Современная проза

– Все! – Чего орешь? – Дверь тут же распахнулась, и недовольная проводница вкатилась в купе. – Билет давай! До Москвы, значит? – Она посмотрела на Вику с жалостью. – И чего вам там всем: медом намазано, что ли? Едут и едут, будто она резиновая – Москва эта. Чего дома-то не сиделось? – Не ваше дело! – буркнула Вика. Не хватало еще, чтобы противная тетка испортила ей настроение. Москва, может, и не резиновая и намазано там таким, как Вика, скорее всего, горчицей, а не вареньем, но разве это имеет…

Кто-нибудь из вас имел идеальную русскую женщину? В самом центре России, в городе Горьком, что стоит над широким разливом знаменитой русской реки Волги, я, говоря по-английски, «занимался» любовью с той, которую до сих пор считаю идеалом русской женщины. В русском языке нет такого осторожного словосочетания, как «заниматься любовью», и смысл этого термина передают в России более грубыми словами, из которых самые цензурные – «иметь» и «трахаться». Итак, в самом центре России, в городе Горьком, я «трахнул»,…

– Люда! – Что? – Нас, видимо, в любой момент могут прервать. Кто будет говорить? Быстро. – Вы. Говорите вы. Что у вас, что с нами стало? Почему финансовый аналитик? Это что, профессия? – Люда, слушайте меня, в девяносто первом не стало страны, социализм рухнул, наступил капитализм. Люда, это ничего, вас там не прослушивают? – Да ерунда! Говорите, я слушаю! – После были войны, конфликты, национализм, парад суверенитетов. Все отделились, ругались, не платили зарплат, голодали, торговали…

Тот факт, что он почти никогда не говорит правды, не позволяет мне верить ему в конкретных случаях, и приходится самой вычислять, правда ли то, что он говорит, или нет, и иногда я могу понять, что это неправда, а иногда нет. Честно говоря, я никогда этого не знаю, и иногда начинаю верить, что это правда, только потому, что он говорит мне одно и то же снова и снова, а я не могу поверить, что он стал бы так часто повторять одну и ту же ложь. Может, правда не так уж важна, но я хочу ее знать хотя бы…

— Катя! Пойми, твоя сестра — чудовище. Она все продумала, а мы попались в ее ловушку. — Все, Паша, у меня больше нет времени на пустые разговоры. Я хочу забыть и тебя и ее! — твердо произнесла она и повесила трубку. «Вот так, правильно, не надо никаких сцен. Я буду выше этого», — уговаривала она себя, пытаясь сдержать подступившие слезы. Телефон зазвонил снова, отдаваясь эхом в пустой квартире, но она не стала брать трубку. Через минуту зазвонил мобильный, и, увидев Пашин…

Затем Волков испытывает жгучий стыд и холод, когда в морге с него снимают одежду. Он так же слышал разговоры о себе. Две девушки, надевая на него новую рубашку и брюки, совершенно равнодушно обсуждали покойного – нужно ли стричь ногти, как укладывать волосы, брюки топорщатся. Дальше Волков чувствовал, что дух его медленно возносится к небу, и там как будто находится в одной комнате с другими. В комнате есть окно, и он очень хочет вылететь это окно и быть свободным. Но тут же слышит разговоры о себе:…

детской кроватки, стоявшей у тебя в ногах, передвинул шкаф. Наверное, зря, потому что из окна зимой дует. По ночам плохо сплю, часто просыпаюсь. Вспоминаю, как в этой спальне я, уже школьник, писал ночью в постель и мы оба горько плакали, обнаружив, что беда опять произошла, несмотря на старания врачей и ворожек, «выкачивавших» из меня испуг от спикировавшего на село истребителя. Тогда мне показалось, что он падал прямо на меня… Смутно, но помню, как ты носила меня по спальне на руках…

Но если собеседник — сам человек с дипломом, позволительно признаться: “Было дело”, а иногда: “Да, как бы учился”. — А где вы как бы учились? Ответ на этот вопрос должен был от зубов отскакивать. Главное — правильная интонация. Иностранные студенты мучались страшно. — А где вы как бы учились? А ты: — Э-э-э, в Принстоне? — неуверенно так, словно на устном экзамене плаваешь. — Да-а? В Принстоне! — восклицал профессор. — Вот здорово! Дай ему излить восторг, но едва он начнет щебетать,…

— А чего ты хочешь от портрета пяти избалованных детей? — спросила мать, и я вместо разъяснений повел ее к Рут. Я заранее знал, что они поладят, но чтоб до такой степени! Вначале они беседовали обо мне: Рут нахваливала, а мама в принципе соглашалась. — Да-да, — говорила она. — На его комнату посмотреть приятно. Все по местам разложено. Затем мать тоже начала захаживать в галерею. И возвращалась не с пустыми руками. Ее первым приобретением стала статуэтка — непропорционально-долговязая мужская…

– Я за свою жизнь прочел немало рецензий. Не думаю, что я в чем-то уступаю современным критикам. С начала семидесятых я проглотил 3952 книги. Я не упускал ни единой детали, и не вам судить о моей внимательности. Итак, имею ли я право на собственную точку зрения? Думаю, да. – Они сказали, что считают вас, скорее, критиком детективного жанра. Он старается выглядеть спокойным, чтобы не пугать ее: она легко пугается. – Чувствую запах победы. Скажите им, что детективы меня не интересуют. Слишком…

* * * Люблю российский спор подлунный, его цитат бенгальский пламень, его идей узор чугунный, его судеб могильный камень. * * * Ранним утром. Душной ночью, Вдруг в ответ на чей-то взгляд… Вырвал корни я из почвы, и они по ней болят. * * * Прав еврей, что успевает на любые поезда, но в России не свивает долговечного гнезда. * * * Я хотел бы прожить много лет и услышать в часы, когда пью, что в стране, где давно меня нет, кто-то строчку услышал мою. * * * …

Александро Моралес, к которому был обращён вопрос, густо покраснел и не нашёлся что ответить. Друзья знали, что у Алекса есть невеста, за которой он очень трогательно ухаживает, не замечая других представительниц прекрасного пола. Нередко эта старомодность приятеля становилась мишенью для беззлобных подтруниваний. Чтобы сделать несколько символических глотков за предстоящий взлёт и будущую спортивную победу друзья набились в одну кабинку туалета. А перед тем, как покинуть её, каждый положил себе…

Девушка Номер Один бледна и веснушчата, Бодли смутно припоминает, что как-то раз попробовал ее. Девушка Номер Два ему не знакома — это азиатка с миндалевидными глазами и лоснистыми черными волосами. — Познакомьтесь с нашей новенькой, мистер Бодли, — говорит миссис Тремейн. — Она из Малакки. Зовут ее Панг или Пинг, но мы дали ей имя Лили. Встань, Лили, поздоровайся с джентльменом. Девушка Номер Один подпихивает Лили локтем, и та, неловко поднявшись на ноги, приседает в реверансе. Росту в ней от…

В тот же миг Алекса кричит официантке: – Еще одну булочку, пожалуйста! – и шмыгает за дверь, на которой написано «WC». Оба типа переглядываются и, сев, не сводят глаз с этой двери. За ней Алекса торопливо стягивает синюю рубашку, остается в красной женской блузке с пришитой изнутри поролоновой грудью, вытаскивает из сумки и надевает на голову черный парик, сумку выворачивает наизнанку, отчего она превращается в лакированную дамскую сумочку, куда он сует мокасины. Алекса остается босым, с кричаще…

– А поесть ты не хочешь? – поинтересовался Гэри, закрывая партитуру и шепча про себя: – До-диез , ну конечно же, до-диез, ми-ре-фа, си-бемоль, до . – Не желаю быть стулом, хочу быть Эйфелевой башней! Хочу придумывать одежду, которая сделает людей утонченными, изящными, устремленными к небу. «Простота – высшая степень изысканности». Вот это будет моим лозунгом. – Ну, за некоторое время до тебя так уже сказал Леонардо да Винчи. – Ты уверен? – спросила она, постукивая туфелькой по деревянному…

Под монотонную капель. В хаотичном движении маятника. Под неуемный и нервный звон колоколов и дребезжание алтарей. Это все существовало… И смерть от истощения. Связи исчезают, они теряют смысл. Они приобретают чужие взгляды и ни с кем не разговаривают. Обменялись именами и именными склепами, потеряли стыд и свои влюбленности, заходили в воду по пояс и наслаждались свежестью волн и беспамятством штиля. Они неожиданно наделяли себя силой солдат, обладавших презервативами, и рассматривали свои стройные…

— Я тоже так думаю. — А то и вечерком докосим, как только роса снова выпадет. Тут ответа не требовалось. Они закончили каждый свою полосу, а потом побрели наверх, к дому, в сад. Янчи очень хотелось пить, но за водой в дом он не пошел, а с силой тряхнул молодое грушевое деревце. На землю упало с десяток груш. Янчи собрал их и уселся рядышком с отцом. Чанаки съел две груши, а потом, достав кисет, неторопливо свернул себе цигарку. — Доброго табачку мне опять привез этот Дюри. Хотел бы я знать,…

И аппетита нет никакого, поковыряет еду, а кусок в горло не лезет. Каждый день в положенное время старик присаживается к столу в надежде, что сегодня все будет по-другому, ан нет: при виде супа его начинает мутить, и ложка замирает в руке. В отчаянии смотрит он в тарелку — хоть плачь, а не поймешь, что за напасть такая с ним приключилась. Иной раз глянет старик в зеркало и ужаснется: лицо серое и исхудалое, скулы обтянуты кожей, нос заострился, губы синие и подрагивают беспрестанно… Глаза тупо смотрят…

— А если у моего свояка? — У свояка? — Да, у Бреннюира, он издает книги по искусству — не слышали? Вы могли видеть меня у него дома. Там многие бывают: писатели, художники, журналисты и даже поэты. Браббан усмехнулся. — Ах, поэты! — многозначительно произнес он. — Среди них есть очень хорошие, — обиженно заметил Толю. Нельзя сказать, что он сам не пугался всего поэтического; просто он общался с поэтами у свояка и поэтому считал своим долгом относиться к ним с уважением. И все же, малодушно…

«Были серьезные, улыбка на лице которых, словно луч солнца сквозь тучи. С такими легко в практическом смысле. Все у них разложено по полочкам, все понятно. Но с ними скучно. Они не способны на маленькие глупости. Их поведение предсказуемо, словно запрограммировано. Они надежны, но в жизни сложно жить по расписанию. Другие были веселые, в чем-то даже бесшабашные. Могли развлечь, всегда найдя повод для беседы. Но у них минус – это ненадежность. Все как-то зыбко. Серьезный вопрос с ними решить сложно.…