Проза

— Добро бы фотографию снимать приехали, — сказал Трофимыч, — а то глупостями занимаются. Как выяснилось, жеребец просто так не заржет: его ничем не рассмешишь. — А чтоб получилось, что требуется, необходимо провести перед Каратом кобылу. И если Карату она понравится, будет как раз то самое «мощное» ржание, которое работникам кино «до завязки нужно», — сказал Трофимыч. Все это Трофимыч говорил не мне, а конюхам, которых полным-полно набилось в конюшне. Мне Трофимыч сказал только одно: «Отойди…

— А вот интересно, чем она занималась после представления? — с озабоченной деловитостью спросила миссис Уоттс. — Для своих лет Лили слишком уж развилась. — Ах, Этта! — запротестовала миссис Карсон, бросив на приятельницу укоризненный взгляд. — Оттого-то мы и решили отправить ее в Эллисвил, — закончила свою мысль миссис Уоттс. — Ну вот, я готова. — Эми Слокум, напудренная добела, выбежала из-за стойки. — Все разложила. Не знаю уж как, но все разложила. — Что ж, будем надеяться, там ей будет…

Наконец, в одном из сказочных королевств, юноша узнал о необыкновенной принцессе. Девушка была добра, умна и чиста. Красота принцессы была столь пленительна, что, казалось, все Боги Олимпа трудились над её чарующей улыбкой, сиянием дивных глаз, изящными изгибами тела. Конечно же, лишь прослышав о столь дивном создании, принц возжелал познакомиться с принцессой, чьей красоте уступали самые изысканные цветы. Множество поклонников мечтали лишь дотронуться до подола её платья, или хоть мельком узреть…

Когда меня из него вывел гул ручья, то мне показалось, что прошло всего несколько минут… Я посмотрел на часы. Было без пятнадцати двенадцать. Когда я последний проверял время, было пятнадцать минут двенадцатого; и с тех пор не помню ничего, ничего, кроме того, что происходит в моей душе. Ручей, мостик через него… Ничего об этом не было в моих записях, а хозяин гостиницы указывал мне на предметы и гораздо менее заметные… Я заблудился… Иду ли в правильном направлении? Поискал солнце — напрасно!…

– Старики из Огайо. Пишут, что будь у них сын, он бы наверняка был таким же как я. – Засранцем? Денни кинул в меня ботинок и повторил: – Открывай. Я не торопился. Я всегда медлил, когда открывал письмо от Any Marine. Может, дело было в том, что мне писали только они, мягкосердечные добровольцы. Я старался угадать, какой мой отправитель. Это он или она? Еще учится или уже работает? Дрочит ли в туалете или качественно трахается с супругом? И, самое главное, что мне скажут в письме? Я…

— А-а… — Ты чего? — А-а… — Больно, что ли? Он зашевелил губами. Серафима встала, накинула платок — как у цыганки, ей-богу — ладно, перед кем форсить-то, — и вышла, вдохнула промозглую сырость. У самого забора она чуть не провалилась в грязь, еле выдернула сапог, зашагала, пробираясь лужами. Телефон-автомат поставили на углу, один на четыре улицы, Господи, хоть бы работал, придется тогда еще два квартала тащиться в гору… Страшно… Страшно, чего там. Конечно, страшно, и ни души. Как там Ленка…

– Вы тут про нас, алкоголиков, байки травили, а я вам о самой дешевой закуске расскажу. Стою, значит, я как-то однажды у пивзавода, в гадюшнике, в очереди за стаканом бормотухи. Передо мной мужик опрокинул водки двести пятьдесят, но, видно, плохо пошла, и он закуски затребовал. А буфетчик запустил руку за голову, достал откуда-то сухарь замусоленный и в морду ему сунул. Мужик понюхал, понюхал, и пошел довольный, а буфетчик-то пальцы разжал, и сухарь как улетит ему за спину – на резинке он был! Я…

– Это наука, изучающая язык животных... Наибольшего успеха она добилась в изучении языков обитателей моря. – Слышал что-то о языке дельфинов. А вы, значит, раками занимаетесь... – Не раками вообще, а короткохвостыми раками. В народе их еще крабами зовут. Есть будете? – А в них заразы никакой нет? – Не знаю... Пока не знаю. Ну так будете? – А вы? – Интересный вы человек! Чтобы я вареного краба выбросил? Евгений Евгеньевич, покивав, отломил клешню у большого краба, несильно тюкнул по…

– Кламаты? – спросил доктор Хейлман, кивнув в мою сторону. Пара перьев, бусина, какой-то высушенный корешок – я не видела между амулетами индейцев никакой разницы, но догадаться доктор Хейлман не мог. Здесь просто не было кламатов, неоткуда взяться. Только навахи и апачи. Слишком далеко остался родной Орегон. – Ты из Орегона? – сиплым голосом спросил доктор Хейлман. – Я там родился. Он вдруг рассмеялся, согнувшись пополам. – Странное предсказание дал мне Вагош! Я застыла. – Дженни,…

Видимо, время пришло — игра начинает принимать, совершенно противоположные формы, чему я непосредственно рад. Она резко останавливается и оборачивается, за своей спиной, конечно же, никого не увидит, ведь я уже стою прямо перед ней. Внезапный поворот и теперь ее большие голубые глаза с удивлением и замешательством смотрят на меня. Я склоняю голову чуть в бок и оценивающе гляжу на нее, ожидая дальнейших действий с ее стороны. — Вы меня так напугали, — нервный смешок подавляет…

Полноватый  Димыч нахохлился и заёрзал. - Зуб даю! – уверенно подтвердил Антон. Горячий, будто расплавленный, ветер шевельнул куст сирени, зной обжёг кожу, по асфальту пробежал пыльный столбик. Во двор впорхнула девушка украшенная лёгким цветастым платьем, солнце на мгновение пронзило ткань и высветило стройные ножки. Макс тряхнул светлой головой, загадочная улыбка тронула губы.   - Спорим, с этой у тебя ничего не выйдет? – провожая взглядом, идущую…

Совсем напротив: между этими идеями лежит целая пропасть, и русским социалистам давно бы пора понять это, понять неизбежность и настоятельную необходимость полного и окончательною разрыва с идеями демократов» [2] . Но разве всякий социалист не должен быть демократом? Разве мы, строители социалистического общества, не создали наиболее демократическую из всех когда-либо существовавших конституций? Конечно, каждый социалист должен быть демократом, и если Ленин говорил, что «та пора общественного…

Видимо, это было что-то сногсшибательное. Даже в просвещенной Британии врачи не смогли рассоединить младенцев при рождении. Вообще-то эти мальчишки были едва ли не единственными выжившими однояйцовыми близнецами — факт настолько потрясающий, что их даже сфотографировали для газеты. Если тогда, много лет назад, вам бы попалась на глаза газета, вы непременно увидели бы фотографии. Вот же они, клубок сырого мяса со щенячьими, полными надежды глазами. Сфотографировав, их завернули в махровую простыню…

— Тебе должно быть шестьдесят пять, Уиллем? — уточнил я. — Верно! — подтвердил он. — Так и есть! Не знаю, куда ушло время, — годы просто пронеслись! Я понял, что он одновременно выразил и сожаление о своей промелькнувшей жизни, когда однажды поутру просыпаешься старым, и попытку оправдания ушедших шестидесяти лет, за которые он ни разу не появился взглянуть на родного брата. С тех самых пор, как наша мать увезла его из Голландии! — Кем ты работал, Уиллем? — В основном, по своей профессии,…

Коля оторвался от своей игрушки и вопросительно посмотрел на парня. - Ну, того самого, я тебе о нем рассказывал, - пояснил Дима. – Он жил в начале двадцатого века и был гомосексуалистом. Коля усмехнулся: - А тебя с работы не попрут за то, что ты детям про гомиков рассказываешь? Дима бросил в него подушкой. - Я им не рассказывал, наоборот, хотел умолчать. Они сами в интернет полезли за свежей информацией. Это была чистейшая правда – в его выпускном классе были несколько учеников, стремящихся…

сон. …В этот вечер Ирине, несмотря на выматывающую усталость предотпускного дня почему-то не спалось. А ведь специально легла пораньше, еще и десяти не было, поскольку чувствовала себя совершенно разбитой, да и глаза сами закрывались. Легла, через полчаса встала, взяла книгу. Но и уснуть не могла, и не читалось. Ворочалась, ворочалась… В конце концов не выдержала, встала, осторожно, чтобы не потревожить спящих в другой комнате дочерей, прошла на кухню, разогрела воду в электросамоваре, заварила…

Медвежья обида. Рассказ о медведе, облюбовавшем себе угодья возле развилки дорог, я слышал в поселке Ревда, что расположен почти в самом центре Кольского полуострова. Не знаю, сколько в этом рассказе правды, а сколько вымысла, но он мне понравился. И захотелось взглянуть на случившееся глазами пострадавшего из-за забот экологов медведя. * * * - Ты уже большой и должен жить самостоятельно, - прорычала медведица. - Но почему, мама? – жалобно простонал молодой медведь, целый год привольно…

Растущий перед домом большой розовый куст красочно распускался весной, встречая ароматом каждого, кто входил во двор. Подумав об этом кусте, Вагрила снова улыбнулась. — Пойдем, сношенька, — засеменила к дверям бабушка Габювица. Вагрила погладила опушенные черным мехом полы полушубка и встала. На ноги ей крупными складками опустился сукман [1] . На тонкой высокой шее звякнуло ожерелье. Набросила на голову толстую шаль с вышитыми шелком цветами, спрятав зарумянившиеся от тепла щеки. Всем своим…

Евгений Витальевич сидел в штабном вагоне и изучал карту. Краскому пришлось оставить самую опасную, переднюю платформу. Нужно было планировать операцию. Уж слишком зелена карта. Каждый лесной массив мог обернуться отрядом Антонова. Поймы рек оделись не ивой с ряской, а конными эскадронами. Напирали зеленые пятна на крохотные серенькие городки, где скучились красноармейцы. Евгений Витальевич нервно приставлял концы циркуля к точкам деревень — не ускользнет ли враг в соседнюю губернию? Когда поезд…

– Мог бы, – кивнул дед, – да вот ружье не стреляет. – Понятно, – сказала бабка. – Вот и не строй тут умного из себя. Она не стала уточнять про ружье. И так знала, что ружье на стене висит, чтобы бандитов пугать. Дед его выстругал и просмолил, чтобы на настоящее походило. А то настоящее ружье, что им ее отец подарил, он в болоте утопил, когда на уток охотился. – Испечешь колобка хоть из костной-то муки? – уже мирно спросил старик. – Испеку, – сказала бабка, вздыхая. – Чего не испечь то. У…