Современная проза

По дороге я решил проверить свою догадку и положил руку ей на ногу. Она мгновенно отреагировала: – Не здесь, но скоро. – Уверена? – Тебе понравиться. – Тогда поехали скорее. Нам казалось, что мы занимались любовью несколько часов, неистово до изнеможения. Но всему приходит конец. Я отдал должное ее кофе, который был особенным. Ну, в каком кафе женщина подаст кофе в постель в пеньюаре, и не до того, а после того как. Да и постелей в кафе не бывает. Я не был в восторге от секса с ней, у нее…

Именно поэтому корги английской королевы так нервно отреагировали на появление Его Святейшества в Букингемском дворце – удивительно, что на это не обратили внимания мировые средства массовой информации. Но я отвлеклась. Почесывая мне шейку, американская актриса спросила: – А у нее есть имя? – Конечно! – загадочно улыбнулся Его Святейшество. – У нее множество имен. Далай-лама сказал чистую правду. У меня много имен – как и у любой домашней кошки. Некоторые звучат часто, другие реже. Одно…

В отрочестве, в юности периодически я брался за перо (в то время ещё писали металлическими перьями, макая их в чернильницу), и рождались неуклюжие стихи и реже — проза. Но суровый саморедактор был беспощаден к этим творениям, и они безнадежно валялись в «долгом» ящике, пока уже в зрелом возрасте я не сжёг эти тетради в печи. Мои самые ранние, смутные воспоминания детства безрадостны, темны и тоскливы: тусклый электрический свет, мигающее пламя керосиновой лампы и запах керосина, серые морозные…

— Чем он занимается? — Водитель грузовика на уездном заводе химических удобрений. — Сколько лет прожили в браке? — Восемь. — Свидетельство о браке с собой? — У меня с собой свидетельство о расторжении брака, — с этими словами Ли Сюэлянь расстегнула куртку и извлекла из внутреннего кармана документ. Ван Гундао от неожиданности остолбенел: — Раз ты уже разведена, что еще нужно? — Тот развод был ненастоящим. Ван Гундао взял свидетельство в руки. Бумага уже несколько пообтрепалась.…

Каждое утро одно и то же: не знает Хасан, чем заняться. До одурения бродит по опустевшей деревне. Когда Хасану исполнилось семь, ему подарили ружье, отделанное перламутром. И не осталось с тех пор твари живой, в которую он не прицелился бы и не выстрелил, будь то коза, орел, шакал, куропатка, воробьишка или человек. Да-да, в людей тоже метил Хасан. Было у него трое дядьев, и ни один слова поперек мальчишке не скажет. Все они, деревенские, родня друг другу. Деревушка-то крошечная. Совсем недавно…

Звоню: – Самовар, и как насчет лошадей? – Сейчас. Услужающий засален, заспан, угрюм и пахнет чем-то очень сложным и тяжелым – словом, традиция соблюдена до мелочей. Даже трогательно. Самовар оказался такого цвета, точно его только что выкопали из кургана, чай отдавал мокрой шерстью, а баранки ломались с сухим треском и рассыпались в пальцах. Мне стало смешно. Солнце залило комнату, и вся эта рвань за окном как-то особенно приветливо и простенько запестрела. Когда там, за окном вагона, после…

Пондравилось штабс-капитану, что такое к военным внимание. Ус пожевал, рюмку об штанину вытер, наточил водки, гостю подвигает. – Пей, адъютант. Экой ты мозгляк, однако… Поди, водка из тебя так в чистом виде с исподу и вытечет… – Не извольте беспокоиться. Не пью-с. Ну, господин Овчинников не таковский, чтоб в своем доме такие слова слышать. – А я тебе приказываю. Пей, клоп малиновый! Не то туфлей по головизне тюкну, и икнуть не успеешь. Бес копытцем мух отогнал и дерзким голосом выражает:…

* * * Главное, в большом доме никто делом не интересуется. Девицы теннис за оранжереей завели, прыгают весь день как оглашенные, бюсты спускают. Похудеть, видите ли, надо!.. И что за игра такая окаянная: словно малые ребята, мячик с лопатки на лопатку перебрасывают. Чем пойти на птичник поинтересоваться, почему индюшка окривела, какие яйца для еды отобрать, какие на высидку, только и знают свой теннис, либо в гостиной под граммофон полы натирают. Танцы! Изогнут в три погибели животы и хребтом вертят,…

Артамонова принципиально села рядом с Киреевым в аудитории. Занимала ему очередь в буфете. Брала сосиски и коржики. А когда начались зачеты – предоставила Кирееву свои конспекты. Киреев сказал, что не понимает ее почерка. Артамонова согласилась читать ему вслух. Сидели у Артамоновой на кухне, грызли черные соленые сухарики. Мама Артамоновой пережила ребенком блокаду и никогда не выбрасывала хлеб. Резала его соломкой и сушила в духовке. Эти сухарики были неотвязными, как семечки. В середине дня…

Сестры, у двери, глядят друг другу в лицо. Все трое бледны. Все догадались, но не смеют сказать. Ждут. Это знакомая походка. Он идет по сеням. Распахнулась дверь. Хлынул жуткий холод зимней ночи. Николай, в осеребренной снегом шубе, стоит в дверях. Его никто не спрашивает. Он спешит проговорить приготовленный, заученный ответ: – Я опоздал к поезду. Нельзя было ждать до утра на станции. Я решил ехать завтра. Вечерний поезд удобнее. А впрочем, я, может быть, передумаю и не поеду вовсе. …

Нашел в одной книге старинную карту земли Туруханской. Там все нарисовано несусветно, огромная Мангазея посередке, совсем маленькая Подкаменная Тунгуска лепится, Хатанга здоровенная, огромный Ессей, а Енисей кривой, и над ним море, и написано: “Море-Океян”. Енисей – это обязательно вся река до самого низа, до Караула и Усть-порта или Воронцова и Сопкорги. Единый поток, дорога рыбья и человечья – всегда поражающая своей длиной. От Красноярска до Новосибирска 800 километров, и это две разные Сибири…

— Пошли. Посидим в тепле. Сияпин и Коржанов бурно завозмущались, и тогда Барский спросил: — Одно из двух, мужики, либо вы меня арестовали и ведете на допрос, чему я без ордера буду активно сопротивляться, либо просто хотите поболтать, и тогда я выбираю место для беседы, в данном случае буфет. — Я же тебе говорил, без ордера тащиться глупо! — буркнул Коржанов. — Тогда уж требовал бы группу захвата, — кисло оправдывался Сияпин. Вскоре они заняли столик с видом на посадку. Заспанная официантка…

У Петра Ильича Чайковского настоящего таланта нет. Да и поздно: 21 год. Вон Моцарт в 21 год уже… А вот Чайковский в 21 год… Значит, был это 1861-й год. А через год откроется Петербургская консерватория. Чайковский никого не послушает, только себя. И поступит в консерваторию. Вообще-то, он терпеть не мог учреждений. Не присутственный он был человек. И в Московской потом преподавать было настоящей мукой. Еле избавился. Но консерватории дали среду, новых людей. Братья Рубинштейны — на всю жизнь, Ларош,…

Пациент покорно ждал конца осмотра, время от времени спохватываясь и издавая очередной стон, проникновенности и трагизму которого позавидовал бы любой актер. Глядя на них, Данилов вспомнил институтскую лекцию, посвященную принципам сортировки раненых. – Запомните, доктора, – внушал студентам подполковник Таланкин, за пылкую страсть к этиловому спирту прозванный Спиртовкой. – В первую очередь помощь оказывается не тем, кто кричит и рыдает, а тем, кто делать это уже не в состоянии. Только так!…

Это убедительно доказывает, граждане, что слухи, витающие вокруг Пхеньяна, о размолвке между Командиром Га и Сан Мун – ничем не обоснованы! Так же, как вторжение на наши ни в чем не повинные рыбацкие суда иностранных сил, так же, как обвинения в похищениях людей, выдвинутые против нас Японией. Неужели японцы думают, что мы забыли, как они сами похитили наших мужей и превратили их в рабов, а жен сделали женщинами для утех? Разве может женщина любить своего мужа больше, чем Сан Мун? Разве вы, граждане,…

Чтобы предельно обнажить внутреннюю сущность обитателей дворца, автор использует прием контраста, сталкивая их с наследницей техасских миллионеров мисс Сарджент, девушкой с обостренным нравственным чувством, вознамерившейся отдать свое состояние голодающему населению развивающихся стран. Она — полная противоположность Нино и его матери. Трудно представить себе более неподходящую для нее пару, чем Нино, этот ничем не брезгующий алчный охотник за приданым. Это соприкосновение с человеком чистым и бескорыстным…

Рабочее место он отгородил штабелями приборов. А не полюбившихся сотрудников доводил тихим монотонным повторением первых букв их фамилий. Неторопливо настраивая какое-нибудь устройство, сморщив нос и безразлично всматриваясь в экран осциллографа с дрожащими голубыми линиями, он любил вспоминать саванну… Охота… Они с братом гонят стадо антилоп, обезумевшее от страха. Опьяняющий, бешеный топот сотен копыт. Все забыто, ничему нет цены. Только любым способом продлить наслаждение. Они даже не бросались…

– Как я ее открою? – Толкни и откроется – сам Иллюзионист к нам пожаловал, – пояснил Сорока. Шестерка подошел, толкнул, дверь действительно открылась, потянуло свежачком. – Ну, что я говорил – живем, братва! – воскликнул Сорока. Сокамерники удивленно разглядывали вновь прибывшего – расположился на койке старшего по камере, сам Сорока предложил учтиво – новый пахан, значит. И дверь открылась, не трепался старый зэк. Но надо поглядеть еще. Коридорный обернулся, увидел открытую дверь в камеру,…

Злодейка постепенно обмякла, успокоилась, и в глазах ее опять затеплились ласковые желтоватые огоньки. Она хрупала сахар и терлась головой о плечо Василия, который осторожно, шаг за шагом приближался к жеребенку. Кобыла не протестовала. Подойдя вплотную к жеребенку, Василий сунул ему в рот палец. Жеребенок быстро зачмокал мягкими, теплыми губами. Тогда другой рукой Василий подтолкнул его под живот матери к самым соскам и отнял палец. Жеребенок потянулся следом, и теплое, душистое молоко полилось…

Но всё закончилось совершенно по-иному. В комнате хранения снаряжения отвалился старый кованый крючок, на котором висело оголовье её лошади. Она стояла с молотком и пыталась гвоздями прибить крючок, но рассохшееся дерево не желало держать в себе гвозди, и крючок с завидным постоянством падал на пол вместе с оголовьем. Я подошел к ней, взял молоток и оглянулся по сторонам, чтобы найти какую-нибудь палочку, которую можно вставить в отверстие от старого гвоздя, укрепить место крепления и прибить крючок.…