Русская классическая проза

Дашка еще больше съежилась, личико ее сморщилось, глазки слезами заволокло. Ничего не сказала она, а взяла корзинку и вышла из избы. Маланья стала топить печку. Аксен умылся, обулся и пошел отбивать косу. Отбивши косу, он опять вернулся в избу. У Маланья дымился горячий картофель в котле. Заметив это, Аксен проговорил: – - А, и завтрак готов? – - Готов,-- промолвила Маланья,-- садись! Аксен вымыл руки, вытер их об утирку и стал мо-литься на иконы. Помолившись, он взглянул на спящего на постели…

Когда он въехал в деревню, то туча расползлась уже по всему западу и одним крылом осеняла деревню. Чтобы не попасть под дождь, Шкарин поспешил поскорее куда-нибудь укрыться и, увидав в одной избе открытое окно и выглядываюшую из него бабу, повернул туда лошадь и спросил: – - А что, родимая, нельзя ли ночевать у вас? – - А куда едешь-то? -- вместо ответа спросила баба. – - Недалеко, да вишь гроза собирается, хочется убраться. – - Большака-то дома нет… а ты вот что: поезжай-ка лучше к Горкину,…

– - Почему не моги? – - Так куда же она пойдет? Куда ни пойдет, а все к нему должна воротиться, а это всякую охоту отобьет. Да вы небось сами знаете такие случаи. Муж-пьяница или свекор измываются над несчастной. Со стороны жаль, а она только жмется да плачет. Больше ей и делать нечего. Терпит, пока не окаменеет, а окаменеет, -- ну, тогда она сама начнет других грызть. Сама себя никогда оказать не может -- пожить, как душа требует… Душа требует этого, а ей говорят: не моги. Какого ж тут рожна хотеть?..…

Кроме побоев, Катерине приходилось терпеть недостатки. Ей не давали денег на мыло, на иголки, на нитки, хотя она должна была обшивать и обмывать мужа. И хотя это было дело пустяковое, но бабочке оно доставляло немало горьких минут. От всего этого, когда Катерина почувствовала себя беременной, она стала желать смерти во время родов. И дальше -- больше, желания ее сделались настолько пламенны, что она молилась богу об этом. Желала себе смерти Катерина не одна: мечтала о том же и свекровь. …

Староста недоумевающе, во все глаза глядел в темноте на письмоводителя и ничего не мог понять. Наконец у него развязался язык, и он спросил: – - Это зачем же приходить-то? – - Да там увидишь, в бумаге написано. Мне некогда тебе объяснить-то: еще в две деревни ехать… Да постой, одного-то листа мало, на вот несколько, другим отдашь кому! И он вынул из папки еще несколько листов и, подав старосте, добавил: – - Да смотрите, собирайтесь, не отлынивайте, а то "барин" обидится: для вас же он старается.…

– - А где у тебя дом-то? – - В Москве… Просто дворец, а не дом: три кола вбито, небом покрыто, светом огорожено, да со всех сторон землей обложено. В толпе опять раздался смех; потом послышался новый вопрос: – - Что ж ты, так там жил, али делом каким занимался? – - Делом занимался: завод вел. – - Какой же завод? – - Перегонный: перегонял водку из бутылки в глотку, -- дела хорошо шли. При этих словах некоторые бабы завизжали от хохота; засмеялась даже сердитая жена сапожника и, плюнув,…

– - Ничего мне в больнице не говорили, а видно, пришло мое время. – - Да что же, неужели никакого лекарства не дали? – - Дали, как не дать, только все это пустое, видно хитрее Бога не будешь… Раздень-ка меня. II. В деревне никто не ожидал, что Аверьяна так быстро скрутит болезнь, но более всего не ждал он этого сам. Ему еще хотелось пожить, попользоваться от жизни чем-нибудь хорошим. Он так мало видел этого хорошего… Аверьян родился и вырос тогда, когда еще на Руси были другие порядки,…

С телегой Клим бился долго: она была полна мешками, и поэтому мужику вывести ее сразу как-то не удавалось. Насилу-то-насилу он направил ее на путь, повернув заднее колесо и потом ловко спиной и головой упершись в передок; от этого усилия телега, хотя нехотя и не спеша, но выползла из сарая. Только Клим натянул супонь, как по дороге загремели. Мужик обернулся и увидал, как, сидя на новой, хотя и немудрой, телеге, так же, как и у него, полно накладенной мешками, ехал его кум Селиван. Поравнявшись…

– - Все помощники, что тут говорить, -- примирительно проговорил отец. -- Если бы не они, нам нешь теперь разминаться? Протянули бы до Николы. И сознание, что они развязались с этой работой, привело всех опять в покойное состояние, посыпались шутки, зазвучал смех… С улицы доносились удары в чугунную доску. Сначала звуки неслись издалека, но дальше они слышались ближе. Это был созыв на сходку. Мартын прислушался и проговорил: – - Зачем это такое? – - Небось какие-нибудь новости, -- сказала…

В понедельник же с третьих петухов Тихон Иванович поднимался и шел на дело. С деревянным фонарем с закопченными стеклами он выходил из своего дома, шел в темноте, освещенной сверху яркими ночными звездами, и скрывался в холодном мельничном амбаре, где пахло кисловатой мучной пылью. Савостьян смазывал все оси, и мужики, подъезжая одни за другим, втаскивали свои мешки наверх и укладывали их около деревянных жерл корцов, в которые засыпалось зерно. И как только Савостьян кончал смазку, мельницу пускали…

II Станция, где слезал Мельников, была небольшая. Вокруг нее раскинулся поселок из железнодорожных служб, частных же домов была одна чайная. Извозчиков здесь не было, и разъезжались на приезжавших из деревень подводах. Мельников не написал, чтобы за ним выезжали, и, вспомнивши, что здесь нет извозчиков, вдруг забеспокоился. Но только он вышел из вагона и сложил свои вещи на платформе, к нему подошел высокий сухой мужик с серой редкой бородкой и спросил: – - Поедете куда? – - А ты откуда?…

– - И не по-ве-ри-шь!.. -- растягивая слова, не отводя глаз от парня, проговорил старик. -- Ишь какой чистяк, хошь на свадьбу… Только вон, забрызгался… – - Забрызгаешься… Из города-то пешком перли, ну и не уберегся… А где начальство-то? – - Уехали. – - А помощник? – - В трактир ушел. – - Скоро будет? – - Небось скоро… Садитесь, обождите. II Сотский, повернувшись, отошел к стене и, крякнув, опустился на скамейку, где перед этим сидел старик. Старик сел на табуретку за маленький…

II Солнце скрылось уже совсем, оставив на небе густо-румяный щит зари. Кругом ложились мягкие тени и сглаживали ясность очертаний. Лес, росший направо, затуманился; закурился серым дымом выходивший из него овражек; крепчала прохлада в воздухе, легче становилось дышать. Совсем бы было хорошо, если бы не ломота в ногах и эта тупая боль в пояснице: не дают они забыться на минуту и вздохнуть свободно. Но, несмотря на это, Конона подбадривало то, что сев кончен. Завтра не нужно вставать чем свет…

Началом писательской карьеры Даля можно считать публикацию его повести «Цыганка» в журнале «Московский телеграф» в 1830 г. (№ 21–22). А в 1832 г. в Петербурге выходят в свет отдельным изданием «Русские сказки», «пяток первый», «разукрашенные Казаком Луганским». Как писал сам автор позднее, «не сказки сами по себе были мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка послужила предлогом. Я задал себе задачу познакомить…

Долго ля, коротко ли Яков с барином ехали таким образом и далеко ли уехали – не знаю; но этот способ езды, столь докучливый для Якова, оказался также вредным для барина его, который, пустившись в бесконечные поездки в путешествия этого рода, вскоре волею божиею помре. Когда несчастие это совершилось, то бедный Яков Торцеголовый в отчаянии ударил руками об полы и залился слезами. Он пересчитывал и припоминал все дурные свойства и качеств" покойного, оканчивая, однако же, каждый раз припевом: "Да все-таки…

– - Не знаешь ли ты,-- спросил он мужика,-- нет ли тут где по соседству такого ж бедняка, как ты? Да чтоб непьющий был мужик и работящий -- понимаешь? Такого, который обнищал от беды, от напасти, а не по своей оплошности? Крестьянин повторял: "Понимаю, как же?",-- а между тем смеялся сквозь слезы как дурачок и повертывал шапку свою на кулаке. На этот раз хозяйка его скорее опомнилась и дала толковый ответ: "Есть, батюшка, как не быть! Богатых-то не больно много, а этакие есть. Вот в Сосницах за…

– - Но,-- продолжал ловкий рассказчик, закинув несколько голову и взяв мичмана за руку,-- но я ни на минуту не призадумался; я знал, в какую землю еду: в землю, где иностранцы, загнанные туда судьбою, принимаются радушно, как братья, где всякий гость не может нахвалиться гостеприимством хозяина. Вот почему я смело ступил на этот чуждый для меня берег; я уверен, что найду достойный этого народа прием; хотя,-- прибавил он с ужимкою,-- хотя и не знаю еще, где сегодня буду обедать! Вы женаты или холосты?--продолжал…

Вскоре, однако, люди заговорили, что Аксенка с Дарьей живут не совсем ладно; иные винили его, говоря, что он и прежде был непутный человек; другие обвиняли ее, уверяя, что она ухватом да помелом весь дом завоевала и что Аксенке от нее житья нет. Умнейшие говорили просто, что они оба друг для друга не годятся, что на эту бабенку надо бы не такого кислого мужика, каков Аксен, а ей бы нужно такого, которого б она любила. Словом, когда дело было сделано, тогда только стали догадываться, что напрасно…

С этих пор между семействами Ярмука и Чулка основалась вековечная вражда и ненависть, хотя один из этих родоначальников, как мы слышали, 20 лет назад удавился, а другой волею божиею сам собою скончался. Вражда эта простиралась до того, что никто из семьи Ярмука не ходил в дом Чулка, и обратно, почему хозяин мой и не хотел или не смел идти туда за молоком. Такой висельник известен у нас в народе под названием сухой беды; и, говорят, поныне еще чуваши в злобе своей грозят иногда друг другу тем, что…

Кабинет в самом деле озадачил меня, и я готов признать его кабинетом редкостей, художества, ремесл и промыслов -- словом, чем угодно. Гуськам и кронштейнам со статуйками лучшей работы не было конца, книгам, картинам и счету нет, а куда ни обратишься, на что ни взглянешь -- все привлекает внимание то блеском, то вкусом, то странностью, то удобством и уютностью… Я стоял и изумлялся, между тем как хозяин занимал меня очень приятно, без умолку. Признаюсь, я слушал только краем уха. Я думал тогда про…