Современная проза

– Необходимо увидеться, – сказал Родченко. А Кукольников, прищурившись, сказал, что он знает, кто это звонит ни свет ни заря и что он скажет сейчас Гордееву. Максим, однако, не стал пускаться в подробности, он сказал, что подойдет к семи вечера, и тем закончил. Теперь Филипп и Георгий сидели друг против друга, пили кофе и откусывали каждый от своей половинки калача. – Ты уже догадался? – спросил Георгий. – И где ж ты был? – спросил он, чуть-чуть даже и негодуя, когда выяснилось, что Филипп действительно…

Со стороны плач выглядит странно. Я давно разучился плакать. И в некоторой степени даже тебе завидую. Ведь плач – это на самом деле песня. Надрывная и мрачная песня подверженной страданием души. Однажды ты спросила меня, на что похожи твои слезы. Тогда я смутился и сказал, что не знаю. Теперь я готов дать ответ. Они похожи на звезды. Столь же мрачно они сияют и столь же много боли приносят моей душе. Когда ты узнала о том, о чем я не хочу вспоминать, ты заплакала. Твое лицо перестало быть лицом…

– Не смешно. – Не обижайся... – Да что уж там... Обижайся, не обижайся... Плохо дело... Я смерил несчастным взглядом квадратное солнце. – А помнишь, как тебя отшила Русалочка? – спросил вдруг Собак. – Да, и все лишь из-за того, что я люблю черную икру... Я печально вздохнул. – Да ладно тебе, не хнычь! Мне-то по сути дела, еще хуже... – Почему? – Ну что я вообще за персонаж такой, – Собак? – В смысле? – Что я из себя представляю? – Не знаю, автор тебя еще не описывал. – Ну а как ты…

– Я всегда просыпаюсь позже тебя? – Ты всегда уходишь от возможности поэкспериментировать. – Черт, да о чем ты говоришь?!! Какой эксперимент?!! Ты ведь, по сути, предлагаешь мне покончить с собой! – Значит, ты не веришь в мои колдовские способности? Я громко послал весь мир к чертям и сказал ей, что ухожу. Внезапно в дверь ввалился Артем – наш общий приятель и по совместительству мой лучший друг. Я уже и забыл, что попросил его зайти к нам вечером. – Что такие хмурые? – спросил пришедший как…

Меж тем, дверь приёмной распахивается, и в коридор вывозят Машеньку. Машенькой оказывается девочка лет четырнадцати. Мужской голос принадлежит её папе, высокому, холёному мужчине в дорогой спортивной амуниции. В руке он держит Машенькин ботинок. Горнолыжники почему-то очень раздражают доктора, мужеподобную молодую женщину. Она отвозит Машеньку в соседний кабинет на рентген и, воротившись, обращается к очереди: – Видали?.. Горнолыжница хренова!.. Не успела на лыжи встать – нога сломана… Истеричка……

– Она так хотела поехать в Суздаль! О-о-о, как она расстроится, узнав, что мы были там без неё! Ведь у неё кроме нас – никого! Отказ прозвучал бы просто бесчеловечно. – Ну что ж, – вкрадчиво сказала Таня, – раз уж вы согласны взять с собой Глашу, пусть и Люда поедет с нами! Что ж, пусть едет. Это уже было неважно. И вот в назначенный день мы впятером взяли курс на Суздаль. Выехали в самом благодушном настроении. День обещал быть прекрасным: солнце вовсю светило, небо было чисто, а облака…

В общем, Люська решила искать супруга среди своих сослуживцев. И тогда она стала присматриваться своими разнообразными глазами ко всем без исключения сотрудникам мужеского полу и прокручивать в уме всевозможные варианты их обольщения. И вот Люська так присматривается год или два, и наконец у неё созревает стратегический план. Она выбирает у себя на предприятии самого молодого сукина сына, которому вчера минуло двадцать, и у которого в голове страшная путаница и полное отсутствие какого-либо мировоззрения.…

Они познакомились в кулуарах питерской Академии художеств, куда Павлуша явился, чтобы поступить в мастерскую монументальной живописи. В тот день Павлуша завалил композицию и, отвергнутый монументалистами, слонялся уныло по этажам. С Аннушкой они столкнулись случайно. Аннушка выронила какие-то тетрадки, и Павлуша бросился помочь, а в ответ услышал тихое: – Спаси Господи… Длинные русые волосы Аннушка носила на прямой пробор и забирала их сзади в косу. Маленькая и худенькая, с бледным узким личиком…

«Что ж, – рассуждала Ниночка, – буду читать. Буду знать, на что равняться... Прежде всего, необходимо составить представление об их уровне, а уж потом – тянуться... Надо, надо работать!»... Прочитав от корки до корки первые четыре номера, Ниночка испугалась. Странные, непонятные стихи чередовались с не менее странными и непонятными рассказами и статьями. Один автор воспевал свободную любовь, уверяя, что нет на свете ничего лучше. Другой на двадцати двух страницах восхищался пивом, сравнивая оное…

Сидит дальше. Дышит. Глаза прикрыла, вроде полегче стало. Вроде не так пахнет. Тут заходит энергичная такая бабёночка с ушатом воды. – Эхма, говорит, чего-то у вас тут прохладно. Сейчас, говорит, парку поддадим. И с ушатом своим к печке направляется. Взмолилась Сусанна Григорьевна: – Что вы, говорит, бабёночка, какие экзекуции вздумали устраивать! Дозвольте, говорит, так посидеть, подышать свежим воздухом. Ухмыльнулась бабёночка. Ушат свой поставила, подбоченилась и говорит: – Это,…

«Коварство и любовь» В юности мне трудно было определить, кто я есть. Я не мечтал о подвигах, о славе – обычный молодой человек с заниженной самооценкой. Мне никогда не нравились очень красивые девушки, за которыми все ухаживали. Я понимал, что в условиях жесткой конкуренции я проиграю уже на старте. В спорте я достижений не имел: в пятом классе я пробовал заниматься боксом и освоил технические приемы, но в первом спарринг-бою получил по зубам и ринг потерял меня вместе с двумя зубами, оставшимися…

В ту пору провоз любого багажа – рюкзаков, чемоданов и прочего – оплачивался отдельно. К вещам прикрепляли ярлыки и укладывали их на крышу автобуса. Случалось, полицейские останавливали автобусы на перекрестках дорог и проверяли багаж. Если они обнаруживали спекулятивный товар, его конфисковали, а с владельцев взимали штраф. Понятно, что каждый старался запрятать свой багаж под сиденье. Однако усач беспощадно пресекал эти попытки, хотя сам он частенько провозил различную контрабанду, вроде моркови…

Полдень. Слабый ветерок нет-нет да и качнет лениво верхушки столетних елей и сосен. Тихонько зашумит лес, стряхивая с себя дремоту. А под деревьями не шелохнется и травинка. Неширокая дорога пышет жаром. Воздух пахнет расплавленной смолой. По дороге медленно движется бричка, груженная свеженакошенной травой. На возу двое: широкоплечий, немного сутуловатый парень лет двадцати восьми, в порыжевшей от солнца сатиновой рубахе, без фуражки и худенькая девушка в простеньком синем платьишке. Волосы у…

Деревня хотя и медленно, но разрасталась из года в год только по правому берегу. Он был немного холмистый, домишки лепились по отлогим залесенным склонам. Кое-где над домами, как безмолвные часовые, стояли даже кряжистые кедры. Теперь в селе было несколько улиц, тянувшихся вдоль речки, и десятка полтора переулков, нырявших между холмами. Чем дальше к окраине, тем гуще становились заросли. Однако настоящая тайга начиналась только за Чертовым ущельем. Зубчатой стеной она подпирала самое небо. …

– Воробьи ждали попугайчика над крышей того дома. Дождались, пока зелененький их догонит, тогда уж вместе и полетели. – Ты думаешь? – отозвалась жена. – Уверен. Они хоть и воробьи, но не бросают тех, кто связал свою судьбу с их стаей Чем выгодно отличаются от людей. Воробей – хорошо, волнистый попугайчик – тоже неплохо. Оперение, правда, не такое, по в конце концов это ведь только на время жизни, а она короткая. Пускай уж, думают они, проведет свою жизнь вместе с нами, воробьями, – сказал я. …

А вот Гомер сумел-таки сохранить данное ему при рождении имя; он столько раз возвращался в Сент-Облако после неудачных усыновлений, что работники приюта не устояли перед его очевидной целеустремленностью и приют стал для него отчим домом. Нелегко было на это пойти, но сестра Анджела, сестра Эдна и в конце концов, сам д-р Кедр были вынуждены согласиться, что Гомер Бур неотторжим от Сент-Облака. И оставили всякие попытки подыскать упрямцу семью. Сестра Анджела, обожавшая кошек и сирот, заметила однажды,…

Глава 1 Пальма. Начало "Хуан Марч" подходил к Пальме. Мой организм отчаянно требовал кофе. Декабрьское утро; уже пробило восемь, солнце только показалось над горизонтом, промозглый ветер дул с гор, окаймлявших северный берег Майорки. Дрожа от холода, я поднял воротник пальто и присоединился к толпе у ограды. Наконец показался Дик Саскинд. Его массивную фигуру трудно было не заметить. Он стоял у здания порта, засунув руки в карманы. Команда спустила трап, и уже через несколько секунд мы, радостно…

Третьим признаком старости он считал то, что на ночь стал проверять, хорошо ли закрыты дверные запоры. Раньше он никогда об этом не думал. Правда, этот признак старости он мог не засчитывать себе или, по крайней мере, смягчить тем, что, по вполне проверенным слухам, многие дачи их академического посёлка ограбили. Слава Богу, обошлось без убийств. Правда, одного опустившегося физика, пьяницу, воры избили. Он случайно во время грабежа оказался на даче, но был так беден, что из дачи буквально нечего…

Осень в горах стояла в этом году чудесная, и хурма уродилась на славу. Небольшая гавань у южной оконечности полуострова. Со второго этажа автобусной станции, рядом с которой примостилась лавчонка с дешевыми сластями, спускается шофер в желтом кителе с фиолетовым воротом. Снаружи стоит большой красный рейсовый автобус с фиолетовым флажком на радиаторе. Переминаясь с ноги на ногу и держа в руке тощий пакетик – наверное, с какими-нибудь дешевыми карамельками, – возле станции стоит пожилая женщина.…

Небо было густого зеленовато-голубого цвета и походило на великолепный фарфор сэто. Я лежал в постели и наблюдал за тем, как меняется утренняя окраска воды в реке. У актера, снимавшегося в главной роли в нашем фильме, через десять дней начинались спектакли в театре, и поэтому уже в течение целой недели съемки шли и днем и ночью. Я присутствовал на съемках лишь как сценарист и особыми заботами не был обременен, но и у меня за эти бессонные ночи потрескались губы и от ослепительного света юпитеров…