Проза

— На шляпки, на шляпки ей нужно! О господи! Клявы замолкают. Мимо хлевка, со стороны поля, идет Петерис. Жаркий, солнечный день, а он в полупальто, в забрызганных крагах. На плече винтовка. Запыленный, потный, не то издалека пришел, не то очень спешил. Отца и мать как будто и не замечает. Идет прямо в дом. Сначала мать, а потом и отец идут вслед за сыном. Мать без нужды начинает что-то переставлять на полке с посудой. Клява наклоняется к плите, словно за угольком — разжечь трубку. При этом…

— Штучек? — Сеансов, я хотел сказать. Профессор в упор посмотрел на него. Он не опустил честных, голубых, наивных глаз. — Вот что, — после некоторой паузы сказал профессор. — Принесите мне что-нибудь из того, что у вас напечатано. К сожалению, нет, знаете ли, времени следить за беллетристикой. То да се… — Я понимаю. — Принесите и зайдите через недельку. Я ознакомлюсь, и тогда поговорим. И писатель прислал пятый том своих сочинений, и зашел через неделю. — Я прочел вашу книгу, —…

Мадам Лизандер закачала головой. — Боже, какие ужасы! Я не могу видеть крови… — Почему? Ведь это их кровь, кровь негодяев! А эти собаки что делали? Разве не они расстреляли заложников без всякого суда? Разве не они хотели уморить нас всех голодом? Знаете, сударыня, когда их ведут мимо, мне хочется подбежать и заколоть кого-нибудь из них штыком, — пусть валяется под моим окном, пусть его едят мухи, как дохлую кошку на свалке. Мадам Лизандер вздохнула. — Люди стали такими жестокими. Да разве…

Арнис, батрак из имения, гревший у печки спину, усмехнулся. — Пока ничего. Но скоро начнется… — Болтай больше… Слушать тебя не хочется. Нашел время шутить! — Вильперт, крестьянин с Даугавы, сердито сплюнул и прислонился к стене другим плечом. Ему тут же ответил неугомонный весельчак Краст: — Нытик ты! Ну, прямо дождевая туча… Когда ты в комнате, даже лампа тухнет и людей ко сну клонит… Хоть бы курить научился, что ли. И снова все смолкли. Да и говорили-то безо всякой охоты — голоса были…

— Вот бы сейчас хороший проливной дождь. Так и сказал. А что за этим крылось, пастор до сих пор не мог понять. Ясно только, что ничего хорошего эти слова не означали. А через некоторое время, когда пастор Акот принес святые дары в подвал имения к осужденным, которых должны были расстрелять следующей ночью, Сприцис Пагалниек даже не соизволил привстать при его появлении. Вместе с другими так и остался лежать, задрав ноги. Есть все основания сомневаться в том, что пятьдесят нагаек, которые он получил…

Пастор намазал гладко выбритое лицо кремом «Золотая серия» и еще раз посмотрел на себя в зеркальную дверцу шкафа. Что такое сорок лет для здорового, крепкого курземца! Правда, волос на голове осталось не слишком много, и когда они острижены наголо, то сразу заметно, что уши чуть-чуть велики и слишком оттопырены. В этом, конечно, повинна мать — в свое время поленилась повязывать ему голову платочком, чтобы уши росли правильно. Утро было чудесное. От кустов жасмина перед домом веяло таким ароматом,…

Принесенная давеча чашка бульона, как всегда, была отодвинута, и несколько капель пролилось на блюдце и белоснежную скатерть. Ева только что собралась для вида пройтись тряпкой по книжным полкам, но, увидев облитую скатерть, опустила руку и пожала плечами. Потом схватила чашку и выбежала из комнаты. На этот раз дверь захлопнулась с громким стуком, и на лестнице заскрипели все ступени. Госпожа профессорша нагревала на газовой плите щипцы и, сидя перед зеркальцем Евы, подвивала растрепавшиеся у висков…

Вилнит не отвечал. «Нашла о чем спрашивать! Неужели сама не знает?» Бабушка достала из корзинки бутылку с тепловатой водой и стала протискиваться навстречу счастливцам, возвращавшимся в вагон с бутылками молока в руках. Одной особенно повезло: она несла полную двухлитровую стеклянную банку и еще издали кричала своим, чтобы доставали кружку. Вилнит видел, как, сойдя на перрон, бабушка торопливо вылила из бутылки воду и двинулась вперед. На станции осталась лишь одна молочница с полной четвертной…

– Может быть, может быть, – протянула Тоси, склонив голову набок. – Все равно это странно: молодая замужняя женщина приезжает издалека, чтобы полюбоваться видами Токио и окрестностей. Если не ошибаюсь, господин Сиракава занимает руководящий пост в префектуре, по значимости равный посту губернатора? – Да, ты права. Говорят, он очень влиятельный человек, – заметила Кин, постучав трубкой по краю хибати. – Да, этот господин, можно сказать, преуспел, завоевал свое место…

В эти же годы начинается литературная деятельность Радищева. Он перевел «Размышления о греческой истории» французского просветителя Мабли, снабдив перевод собственными, чрезвычайно смелыми примечаниями. Затем были написаны «Дневник одной недели), выдержанный в манере сентиментальной литературы, и «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске» (1782), посвященное раздумьям о деятельности Петра I. Примерно в то же время создается первая в России революционная ода «Вольность». В 1789 году вышли в свет…

Но, опасаясь, какъ бы меня не заподозрили въ преувеличеніи, лучше не стану выдавать всхъ тайнъ этихъ часовъ. Крайне непріятно встрчать недовріе, когда стараешься придерживаться только правды: вдь именно это обыкновенно и подбиваетъ насъ на самыя фантастическія преувеличенія, чтобы доказать разницу между правдою и ложью. Положимъ, я лично никогда не поддавался этому соблазну: мшала твердость, внушенныхъ мн въ дтств правилъ. Сначала будешь преувеличивать съ досады, а потомъ это войдетъ ужъ въ привычку.…

empty-line > БЕЛЛА : Однако, ЭЛИС, это же не твоя... ЭЛИС : РАЗНАШИВАЙ ТУФЛИ! БЕЛЛА : Шпильки? Где ты их взяла, у подтанцовки из "White Wedding"? ЭЛИС : МАРШ! Ca a de Свон ЭДВАРД : Прежде чем отправиться на Вампирический мальчишник, Белла… я хотел бы тебе кое-что рассказать. О себе. БЕЛЛА : Ты… голубой? ЭДВАРД : Нет, и дальнейшие события докажут это. БЕЛЛА : Ты... НЕ ДЕВСТВЕННИК?! ОБА : LOL БЕЛЛА : Ладно, серьёзно, тогда что? ЭДВАРД…

Меня вдруг пронзило в самое сердце: плевать мне, как он ко мне относился. Я люблю его. Я люблю его, остальное не имеет значения. Впрочем, и он любил меня, по-своему. Я подумал, и больно было, что только сейчас, когда ничего не поправишь, — именно я не единожды нанес обиду ему. Да, да, кто первый сказал а , кто повторил б , тут еще целый ворох, мои крамольные сочинения, которым нельзя было дать погибнуть, эпоха тотальной слежки и доносительства, подозрительности, недоверия, мрака — а начинали мы…

«Вот и пришло то будущее, — думал я, — о котором мечтали мы в далёкие годы нашей комсомольской юности. И действительно, не чудо ли это — под открытым небом в снежную пургу я плаваю в солнечном бассейне, а вокруг меня столько весёлой, жизнерадостной молодежи!» Да, в те суровые, голодные годы военного коммунизма мы нетерпеливо мечтали о будущем, но жизнь во многом обогнала нашу мечту. Выросло новое поколение, и с этим новым поколением нас многое роднило… И по необъяснимой и прихотливой ассоциации,…

Мама пришла из кухни и принесла цыпленка с рисом. Вместе они посмотрели новости. – Слава Богу, что твой отец не писал путеводителей по Ираку! – сказала мама. – Да кто же поедет в Ирак, мама! – А когда ты опять уезжаешь? – В феврале. Мне нужно съездить в Испанию. – Значит, может быть, повидаешься с Терезой и Гонзало. Попив кофе, мама ставит чашку на стол. На экране все мелькают новости. Они с мамой не глядят и не слушают. – Но сначала ты наведаешься…

— Дорогая, заплети косы или как–нибудь подбери волосы, — мягко, но настойчиво сказала мать. Вера не ответила матери, но и не выполнила ее просьбу. Она сняла с вешалки, висевшей у двери, сумочку и куртку и уже хотела идти. Мать положила руку ей на плечо, Вере это не понравилось. Она передернула плечами, словно сгоняя навязчивое насекомое. По лицу матери скользнула тень. Она напомнила о морозном зимнем дне над рекой. Тихая, белая, исполненная тоски, о которой нельзя говорить. Вскоре шаги Веры послышались…

В Алингсосе, Швеция, один чудак выплеснул мне на голову пиво. Я сидел у стойки в баре и думал о своих сестрах, когда ко мне, ни слова не говоря, подошел этот кадр, то ли блондин, то ли рыжий, плохо выбритый, с двумя шрамами на лице, слишком щуплый для своей огромной головы, и вылил мне на голову кувшин пива. Я сам не пойму, как это произошло, но мы стали друзьями. Он попытался извиниться и стал объяснять, что, когда видит серьгу в ухе и татуировку на руке, он теряет голову, просто перестает соображать.…

Вопля глухнявая — птица побольше куропатки, но поменьше тетерева. Очень плохо летает. Известна своей способностью при опасности испускать необыкновенно громкий и пронзительный вопль, от которого любой хищник глохнет на несколько часов. Если вы увидели лису — её главного врага — которая судорожно трясёт ушами или изо всех сил трёт их своими лапами, не сомневайтесь, она только что повстречалась с воплей глухнявой. И не удивляйтесь, что вы ничего не слышали. Особенность этого крика в том, что…

Дедушка Курихара действительно стар и одинок — жена у него умерла три года назад, но на здоровье он пока не жалуется. Он еще достаточно крепок и не нуждается в помощи. Кроме того, если уж мать решила ему помочь, то надо было ехать тогда же — в ноябре. А она все медлила. Сейчас на дворе — последняя неделя января. Скоро и зима закончится. Мать отложила в сторону кашемировый свитер и занялась шерстяной юбкой. Я опустилась на колени рядом с ней, обняла ее за плечи и попыталась выведать правду. …

И, словно наперекор ее словам, шпиц вдруг хрипло тявкнул, а попугай повернул голову набок и сверкнул настороженным глазом. «Карл, Свен, Юхан, — сюда!» — закричал он по-хозяйски басом. По каменным плитам дворика кто-то шел. Сестры переглянулись: кто мог быть в такой поздний час? Раздался стук в дверь. Попугай воинственно завертел головой и продолжал сзывать мужчин. Анна взяла со стола тяжелый подсвечник и, загораживая пламя рукой, пошла в переднюю. Сонни шествовала за ней, молитвенно сложив…