Современная проза

Под ложечкой тоскливо засосало. А как же жена, сыновья, дочки? Как они без него? Анюта даже не сумеет собрать активы, разбросанные по всему миру, а собрав – ни за что в них не разберется. Да что активы! Она не сумеет толком вступить в права наследства, тем более что завещание оформлено на дочку бывшей жены. А бывшая жена – баба зубастая и своего без боя не отдаст. Здесь нужно очень круто бить копытами и долбить рогами, чтобы выиграть все эти тягомотные процессы в купленных-перекупленных судах. Но…

Водитель чуть снизил скорость и, полуобернувшись, заворковал: – Немцы Балтику не жалуют. Море здесь холодное, волна хлёсткая. На три метра отплывёшь – швырнёт на камни и копец котёночку… Только летом народ подваливает, едут из России отдыхать. Кто ещё в советские времена полюбил ривьеру, теперь их дети-внуки тоже пристрастились. Воздушный мост наладили. Каждые сутки авиарейсы из России. Пять из Питера, три из златоглавой. Везут туристов доморощенных… Эй, ты чего прёшь, прими влево!.. На встречной…

Первым начал Денис: – Саня, ну что за дела? Ты время видел? – Да видел, видел. Проходите. Вчерашние напевы и серенады не давали мне проснуться, – сказал Саня помятым голосом. – Ты вчера видел себя? Такое ощущение, что демон внутри тебя вырвался наружу, – высказался Ваня. – Ну ладно тебе! Лучшее, что я вчера помню, так это ту красотку в синем платье. Не помню, как зовут, – ответил Саня. Денис, как всегда, любил вставить свое слово везде, где только получится: – Ты про ту толстуху,…

Но я не мог признаться в этом дедушке Берко. Я понимал, что он ничего не скажет Трахтенбергам, но сильно расстроится. Стрекотали цикады, и пахло табаками. На кухне бабушка уже укладывала в форму морковь, порезанную «свистульками», клюкву, чернослив и орехи. Вздыхала, что не достать апельсин. Дед поливал вишнёвым ликером, ставили запекать… А потом за домом в плетеном кресле под вишней рассказывал о Древнем Риме, цитировал Тацита по-латыни. И вот родня из местечка собиралась за столом. Просили…

Выдохнув после воображаемой погони, Паша произнёс мысли вслух. ПАША: Как же я не люблю этих надоедливых консультантов. Внезапно, музыкальная мелодия, звучащая из динамиков магазина прервалась голосов сотрудника ТЦ: Уважаемые посетители торгового центра! Напоминаем вам, что торговый центр закрывается через пять минут. И вот Паша идёт к выходу магазину, хлопает по карманам коричневого плаща, не находит того что ищет, и потом хлопает по карманам своих бордовых спортивок и достаёт телефон. Вечер…

Прошло некоторое время, и Татьяна начала приходить в себя, но никуда не выходила из дома и смирилась с тем, что навсегда останется в деревне. Подруги повыходили замуж и понарожали детей, многие перебрались в районный центр, некоторым удалось переехать в город. Георг не забыл Татьяну, пытался навестить её в больнице и дома, но его к ней не пускали, и на лицах людей он видел, что они осуждали его, считали виновным в происшедшем с его подругой. Порой, люди не могут поставить себя на чужое место, особенно…

– Повторите, пожалуйста, все это моему мужу, – попросила она. – Он здесь, за дверью, я его позову. Муж сидел одиноко в пустой маленькой приемной, поглядывал на дверь, которую она приоткрыла, поманила, он подошел, и через пару минут она смогла отключиться, бездумно глядя, как бедняга Михкель выслушивает жуткие откровения озабоченной докторши, и думая ни о чем. Ни о чем в данном случае не означало то, что высокопарно именуют Ничем. Великое и ужасное Ничто, nulla, как спел бы Яго, спроси его, что…

Прорывая тишину и остатки не свалившейся штукатурки, лампада влекла за собой, не ясно живые или мертвые, но хорошо сохранившиеся души. Они не помнят своего прошлого, они не чувствуют больше теней, они не знают и капли того, что знают скитальцы в углу, однако верят, что скоро все прояснится, после нахождения чего – то, что также, как и они попало сюда. Возможно, это не известное и есть истолкование всего этого мира, оно безмолвно тянет их к себе, сокрытое и всеми проклятое. Как и большое множество…

– Нет, спасибо. – Скованно произнёс он, просматривая ленту в социальной сети. Может быть, пунктуальность её была хороша, но за словами, бывало, она не следила, говорила что думала, и её не волновало, что подумает собеседник. – Надо сначала учёбу закончить. – В пять часов закончишь, а потом можно. – Перестань, Якима! – С усмешкой одёрнул он её. – Ты же на психологическом факультете, что тебя во мне волнует? – Нет! – Стала отрицать девушка. – Ничего. Но это же меня будущая деятельность изучать…

Только некоторым из нас иногда приходится пройти длинный путь, чтобы понять, увидеть и прочувствовать эту тончайшую грань существования. Переступить через боль и обиды. Выбрать дорогу, полную смеха, света, движения, наслаждения и любви. Счастливчик тот, кто после подлого предательства и падения продолжает видеть светлое в жизни: наслаждаться ярким утренним солнцем, пением птиц, жужжанием мух, полетом ветра, шелестом листьев, журчанием воды и силой огня. Читая Библию, понимаешь, что сам Господь…

Человека оторопь берёт. Вижу, не знает, что сказать, а ответить хочется. – Да не трудитесь, – говорю я. – Параметры нашего дома мне известны. Широко улыбается тут старичок и говорит: – Инженер что ли? – У меня шагомер, он всегда со мной, – говорю я. – Вот и весь секрет! Он хохочет. Видно, зубы у него в порядке. Тут открылся у него кашель, и, борясь с ним, махнул мне рукой, мол, пока! Вот он и стоит перед полицейскими и что-то объясняет. Я, поставив бокал на плетённый круглый столик,…

Я привыкаю к его неспешной, подчеркнуто размеренной речи. К ее зигзагам и отступлениям. К длинным развернутым периодам и к несколько архаической лексике. К тому, что он внезапно смолкает и, оборвав самого себя, пристально смотрит на собеседника, хочет убедиться, что понят. И вдруг отводит свои совиные, опытные, седые глаза. Задумывается – не то забывает, что ты терпеливо ждешь продолжения, не то воскрешает давние тени. Потом усмехается и роняет: – А согласитесь – в наших профессиях есть нечто…

Сизова подобная стабильность нисколько не огорчила. Напротив. Он многое видел и испытал, его передряги и похождения – иные происходили на войнах, которые попеременно вспыхивали, – тянули на мощный былинный эпос. Естественно – требующий гекзаметра иль просто свободного стиха, далекого от бытовой интонации. Но не случилось слепца с кифарой, ни современного аэда, и эта новая «Одиссея» так и не появилась на свет. Сизова это не волновало. Давно уж хотел он не славы, а отдыха и видел во сне свое возвращение.…

За эту первую ночь воспоминаний я заново пережила всё, что помнила. Пережила так ярко, что мне не захотелось возвращаться к действительности. Весь следующий день я была словно не в себе. Но уже к вечеру воспоминания начали остывать и блекнуть со стремительной быстротой. Изображение выцвело и стало неживым, история была отторгнута, будто произошла с кем-то другим, но я не хотела её отпускать. *** Моя неспособность справляться с чувствами всегда казалась мне катастрофичной. Если приходили чувства,…

Вэя вспомнила, как встретила его спустя долгое время после их первого знакомства. Сказать «увидела» было бы неправильным – скорее, почувствовала, словно очутилась под куполом храма, в арки которого льется теплое вечернее солнце. Так прекрасно и так мимолетно, и возникает ощущение, что то ли можно в этом мгновении остаться навечно, то ли оно будет самым последним, что случится хорошего в жизни. – Хочешь шоколадку? – спросил Серж. Он как будто извлек ее из кармана, хотя Вэя была уверена, что никаких…

Знакомьтесь. Это Блабл. Неординарный молодой человек. Мечта девушек. Кошмар всех матерей. Словом, воспитанный мальчик – так он говорит. Каждый день он ищет своё место в меняющемся мире, всё глубже погружаясь в пучину собственного безумия. Сам Блабл высокого мнения о себе, и не очень высокого – о других. Он начитан, но ненавидит все книги одинаково сильно. У него есть диплом о высшем техническом образовании, но нет работы. Он отслужил в армии, но так и не научился подчиняться и уважать старших. …

На верхней площадке – четыре квартиры. Две двери в середке – рядом друг с дружкой. Две сбоку – одна напротив другой. В трех гнездах – три отдельные жизни, в четвертом – живут супруги Сычовы. В дом въехали кто раньше, кто позже. Все, разумеется, перезнакомились. Трое, живущие в одиночку, поддерживают соседскую связь, семейство держится сепаратно, глава его замкнут и нелюдим. Герман Лецкий раз или два в неделю заходит к соседке – старухе Спасовой. Она его поит крепчайшим кофе. Водит знакомство Герман…

Пожалуй, я перенес на нее частицу молитвенного восторга, который внушал мне ее отец – прославленный писатель Успенский. Назвав его дочь своей женой, я ощутил себя причащенным к высшему нравственному началу. Мне было близко и творчество тестя, и чувство, питавшее его труд, – и то и другое потом окрестили пренебрежительным словом «народничество». Мне были понятны и эта отзывчивость, и эта его сыновняя преданность тем обездоленным русским людям, которые день ото дня и спасали, и пестовали свою мачеху-родину.…

С кружкой крепкого кофе… С кружкой крепкого кофе – Люби себя. С чашкой осеннего солнца – Люби весь мир. Изогнуты черны брови Не хмурь сей день. На дне темного колодца Ведь – светлый пир. И звезды на небе прекрасны, Что твоя душа. И зверь, нежный лев опасный Идет, не спеша. Моменты А сейчас я влюбилась в осень, Прохладу и что-то такое. Жаль, лицо обветрилось очень. И солнце за тучей порою. В эту секунду полюбила шарф. Он обнимает шею, согревая. Пусть…

– А что я жалуюсь, сам же выбирал. – Да нет, не выбирал, у меня все было с самого начала. – Принять, что дали – тоже выбор. Я задумался, остановившись посреди аллеи. Стеснительный и скромный, чуточку медлительный от природы я удивился, насколько быстро, в одно мгновение, вектор сменился в моей голове. В один миг я стал другим. В то самое мгновение, как пролетела мысль в моей голове, я поменялся. Шел один человек – остановился другой. А ведь правду говорил мой дорогой дедушка: «Есть только миг,…