Проза

Дневник: 11.9.94 Эрик без движения лежит в луже электрической крови и портит рок-н-ролльный ритм пальцами правой ноги. В последнее время он стал обращать внимание на тот прискорбный факт, что ему становится нелегко сдерживать свои пробуждающиеся инстинкты. И вот — итог. Пёстрая толпа беснуется, мальчишки ползают в грязи между ног, собирая с земли вдовьи пуговицы… Эрик ворует сосиски в прачечной, шепча на ухо "Я неделю не жрал как свинья" и "Мне надо поднимать восстание". Регги стремительно падает…

ЛИНДА. Тогда я, наверное, все же предпочту сама открывать для себя двери. КРИСТИНА. Да-а... какое прекрасное было время. ЛИНДА. Это ты так считаешь. КРИСТИНА. Мне плевать на все эти современные теории. ЛИНДА. А меня они устраивают. КРИСТИНА. Да, теперь все уже не то, что раньше. ЛИНДА. И слава Богу. КРИСТИНА. Значит, у тебя - никаких проблем, да? ЛИНДА. С дверями? КРИСТИНА. С мужчинами. ЛИНДА. А это как с дверями - просто нужно знать за что ухватиться, и тогда они сами…

Продавец засмеялся над моей шуткой и сам уж выудил из кучи бумажку нужных цветов и размеров. Этот с напряжением следил за процессом, а потом по моему кивку сгреб со стойки все, что осталось. Судорожно сглотнув, Он выдохнул: - "Vodka. One. Plea e." Поправив здоровье, Он с облегчением выдохнул, провел рукой по нечесаным волосам и спросил: - "Хотите услыхать еще раз?" У меня защемило сердце. Жена говорит, что это - нравственный мазохизм, - каждый раз слушать одну и ту же историю. Но я --психиатр…

Заходящее солнце окрасило облака в цвет крови. Красные копья пронзили синеву неба. Наконец старушке удалось осилить сухие губы. Слово слетело с них, точно лист с отсохшей ветки вяза: - Сыночек! Сын сидел за окном хмурый и тихий, как смерть. Жить ей оставалось несколько минут. Ровно столько, сколько нужно для того, чтобы подняться, войти в комнату, склониться над изголовьем, приложиться губами к горячему лбу, разглядеть в ее глазах последние признаки любви и жизни. Но он не двинулся…

Теперь механик стоял продрогший, с синеватыми тенями под глазами. Он знал, что его руки еще пахнут смазкой, что лицо отмыто не дочиста, что рубашка на нем серая и что в воротнике засели металлические стружки. Но не это было главное. "Воскресный день! - думал механик. - Наша любовь была праздником, воскресным днем, а я хочу превратить ее в обыденность, в будни. Нет, пускай остается праздником!" Механик вдруг понял главное. Ему хотелось быть красивым лыжником среди белого снега, ведь он полагал,…

Чувствуешь, что кончаешься, только не знаешь от чего. Тепеpь пеpед введением дозы он сутки не пьёт; если учесть, что он ещё и сутками не ест — получается сухая смеpтельная голодовка, котоpой он добpовольно истязает себя в угоду наpкотику. Hо у него нет выбоpа… Состояние его улучшается — он чувствует, что назад идёт быстpее, хотя, если посмотpеть со стоpоны — он еле пеpедвигает ноги. Hо ему кажется дpугое — он идёт легко и свободно, легко и свободно… как pаньше, когда он шёл, куда хотел, чем-то…

Все эти драмы и страсти происходят в последний день сентября и несколько сереньких октябрьских деньков девятьсот пятого года. Им аккомпанируют забастовки и митинги, демонстрации и прокламации. "Петербург", однако, - меньше всего роман исторический. Первая русская революция здесь - лишь фон, театральный задник. На сцене идет другая драма. Иерархию смыслов контрастно демонстрирует сцена встречи Аблеухова с вернувшейся супругой. "Из соседнего номера раздавались: хохот, возня; из-за двери - разговор…

Евгений Бенилов От автора Я написал повесть "Человек, который хотел понять все" в 1991-94 годах. В 1997 году она была опубликована в издательстве "Инфограф" и продается сейчас в Доме Книги на Новом Арбате. А прошлым летом знакомый прислал мне из Москвы вырезку из "Литературки", из которой следовало, что моя повесть выдвинута на соискание Российской Букеровской премии-98 (в списке кандидатов я шел вторым -- после Василия Аксенова). Живя за границей, я не имею ни малейшего представления о расстановке…

- Опять ты у аквариума? Сказку малому так и не почитал, никак не заснет теперь...ну сколько ж можно...поторчал немножко и хватит...если б дело какое важное было, а то... - жена, переполненная упреком и строгостью, не стала ждать моих оправданий, вышла из комнаты. Я бросился ей вдогонку, а за мной поплыли, обгоняя друг друга, мелочевка, черная рыбища, синяя красавица и размазанная, потерявшая критическую массу, злость. 1 Schlankheit - стройность 2 E en - еда, Brechen - рвота. Другое название…

И если бы некий наблюдательный интеллектуал сформулировал бы, хотя бы вот так, ей ее же - она не поймет: о чем это ты? - пожмет плечами Она не знает механизмов опыта! Как она входит к больному!.. никаким самообладанием не совершишь над собой такой перемены! она - просто меняется, и всё. Ничего, кроме легкости и ровности,- ни восьмидесяти лет, ни молодого красавца мужа, ни тысяч сопливых, синих, потных, жалких, дышащих в лицо больных - никакого опыта, ни профессионального, ни личного, ни тени налета…

По словам сотрудника правоохранительных органов, штаты у них остались прежними, а задач значительно прибавилось. Причем, большинство из них совершенно не связаны с прямыми функциональными обязанностями. Тем не менее, практически каждую ночь группки милиционеров отправляются в засады на горные дороги и тропы, где возможно появление бандитов. Только путей значительно больше, чем сотрудников МВД. "Если сравнивать вооружение, то у нас пистолеты, да старые автоматы. У чеченцев - вплоть до приборов…

Поверьте, ни один из ветеранов не желал своей участи ребятам возрастом младше. Но так уж получилось, что на их плечи выпало и вовсе невообразимое: гражданская война на своей земле. И матери этих пацанов, черным крестом помечавшие в своих сердцах годы призыва сыновей и с ужасом думая об Афгане, едва только перевели дыхание с его завершением, как - ХЛОБЫСТНУЛО опять. Да с разных сторон, да так, что мать, обнимая сына возле военкомата, уже и не знает, откуда ждать беды: везде плохо. И парни, родившиеся…

Тут мы подходим к самой главной точке в мировоззренческой системе Боона. Начнем с отчаянных выпадов мужского (безымянного) персонажа в "Менуэте" против чуждой ему среды. Страница за страницей эти выпады перерастают в нескрываемый, бессильный, почти мифологический ужас героя перед существами - формально одной с ним крови, которые "много работают и мало думают"; проще было бы сказать - не думают вовсе и растаптывают в зародыше мысль как таковую. Конечно, "натурщиками" для упомянутых существ послужили…

– Дюфур, – поправил он. – Хорошо. Пусть Дюфур, но ты убедился? Он назвал две или три, в том числе и «Двойник». Я спросил, так же ли ясно ему видятся персонажи при чтении, как, скажем, у Джозефа Конрада, и думает ли он одолеть полное собрание сочинений. – По правде говоря, нет, – ответил он несколько неожиданно. Я спросил, что он пишет, и он сказал, что готовит поэтический сборник, который будет называться «Красные псалмы». Подумывает также о «Красных ритмах». – Почему бы и не попробовать? –…

ХОЛОД Холод, тело тайно сковывающий, Холод, душу очаровывающий... От луны лучи протягиваются, К сердцу иглами притрагиваются. В этом блеске - все осилившая власть, Умирает обескрылевшая страсть. Все во мне - лишь смерть и тишина, Целый мир - лишь твердь и в ней луна. Гаснут в сердце невзлелеянные сны, Гибнут цветики осмеянной весны. Снег сетями расстилающимися Вьет над днями забывающимися, Над последними привязанностями, Над святыми недосказанностями! Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е.…

Среди вечерней мглы мы тут совсем одни. И пальцы мои теплы, как июньские дни. 1965 * * * Да, мы не стали глуше или старше. Мы говорим слова свои, как прежде. И наши пиджаки темны все так же. И нас не любят женщины все те же. И мы опять играем временами В больших амфитеатрах одиночеств. И те же фонари горят над нами, Как восклицательные знаки ночи. Живем прошедшим, словно настоящим, На будущее время непохожим, Опять не спим и забываем спящих, А также дело делаем все то же. Храни,…

Князь, например, ложился спать поздно. Он возвращался домой часа в два ночи (и всегда на извозчике). Стала и у Ивана Иваныча гореть до двух часов лампа. Он зачем-то ждал возвращения князя, его грузных шагов по коридору, его свистящей одышки. Он ждал с радостью, чуть не с трепетом и порою даже высовывался из своего номерка, чтобы видеть подходящего князя, поговорить с ним. Князь шел не спеша, как бы не видя его, и всегда спрашивал одно и то же глубоко безразличным тоном: - А, а вы еще не спите?…