Рассказ

Барин в песочном костюме свободно и ловко поклонился, головой и сказал полувопросительно: – Господин председатель? – Да, это я, – ответил тот. – Что вам угодно? – Мы, вот все, кого вы перед собою видите, – начал барин спокойным тоном и, обернувшись назад, обвел рукой своих компаньонов, – мы являемся…

Я встал, но жена сказала мне движением ресниц – сядь. Я все сделаю сама. Я послушался. В некоторых серьезных случаях женскому темному инстинкту нужно повиноваться без рассуждений. Она отлично знала, что в ту злую пору во мне еще не улеглась, не угасла склонность к сарказму и вредная невоздержанность…

Гость разошелся, увлекся хотя бы заочным спором с женой, а ведь думал, закурив, сразу предложить Игорьку сообразить насчет выпивки. – Я ей говорю: «Целлофан этот покупай, но на свою пенсю. – Она ж у меня на инвалидности, больная вся. – Он бешены деньги стоит, а рвется легче бумаги. Накупить его, а потом…

По этому случаю идиллия моя да начнется таким образом: от ненастного, осеннего вечера и от безобразных мыслей, которые тискались в голове моей этим вечером, я ощутил какую-то кислоту во рту и до смерти томившую сердце боль. А когда я нахожусь в таком состоянии, мне обыкновенно начинает хотеться чего-нибудь…

Это не Сен-Жермены или Калиостро [2] , приобретавшие влияние при помощи известной ловкости, знаний и умения пользоваться случаем, это не Юмы [3] , морочащие людей, пользуясь особенностями своего организма. Нет, это люди простые, невежественные, даже часто глупые, не обладающие ни ловкостью, ни знаниями,…

– Ты, вероятно, читал какую-нибудь сказку про рыцарей и дам? – Нет… Ах, да, читал… Мама мне читала давно, давно мне мама читала про цветочную фею: я, верно, и вспомнил, и всё перемешалось в моей голове. И Дим, облокотившись на колени, снисходительно кивал головой. – А ты знаешь, Димочка, – сказал…

– О-о?! Сатиръ Никитичъ? – произнесъ Бобылковъ такимъ тономъ, какимъ старые любезники говорятъ съ капризничающими женщинами. – Разскажите, голубушка, разскажите… – Да и разсказывать нечего: просто насплетничали ему про Сережу, онъ и сталъ выслживать, – отвтила Васса Андреевна. – Ну, и что же? – Ну,…

Сказка Идем с Марьей Ивановной по Волоку. Деревенька (с детства знаю) за эти годы изрядно потускнела – ни единой новой постройки, но молодняка полно – рослого, волосатого, разодетого по последней моде. – Отпускники? – спрашиваю. – А всякие есть. Есть и отпускники, и из города, и свои, деревенские…

Так у нас немало провизии тогда зря пропадало – на мышей, да на мух, да на птичье угощение. А если посчитать, сколько сам Володя во время своих опытов глотал – то повидла, то гусиных шкварок, – то, право, можно было на эти деньги не то что голубя, живого страуса из Африки выписать. * * * Однажды…

Спрашивается, в чем же заключается драматургия сценария новогоднего «Голубого огонька», если речь идет всего лишь о динамичной смене номеров, пусть даже замечательно поставленных и эффектно снятых?.. Безусловно, взамен традиционного унылого конферанса, представляющего собой некий сюжетный «шампур» любой…

— Послушай, ты хотел бы стать птицей? — он сильнее сдавил плечо. Глаза у него блестели, лукавили, — и я снова обиделся. Вокруг — такое горе, и слезы, и траур, а у него — веселые глаза, пустые вопросы. — Так ты не ответил? — он рассмеялся, и я еще больше обиделся: — Леня, потом, потом… — А я хотел…

И Цезаря так затянула трясина бытия при земле, детях, войнах, тяготах, что часто кругом шла его крутолобая, бритая по-татарски наголо голова; и все-таки он умел перекипеть, перезлиться в себе, спрятать вспыхнувшее возмущение в глазах под упрямо нахмуренными бровями. Вот так было и в деле с динамитом,…

Тогда остаются, значит, Степанковы эти, приезжие… И тут, считай, все или почти все ясным было: не делом он занялся, задумался. Вообще зариться на чужое — не дело, за это в старые времена не зря руки отрубали… О чем же он в таком разе жалеет?.. Да ни о чем, наверное; дурь все, весной всегда так. Скоро…

И вот, приходит муж с другом домой и спрашивает: — Приготовила гуся? — Да, — отвечает жена. — Он в печи. — Молодец! — выдохнул муж. — Ты всегда была хорошей женой. Сначала мы с другом пропустим по стаканчику-другому, а потом возьмемся за гуся. И вот, муж с другом пропустили стаканчиков по четыре,…

Очнулся Валерий оттого, что кто-то тыкал его в бок. Он открыл глаза, что было крайне трудно сделать. Человек в фартуке толкал его метлой. – Ну что, поджигатель, очнулся? Валерий поднял голову. – Давай вали отсюда. Рынок уже закрыт. Темнело. Кафе не работало. Ни Арбузом, ни долларами с водкой…

Потрогал я себя по уже обросшей к вечеру щеке и подумал: «Чего только эти придурки не придумают. И ведь найдется наверняка идиот, который купит такую бритву. Пусть он ее потом выбросит, но все же купит, чем опять докажет этим людям из мира идиотов, что и среди зрителей; полно идиотов». И не успел я сказать…

Цыпрук на гэта ёй часта гаварыў: — Эт, дурная ты авечка. Яго падмогу сарока хвастом замяце. Чакай ад яго пад старасць пацехі, як ад рабой сучкі яек! — Замаўчы ўжо! Стары, як малы! — А ты, брат, баба, зусім дурная авечка! Ці ты не бачыш, што твой Лаўручок зусім чужым зрабіўся для нас з таго часу,…

Ребятишки между тем бросили игру и принялись одевать друг друга. Жалобный писк сменился восторженным криком, потому что все были рады яркому солнцу и белому снегу. Через три минуты гвалт уже перешел на церковную площадь. Комья снега полетели в разные стороны. Потомство о. Антония резвилось с самым беспечным…

Пришли ко мне, я показываю: мол, заходите оба. Лампу засветил. Да, была у меня такая роскошь: настоящая керосиновая лампа, пусть и с кокнутым стеклом. Я засыпал в нее бензин с солью, и она ничего горела, хотя трещала. Они входят, землю у себя с плеч стряхнули, и я им – «Садитесь». Ну, сели оба, винтовки…

— Не клапаціцеся вы, татуля! Не прыйдзе да вас герман. Мы яго так турнём, — супакойваў яго бойкі, курносы, папсованы воспаю кастраміч. — Ты не ведаеш, братка: прусы — народ кітры (хітры), — трывожыўся стары. Увечары салдаты гасцявалі ў хутарку. Нягледзячы на тое, што дзяўчаты гаварылі з «москолюсамі»…