Проза

Спуститься туда на вертолете было делом нескольких минут. Это был Никитин. На неприступной площадке Р адиограмма в двенадцать часов успокоила Лидию Николаевну и Гришу. Жизнь Никитина была вне опасности. Кроме этого, сообщили, что перед операцией он опять бредил каким-то черным квадратом. Видимо, что-то очень важное было связано с этой геометрической фигурой, едва не стоившей ему жизни. Но как забраться на эту проклятую площадку? Вертолет на нее не посадишь, почти всю ее поверхность…

...Р акета упала в «океан. Два эсминца отбуксировали ее в ближайший военный порт. В 18 часов журналисты бросились в зал. Пресс-конференция началась. Сообщение о результатах космического полета экспериментальной ракеты делал известный ученый Джеймс Д. Джонс. Далее следует стенографическая запись этого беспримерного в истории науки и прессы собрания. Джеймс Д. Джонс . Господа! Прошу спокойствия! Причина странного, всех озадачившего отклонения ракеты от рассчитанной траектории…

К илометрах в трех от шахты, в слабо освещенной кабине звездолета, командир корабля, не отрываясь, смотрел на экран. Там, у подножья горы, кишела бурая масса, топтавшая и трепавшая зубами обломки металла и пластмассы. Он видел, как за огромной рыжей тушей, валявшейся у самого входа в шахту, вдруг поднялась знакомая фигура. — Цел! Кто это? Четвертый! Сева, ты цел?! Секунду спустя фигура нырнула в отверстие штольни, с ее потолка со звоном упала дверь, и командир услышал: — Цел! Один из…

— Ладно, — сказал Сетдар, сдувая с кончика носа щекочущую каплю пота. Термоуказатель опустился уже на семь делений, — значит, энергия с радиационной защиты переключается на тепловую. — Ладно! Бывали у нас случаи и похуже. Звуковой кристалл обертонного диктофона создавал неотразимое впечатление живых голосов. — «…очень настаивал, но все же согласился с моими доводами. Мне кажется, он и возражал только для того, чтобы я не раздумал лететь. — Нет, милый, не потому. Для тебя риск очень велик…

Теперь представьте себе: сутуловатый Джонни, разинув от удивления рот, смотрит через глазок на внутреннее пространство первой магнитной камеры. Вот таким он и запомнился мне в знаменательный момент открытия «эффекта Грендфула». Выражение его лица бросилось мне в глаза, когда я случайно оторвался от страниц детективного романа. Помню даже фразу, на которой я прервал чтение: «Джо повис над пропастью, сжимая в зубах отравленный стилет…» — Что ты видишь там, Джонни? — Она наполовину растаяла, —…

Так стоит ли сейчас бить в барабаны по поводу непонятного мерцания звезд? В конце концов все это может оказаться случайным атмосферным явлением, не имеющим никакого отношения к астрофизике. Не разумнее ли спокойно продолжать намеченные на сегодня исследования спектра? И сразу же все в нем возмутилось этой старческой трезвостью рассудка. Он навсегда потерял бы уважение к себе, если бы не попытался сейчас понять, что происходит перед объективом телескопа. — Сделайте снимки этой области, —…

А вот хочу ли я, чтобы и дети мои были врачами? Я думаю об этом — я думаю о своей сегодняшней работе... Вспоминаю умерших после моих операций. Их я всех помню. Помню, что я делал им и что можно было еще сделать, если можно было что-нибудь сделать. Помню, чего я не сделал. Думаю о риске, иногда неоправданном, а человек все-таки оставался жив. А иногда и риска почти не было, а — неудача, горе. Думаю о своих первых операциях. Думаю о первых операциях старых хирургов, операциях, на которых я уже…

— Жаль, что не слышно, о чём они говорят, — огорчился Омобоно. — И что же всё это значит… И тут ему пришла в голову одна мысль. Он вышел из дома, заперев двери на ключ, и отправился на поиски того, что ему понадобилось. Продавец в магазине очень удивился: — Усилитель? Динамик? Микрофон? Зачем вам всё это? — Хочу послушать, о чём говорят муравьи, — отрезал Омобоно. — Какое вам дело? Скажите, сколько это стоит, и до свидания. — Ладно, не сердитесь. В конце концов, моё дело продавать, а не…

Инга Ломарк больше не позволяла высасывать из себя соки. Она прославилась тем, что могла натянуть вожжи и держать учеников в узде, не впадая при этом в бешенство и не швыряя связки ключей. И она этим гордилась. Отпустить вожжи можно всегда. Время от времени пряничек среди ясного неба. Ученикам необходимо задать направление, надеть им на глаза шоры, чтобы научить концентрироваться. А если они все-таки вдруг отвлекутся, достаточно поскрести ногтями по доске или рассказать о ленточном черве. Школьники…

В это же мгновение свет открыл очертания комнаты, на улице эстафетой прокатилось петушиное эхо, пришло обычное утро, положившее начало не совсем обычному дню… Глеб проснулся, открыл глаза и обвел взглядом спальню. Все было привычно и стояло на своих местах, но странное ощущение тревоги и волнения, поднимающееся из глубины сознания, натянуло ниточку предчувствия звенящим холодом надвигающейся неизвестности. Он снова внимательно изучил взглядом каждый предмет обстановки, медленно поднялся, надел клетчатые…

Южный Крест – небес штурвал, Звезд беспечных карнавал. Пойте песнь моей любви — Бог ей вечность даровал. И это не психология уже, а метафизика, то, чего мы не знаем. О связях, которые мы можем только угадывать. И она никогда не говорит: брось его. Она словно разрешает тебе любить безответно, потому что большинство людей не разрешают, они говорят, что ты дура. * * * А еще женщине нужна гадалка. Она приходит к тебе и говорит: послушай, да ты силища. Посмотри вот на эту ложбинку между холмом…

–  Вот оно! – он ткнул в большой плакат с видимым удовольствием. На нем было написано «Расписание движения поездов». Под этой надписью было совершенно пустое поле. Ничего там не было. – Конечно! Вот паспорт, вот! Паспорт… вот… Милиционер, или городовой, если угодно, взял в руки мой паспорт, как некую драгоценность. Он даже взвесил ее на руке, зачем-то мне подмигнув. Я зачем-то подмигнул ему в ответ и рассмеялся. А вот этого делать не следовало, городовой тут же стал серьезным и сказал: – Если…

Трагический пафос Ермоловой был так велик, что в зрительном зале ей покорствовали все без исключения – и ее поклонники, и ее враги. У нее были и враги-хулители, которые негодовали на нее за ее небрежность к «отделке» роли, за ее «грубый» голос, за то, наконец, что она, не считаясь с ансамблем, ломает пьесу, понуждая слушать и смотреть себя одну. Но и эти хулители не смели ее критиковать, пока она играла. В театре, во время ее игры, осуществлялось то чудо искусства, какого я после Ермоловой не наблюдал…

Печальный разрыв между утонченностью образованных классов и стихийной первобытностью народа больно задевал нравственное чувство и нравственное сознание. Но этим не умалялась, однако, огромность Пушкина [8] , Достоевского, Глинки, Александра Иванова [9] , гениальных наших зодчих и своеобразных мыслителей, хотя бы того же Федорова [10] или Вл. Соловьева. Я не говорю о представителях нашей точной науки, а ведь у нас были и Ломоносов, и Лобачевский, и Менделеев… Наши интеллигенты не поняли ни…

Стараясь держаться в тени, я миновал площадь и пошел на Морскую, где жил Герман. Он встретил меня братскими объятиями. Я рассказал ему откровенно все, как было. Растроганный, он заплакал. Потом, сообразив, как опасно мое настоящее положение, он вдруг заволновался: – Но, мой милый, ведь тебя арестуют непременно. Ведь ты постоянно бывал у Синего Моста. Ты со всеми был знаком… – Да, Герман. – Но, мой милый, ведь тебя надо спасти… – Да, Герман. – Но как же я тебя…

Между 1905 и 1907 «Пьяный бор к воде склонился…» Пьяный бор к воде склонился, Берег кровью обагрился: Солнце стало над рекой, Солнце рдеет над рекой. Взмахи вижу сильных вёсел, Кто-то камень в воду бросил… Снова тягостная тишь; Над водою спит камыш. Не хочу унылой доли, Сердце жаждет дикой воли, Воли царственных орлов. Прочь от мёртвых берегов! «Приникни, милая, к стеклу…» Приникни, милая, к стеклу, Вглядись в таинственную мглу:…

Отказаться от своей души, от самой себя – вот тайная мечта этого утомленного поэта. Ахматова забрела в «обманную страну» и кается горько, но улыбка «странная и застывшая» не сходит с ее губ. Ахматовой нельзя не верить, когда она шепчет в отчаянии: Я не прошу ни мудрости, ни силы… О только дайте греться у огня. Мне холодно. Крылатый иль бескрылый Веселый бог не посетит меня. И любовь Ахматовой противоречива и мучительна. Она говорит о своей любви с широко открытыми глазами, порочными…

Она добилась знакомства, и в чувстве её появился болезненный надлом, какая-то странная двойственность. Васильев прошёл юридический факультет, но был туп и глух ко всему, кроме музыки. Он только о ней и говорил, и тогда лицо его, обычно бесстрастное, оживлялось, и глаза блестели. Читал он только газеты, и то словно по обязанности, интересуясь исключительно отделом искусства. Он презирал толпу и рецензентов, но дрожал перед критикой и упивался поклонением. Без этого наркоза он не мог жить. Он ни за…

Молодой человек, стоявший к ним в полуоборот и вдумчиво глядевший вдаль, при последних словах вдруг обернулся, и умное, гладко выбритое лицо его просияло. Его движение было так резко, что беседовавшие невольно оглянулись. — Сергей Васильич!.. Вы!.. Какими судьбами? — Отдохнуть в Москву собрался… — И что же? Прямо с железной дороги к нам, на спектакль? Ха-ха!.. Сейчас театрала видно. А славно, батенька, играет Вера Павловна… Душевно… — Не правда ли? — подхватил молодой…

— Нет!.. Это… это чёрт знает что такое!.. — вспылил Вроцкий и вдруг испуганно оглянулся. Сноп яркого света ворвался в комнату. На пороге, подняв одной рукою портьеру и напряжённо вглядываясь в полутьму гостиной серыми близорукими глазами, стояла маленькая красивая брюнетка. — Нелли… Жорж… Вы здесь? Представьте, какой ужас! — Qu'e t-ce qu'il y a? [1] — пробормотал Жорж, отскакивая от девушки как резиновый мяч и стараясь состроить равнодушную мину. …