назад и сегодня, увы, не имела на это права. Иначе понимающее "Конечно, конечно, малышка" Пола, несомненно, сменилось бы на "Дороти, вы можете мне объяснить, что происходит? " Мне остается достать из холодильника лед, откупорить бутылку шотландского виски, радостно позвенев бокалом, протянуть его Полу и сладострастно…

К концу служебной вечеринки, дабы не чувствовать себя обязанной старухе-вахтерше, услужливой до слащавости, Клава сама – без прозрачных намеков, когда говорят одно, а имеют в виду противоположное (раз пять заглянула та со словами «сидите, сидите, я не тороплюсь!»), – свернула совсем не буйные посиделки, единственным моветоном на которых была реплика уже подраспустившегося Макара: «Девчонки, я бы вас сейчас всех трахнул!» – сопровождаемая вполне асексуальным объятием шелковых плеч сидящей справа от…

– Все, старшой, все! Ребята нехотя рассаживались по стульям. А дядя Саша ворчал: – Разбаловались, понимаешь… Не на свадьбу едем. Понимать надо. – Ну все, отбой. Мир – дружба! Серенькая, в мелком крапе кепка старшого была надвинута до самых бровей. От встречного ветра фиолетово синели впалые щеки, чисто выбритые перед самым отъездом. Из кармана жесткого шевиотового плаща воронкой кверху торчала его сольная труба в черном сатиновом чехольчике. По давней привычке он всегда держал ее при себе. …

Алиса ещё сильнее прижала куклу Селию к своей груди, скрыв её складками своего передничка: ибо молнии бесновалась за окном и ноябрьский дождь лупил по стеклу, будто тысяча лошадей проносилась, стуча копытами. Дом пратётушки был прямо напротив большого, раскинувшегося кладбища, и Алиса думала, что это ужасное место для жилья. Но самым плохим в Манчестере было то, что здесь всегда — о Боже, — всегда — лил дождь. «О, Селия!» — вздохнула Алиса, — «вот если бы прадядюшка Мортимер был здесь и поиграл…

– Э-э, знаю я, куда вы гнете, господин Пайя! – Я никуда не гну, – оправдывается господин Пайя. – Я только говорю… Я здесь, я уж свой… вы нe можете сказать, что я… – И не говорите мне об этом, – перебивает его госпожа Милева. – Во-первых, запомните, что я женщина честная, и, во-вторых, я пробовала было с квартирантами, да только они после этого не платят за квартиру. После таких решительных слов господину Пайе, разумеется, ничего иного не остается, как прекратить в этот вечер дальнейший разговор…

Я, конечно, не могу сказать, что очень хотел, чтобы мой сын пополнил ряды лишних и бесполезных для Сербии людей, просто я боялся, что он вырастет очень способным. Я был уверен, что если он будет очень способным, то, во-первых, он никогда не станет министром, а, во-вторых, чего доброго научится подделывать реквизиционные квитанции или гербовые марки, и, став ответственным лицом, будет составлять заведомо ложные отчеты и изыскивать благовидные предлоги для того, чтобы прикарманить часть государственного…

Прежде всего его огорчило то, что отныне он вынужден был, как уже знакомые нам нерадивые чиновники, проверять свои часы по часам соборной церкви. Конечно, он остался таким же точным, каким был и раньше. Без четверти шесть он был на большом базаре; без четверти семь пил кофе перед кафаной, а в семь был у Тодора и проверял счет. Потолковав немного с Тодором, он каждый раз доставал из кармана часы, чтобы в половине восьмого подняться, откашляться и идти. Но, дойдя до двери, он останавливался и возвращался…

– Ты думаешь, что пурпурный цвет нравится мистеру Рэмси. А я вчера слышала, он говорил, что самый роскошный цвет – красный. – Ну и пусть, – сказала Мэйда. – Я предпочитаю пурпурный, а кому не нравится, может перейти на другую сторону улицы. Все это приводит к мысли, что в конце концов даже поклонники пурпурного цвета могут слегка заблуждаться, Крайне опасно, когда девица думает, что она может носить пурпур независимо от цвета лица и от мнения окружающих, и когда императоры думают, что их пурпурные…

– Дело было не то в Китае, не то в Перу, а может, и в Аргентинской Конфедерации, – ответил Билл, – но там живет великий народ, необычного цвета, зато прогрессивный. Я провел среди этих людей три месяца. – Ты наверняка доволен, что сейчас тебя окружают представители истинно великой нации, – предположил я. – Ведь обитатели Нью-Йорка – самые прогрессивные и независимые из всех граждан мира, – настаивал я с глупостью провинциала, прогулявшегося по Бродвею. – Тебе охота поспорить? – спросил Билл.…

– Есть остановка у парка? – У какого входа? – Со стороны оперного театра. – Значит, у северного? – Да, кажется, – рассеянно ответила Юри и, найдя в сумке ключ от машины, успокоилась. – Остановка рядом, – почти одновременно произнесли водитель и парень в кепке. Юри еще раз тщательно проверила содержимое сумочки. Двадцатидолларового билета не было. В кармашке нашелся только один замусоленный бумажный доллар со следами губной помады. – Ну и туман… – сказал парень, вновь обращаясь то ли к Юри,…

Перед тогдашней поездкой на Кубу вышла его первая книжка стихов — выстраданная, долгожданная, с нелепым вычурным названием, в ту пору казавшимся на редкость удачным. Естественно, несколько десятков экземпляров он захватил с собой и после чтений раздаривал их направо и налево. Кстати, выступления их группы частенько проходили в интернатах, во множестве понастроенных при Кастро, и тогда в первых рядах неизменно сидели воспитанники. Одна из встреч проходила в спортивном интернате с художественно-гимнастическим…

В это время где-то наверху гулко хлопнула дверь и раздались звуки легкой пробежки по ступеням — ближе, ближе! Как я ошибся в ней! Конечно же, усадили за стол, налили, заставили выпить — но ведь вырвалась, знает, что я все еще жду. Мимо меня пробежал, пряча глаза и поправляя фуражку, раскрасневшийся встрепанный курсант военного училища и выскочил на улицу. Затем дверь наверху вновь заработала, послышались нетвердые шаги, и передо мной возник полупьяный небритый парень, кучерявый и усатый. Мы уставились…

После банкета праздник растекся по многочисленным закоулкам музея. Мы со Славиком, вновь объединившись, оказались в отделе северных народов. Меня усадили между двумя представительницами оных — пожилой и молодой. Внимание мое приковалось, естественно, к последней, сидевшей слева. Юная студентка пединститута Зоя оказалась нганасанкой. Существует где-то на самом краю жизни такая вымирающая народность — их и уже меньше тысячи, а скоро и вовсе останутся от малых сих лишь курительные трубочки в витринах…

Мутить Володю стало чуть поменьше, желтые мерцающие круги уплыли на периферию. Но тут раздался тоненький протяжный скрип. Володя приоткрыл глаза. Дверца шкафа, стоящего у стены слева, медленно открывалась – вероятно, от легкого сотрясения. Как вдруг в отблеске полированной поверхности быстро, как промельк, выдвинулся и тут же запрятался обратно чей-то острый профилёк с мерзким скошенным подбородком – какой-то получеловечий, полусобачий. По телу Володи пробежала отрезвляющая волна мурашек. «Сваливать…

Юрий Олеша ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ Я - маленький гимназист. Когда я вырасту, я буду таким, как господин Ковалевский. Этого требует от меня вся семья. Я буду инженером и домовладельцем. Распахнута балконная дверь. Слышен шум порта. На балконе растет олеандр из зеленой кадки. Господин Ковалевский приехал к нам обедать. Он стоит на фоне балконной двери, черный, как тень, на тонких расставленных ногах. Мой папа - акцизный чиновник, обедневший дворянин, картежник. Мы бедны, но принадлежим…

Юрия Карловича Олешу в кругу писателей-современников называли "королем метафор". Олеша не умел писать "темно и вяло", длинно и скучно, его проза искрится блестящими образами и афоризмами, чуть ли не каждый абзац по емкости и законченности равноценен новелле. Роман "Зависть" - вершина творчества Олеши и, несомненно, одна из вершин русской литературы XX века. В сборник вошли также рассказы Юрия Олеши и книга "Ни дня без строчки" - дневниковые записи, являющиеся, по сути, тонкой и глубокой эссеистикой…

– Ничего, – сказал Кешка. – А ты чего? Мраморный Спиркин сплюнул и зашагал к машине. Плелся за ним и толстый Бульдозер, а по паспорту Борис Андропов, посвистывал и нес брезгливо в обеих руках авоськи, растянутые, как невод китами, пузатыми пакетами с мукой, крупами, вермишелью, сахаром и прочими непитьевыми продуктами. Упруго ступали по земле длинные баскетбольные ноги Виталия Леонтьева. Были они обтянуты синими тренировочными брюками и обуты в синие кеды. Как охапку дров, тащил Виталий в левой…