Проза

– Я просто здесь живу, – сказал он. – Незаконно, – ответил представитель закона. – Какая разница? – возразил мужчина. – Паспорт у вас есть? – спросили у него. Мужчина кивнул и зашел в дом. Через несколько минут он вышел с паспортом и протянул его приезжим. – Будем составлять протокол, – сказал один из них и приступил к делу. Хозяин дома сначала стал ходить из стороны в сторону, потом присел. – То, от чего я ушел в городе, пришло ко мне и сюда, – тихо проговорил он сам себе. Через…

У Хадии не было бани. Лет до шестидесяти, а может и больше-она ходила в баню к родственникам своим и мужниным. Теперь Хадия стала проситься в баню к соседке Оркые. Когда Оркыя апа было шестнадцать лет – началась война. Юная девушка уже мечтала ходить на "вечера". В наших краях этим словом называли посиделки девушек у кого нибудь в доме, под присмотром старших, конечно же. Хозяйка этого дома угощала чаем и пирожками. Рассказывали друг другу истории, брали с собой рукоделие – кто-то вязал, кто-то…

Вздрагиваю. Неужели папа?.. Руки дрожат, смартфон едва не падает на пол. Успокаиваю сердцебиение, отсчитываю три секунды и жму на вызов. – Да? – звучит мужской голос. – Кто это? – вырывается у меня. – Вы звонили моей маме… и она вам звонила. Часто. Кто вы? Молчание. – Алло? – стискиваю телефон. Ладони потеют, в горле сухо как в пустыне. – Это ты, Вера? – Да. – Меня зовут Тихон, – сердце ухает в живот, а потом меня отпускает. Не папа, его звали по-другому. – Я твой дядя. – Что……

Его обыденность проходила в светлом кабинете местного небоскрёба богатой архитектуры современности. Ночью это здание мерцало огнями, подобно космосу, а днём оно было горой городских гигантов Москвы. Центр человеческой жизни во имя человека Москва, где в любви и заботе друг о друге каждый несчастен по-своему, но в молчании о сокровении выражает лишь престиж и процветание. Москва. Все там лучше людей, потому что они московские люди, а не провинциальные. Москва и только Москва. Красота России только…

Комендантша подскочила к Тате и содрала с нее отличный гэдээровский плед. Спица поморщилась. Сонная Тата красиво выгнулась, потягиваясь, села на кровати. “Слушайте, вы так кричите”. Вполне по-светски высказалась. Комендантша уже колотила в дверь ванной. – Кто там? – Глебочкина ткнула в Тату подбородком. – Любовь Викторовна, я спала, вы же видели, – желто-зеленые глаза Таты совсем прозрачные, с крапинкой. – Там Ира наша, – сообщила Спица. – Важина, открывай давай, – комендантша снова нервно…

Твоё восхищение… Небытие и забвение, Три капли сомнения… Две капли печали - Всё сны увенчали… Прохладные волны - Солёны и голы… Песок поглощает - Запреты срывает, Печать от загара - Ласкает пожаром… А струны гитары - Душою играют… И мокрое тело - С ним платье так смело.. Волос превращение - Твоё восхищение… Разбились обиды, Остались молитвы… Сознание скучает А жизнь наставляет: В мечтах упоение, Так поздно прозрение… Обречены… В этом сияющем…

Я приложился к бутылке с минералкой и, жадно сглатывая воду, вспомнил, как утром в гостиничном номере Лас-Вегаса раздался первый звонок от жены; но связь прервалась, я только успел услышать: «Ты где?» – как экран погас: разрядился аккумулятор. Отец протянул мне пиво, я покачал головой, припомнив его же поговорку «Похмеляются только слабаки и сверхчеловеки», – тут как раз швейцар заглянул в лобби и сообщил, что подъехало такси везти нас в аэропорт. С отцом мы раза два в год видимся в различных точках…

Приехав в город, мальчик сдал ЕГЭ и поступил на истфак Пермского университета. Ему выдали студенческий и поселили в общагу. В общаге все пили, очень много болтали и хотели девушек вслух. Мальчик с трудом выносил эту трескотню и невозможность побыть одному, когда хочется. Недалеко от общаги была железная дорога. За железной дорогой текла Кама. Мальчик любил там бывать, глядя, как железные «цапли» черпают из воды песок. Нашёл он и лес. Конечно, это был не сельский лес, а городской, за Дворцом культуры…

С неожиданностью для всей моей семьи. Ведь до моего предполагаемого рождения ожидалось еще как минимум больше месяца. Но когда утром у моей мамы отошли воды, сомнений не осталось – я планирую появиться на свет именно в апреле. Никто не думал, что мое торопливое появление не досадная случайность, а решение свыше. Дни шли друг за другом. Мама периодически лежала в больнице. Ее выписывали домой, чтобы через несколько недель снова положить под капельницы. На семейном совете было решено поехать…

Но мужик, оглаживая мясистые ляжки гостьи, уже сам задрал её юбку и стал стягивать надетые после вчерашней бани обтягивающие тело трикотажные трусы. Делал он это медленно, специально растягивая время, чтобы в розеточном радио заиграл Российский гимн. И вот уже полилась торжественная музыка, но то ли «браток» не был таким уж великим патриотом, то ли из-за многолетней невостребованности не поверил, что вдруг сгодился в деле, а признаков жизни так до самого окончания гимна и не проявил. Леший стыдливо…

На четвертом курсе в начале учебного года я решил, что куплю себе костюм. Поэтому двадцатого сентября, получив стипендию за три месяца – июль, август и сентябрь, – я поехал в центр города и зашел в ЦУМ. Там продавались хорошие импортные костюмы, и в основном все это было производство братских социалистических стран – в то время у нас, в Советском Союзе, так называли ряд восточноевропейских государств: Болгарию, Румынию, Югославию, Венгрию, Чехословакию и т. д. Цены же на эти костюмы начинались с…

Время навострит ножи, чтобы вырезать на детском лице морщины, откроет пасть, и мы прыгнем туда как вши, и не вернемся, и мальчик не станет мужчиной. Ведь мальчик умрет там, открытая пасть продолжит чавкать, высохнет лужа под завязанной в петлю веревкой, а мир – перестанет быть настоящим. И ненависть уродливой маской осядет на скулах, и в тесную комнату войдя, закройте дверь. Здесь никто не оценит мой самый храбрый поступок: разрушить мир, который нас научил терпеть.…

Как я ска-ал моему другу, ведь я всегда треплюсь, – Джон, я ска-ал, хотя зовут его по- другому, тьма окру- жает нас, и что можем мы против нее, или, была не была, купим, бля, мощную тачку, езжай, ска-ал он, христа ради, смотри куда е-ешь. В этих стихах строчки прыгают на ухабах. И пока мы с Эриком трясемся в похожем на гроб пикапе, мне приходит в голову, что Крили наверняка выдумал свою знаменитую стихотворную разбивку, путешествуя вот так, как мы сейчас, в дебрях Центральной…

Это, пожалуй, все, кто так или иначе, прямо или косвенно был причастен к написанию книги. Пишу это не с целью разделить ответственность за написанное, особенно за некоторые особо откровенные или жесткие сцены, но из стремления подчеркнуть и без меня известную прописную истину о том, что книга – плод труда не только автора, и поблагодарить всех, кто работал над книгой или оказал влияние на процесс ее создания. Забавно вышло. Перечитал написанное и понимаю, что в моем списке благодарностей – только…

Петр слушал Григория и думал: «Здорово! С Гришкой покалымить это значит заработать! Вот и решилась задача проведения послеучебного отпуска. Подработаем, а потом, уже при деньгах, можно и родителей навестить.» – А кто ещё с нами будет работать? – Да я еще не знаю. Я пока только тебе предложил. А, вообще, нужен ли ещё нам кто – ни будь? Мы что? Сами не справимся? – Не знаю! А что делать – то? – Понятия не имею! Я ещё работу не искал. Я же не знал согласишься ты или нет. А теперь точно знаю…

Но чего нет, того нет: моё воображение оставляет желать лучшего. А настоящему писателю без воображения никуда… Я фыркнула в ответ на собственные мысли и проверила воду: из крана лился кипяток… Определённо есть какая-то связь между адской температурой воздуха в течение дня и тем, что водопроводная вода по вечерам становится горячее обычного. Вздохнув в третий раз за последние пять минут (может, мне просто кислорода не хватает?!), я скрутила волосы в узел и встала под душ. Лившаяся мощным потоком…

Бабушка умерла, когда мне было семнадцать. Я вернулся из Екатеринбурга со сборов и увидел в подъезде деревянный крест с ее инициалами. Мне ничего не сказали. Совершенно. Не хотели беспокоить. Еще один пример трогательной, но разрушающей заботы. Помню, как я, почти невыездной, восхищался красотами города-миллионника, фотографировал еще не снесенную телевышку, уродовавшую, по мнению местных, весь облик Екатеринбурга, а тут раз – и пожалуйста. Плакал, но скромно. Не так, как плакал на похоронах дедушки…

Шли молча: один жевал, другой о чем-то думал. В погоревшем кинотеатре было отличное пространство для стрельбы. На веревочках висели жестяные дырявые банки от сгущенки и томатной пасты. Паша снял куртку, повесил на гвоздь, расчехлил ружье, зарядил, поставил левую ногу вперед, и с метров пятнадцати произвел выстрел… «В яблочко!» – подумал Паша. – Дай я! – сказал Леша – Пять на пять же!.. – Да не охота с тобой соревноваться – ты же все равно выиграешь! – Ну бери! – И с этими словами Пашка…

Печальный, я стою у окон. Стою, смотрю – траву не косят, Зачем косить, она сырая… А за окном приходит осень, С деревьев листья улетают. И вспоминал, как летним днём, Я голос твой, любимый слышал. Вдвоём стояли под дождём, А после спрятались под крышу. Нас только осень разлучила, Дожди, траву давно не косят… Мою любовь ты погубила. Что ты на это скажешь, осень? 1988 г. Добрый вечер Какой был добрый, тихий вечер, И верил я – плохое всё пройдёт. Сегодня…

– Что строите? – спросил я, присаживаясь рядом с Алисой. – Тюрьму, – сухо ответила она, и, зачерпнув лопаткой горсть песка, прилепила ее к стене. – А кто сидит? – Людоеды, – сказала Алиса, – других съели. Я с интересом разглядывал девочку. Белые колготки, сандалии с цветочком на застежке, на голове алый бант. Лицо худое, сжатое до остроты. Сидящий рядом Димуля, наоборот: одутловатый, с густыми бровями и мощным лбом увалень. В сказках таких, как он, барскими сыночками называют. – Тебе…