Современная проза

Я не знаю, почему начала общаться с ней. Хотелось поддержать. Встретились мы лет десять или больше назад, в самом начале её приезда во Францию и моего надвигающегося отъезда в Азию. У меня тогда было много дел в Париже, в семнадцатом округе. После Сорбонны я любила погулять в парке Монсо. Ресторанчики вокруг были неплохи, но иногда я просто брала сэндвич и перекусывала на травке. Тут, в Монсо, знаете, такие газоны, огромные деревья... У меня была тогда короткая стрижка и вера в будущее. Собака и…

широк мне внятен бездны голос я видел жизнь я знал людей * в моей системе вероятно конфликт случился драйверов и стал я зависать частенько у барной стойки в поздний час * с улыбкой моны лизы будда на нас взирает свысока а мы без толку суетимся лишь бы в нирвану не упасть * быть чёрным голубым зелёным вот в чём удача в наши дни конечно если ты не беден и на манхеттене живёшь * по коридорам власти люди блуждают важности…

— А роса! Какая выпала роса! Это непременно к солнышку… — продолжала как бы по инерции Барышня и наконец обиженно замолкла: ее никто не слушал, даже не отмахнулись — не обратили внимания. Разговор шел о находках сегодняшнего дня. Их оказалось не густо: стекло, керамика, кости животных — это находили и вчера, и неделю назад, но была и удивительная находка — освещенная свечой, она стояла посреди стола: небольшая (сантиметров десять) серебряная статуэтка юноши. Кто он? Аполлон? Красив, строен, но…

Просмотрев бумаги и документы, он обнаружил отсутствие некоторых из них, содержавших черновые наброски недавних работ; в них были данные, которые Флиднер держал в секрете и которые послужили для него звеном в дальнейшей работе. И, разумеется, он отлично знал, кто стоял за кулисами всей этой истории. Здесь видна была направляющая рука знатока дела. Уже несколько лет в Нанси производились опыты в том же направлении. Маленький, сухонький старичок с пронзительным взглядом глубоко сидящих глаз, с седым…

Мои поспешные уверения, что все мною написанное не будет и быть не может путевыми записками, наверное, связаны с желанием, чтобы Арно Зандштуль, муж Теи, писавший что-то вроде путеводителей, не походил на меня, или же я – на него, хотя мне понятно, что нескрываемое презрение к нему, связанное с ревностью, никак не могло объясняться безобидной увлеченностью Арно путешествиями в дальние страны, которые он затем описывал; несомненно, сей факт вызывал у меня подозрения, ведь только очень немногие из…

— Пальто это хорошо, — Степанида пожевала губами. — Синее хочу. Алёна наклонилась, подняла с пола выпавшие из коробки джинсы, подозвала Егорку, приложила, довольно цокнула языком. — А где теперь эти люди? — спросил Артём. — Какие люди? — Ну. Эти, — он махнул рукой в сторону развороченной коробки. — Откуда мне знать, — Алёна начала доставать вещи одну за другой, щупать, складывать в стопки. — Почти новое всё, — пробормотала она. — Здорово. — Что нам — носить нечего? — снова подал голос…

Как это нередко случается в сфере экономики, действительность разошлась с прогнозами. Животных экскурсанты встретили. Что больше всего поразило Сан Саныча — так это розовый цвет всех увиденных им зверей. У гостей складывалось впечатление, что они смотрят на мир сквозь розовые очки. Романтический этот цвет объяснялся тем, что обильными дождями размыло местную розовую глину и все животные, как по команде, приобрели цвет окружающей среды. Все — кроме крокодила, не пожелавшего покинуть ряды зеленых.…

За эти три дня в деревнях Люцзяцзяньцунь, Уцзяхэцунь, Цяньляньцунь, Хоуляньцунь, Шуанмачжуанцунь – словом, во всех деревнях на хребте Балоу люди достали из закромов семена кукурузы, припасенные к осеннему севу, и зарыли их в землю, чтобы успеть перед дождем. А спустя три дня тучи рассеялись. И хребет вновь опалило жгучим, раскаленным солнцем. Спустя еще две недели кто-то из деревенских запер двери, повесил замок на ворота, собрал пожитки и ушел из деревни, спасаясь от засухи и голода. А через…

Яся – Аленкина мама. По паспорту маму зовут Янина, а в жизни – Яся. На Янину мама не похожа. У Янины должно быть круглое веселое лицо и платье, в котором много юбок. Нижняя юбка должна быть белая, кружевная – как подзор кровати, на которой лежит бабушка Соня. У Аленкиной мамы лицо худое, с длинной морщиной на лбу. Такое же лицо у женщины на овальном портрете, который висит на стене между окнами. Женщина на портрете – Аленкина прабабушка, она умерла раньше, чем родилась Аленка. Аленке от прабабушки…

Пропустив полицейских в квартиру, Рома заходит в гостиную и садится на диван. Людмила Михайловна качает головой. – Ну и бардак у тебя, Лисов. – У меня не было времени убраться. – Хотя бы перед приездом матери уберись, – директор садится рядом. Кожа бледная, под глазами синяки. Полосков покончил с собой накануне вечером, прыгнув с крыши высотного здания. – Не смотри телевизор до сентября, – говорит Людмила Михайловна. – Там ничего хорошего не покажут. – Это вы так, типа, обо мне заботитесь?…

Он вышел из автобуса, дрожа от слабости, заставляя себя глубоко дышать. Февральский день выдался неожиданно холодным, и он был одет не по погоде. Люди вокруг были в тяжелых шерстяных пальто, в шарфах и перчатках, зная по опыту, какой холод их ждет на улице, — а он, прожив здесь много лет, как будто не знал. Или, в отличие от него, люди слушали сводки погоды по радио и телевизору и радовались, что у них есть одежда на такой случай. А он из месяца в месяц носил одно и то же пальто, спасавшее от дождя…

Я погасил лучину (да, самую обыкновенную лучину, вставленную в светец, тоже обыкновенный, двадцать первый век, чурило — копчёное рыло. Спал без клопов. Глава 2 Знакомство с обществом Семен Петрович сидел за столом, как председатель революционного трибунала, только вместо красного флага за его спиной висела пожелтевшая карта несуществующего колхоза. Он прищурился, будто целился в меня из невидимого танкового прицела. Капитан бронетанковых войск в отставке — звучало солидно, но…

Но тут, вижу, входит некий почтенный старец, украшенный блистательной сединою, и одним появленьем укрощает мятеж: вмиг умолкают все, перед его ясным лицом стыдятся своего буйства и не знают, куда деться. Он же, окрыленными очами на меня взглянув, подает мне руку и мягко спрашивает, кто я и откуда. С его помощью я выбираюсь из бочки не без рассольного шума и плеска и, жестоким стыдом скованный, на вопросы отвечаю с запинкою. Подоспел запыхавшийся Евфим, растолкал юношей, браня нещадно, они же, видимо…

Изучение кантианской литературы есть вредная ересь; Киреевский, Хомяков – выше Канта. Но позвольте!.. Кант дал нам три капитальных исследования, вызвавших в новейшей философской литературе десятки блестящих и кропотливых работ, посвященных разработке и дальнейшему исследованию задач Канта; кроме того, Кант дал толчок философскому творчеству Фихте; из Фихте и Шеллинга вырос Гегель; Канта по-своему пересказал Шопенгауэр и т. д. Объявляя кантианство вредной ересью, следует, оставаясь последовательным,…

Молча и пристально смотрели в окно, с немым вопросом в глазах: бессознательно пытались понять, не предал ли их город, не слишком ли изменился за время оторванности от него? Флиртующее подмигивание светофоров, пыльные листья лежали на дорогах палой требухой, хрустели старческой заскорузлой кожей, чернели на обочинах и тротуарах – предвестники тленности и гниения. Лилю укачало, как бы стряхнуло в сон, словно пепел сигареты на влажный подоконник распахнутого настежь окна. Арсений смотрел на лицо жены,…

Завершается повесть миром послевоенным, который был отвоёван солдатами и теми, кто был в тылу, в плену, в оккупации и испытал на себе зверства и бесчеловечность завоевателей. Также войну и мир мы можем разглядеть и во время войны. Война – это сражения наших доблестных бойцов, а мир – то, что происходило в это время с мирными жителями, от чего избавила весь «русский мир» великая Победа, добытая такой дорогой ценой. Интересно это произведение ещё и тем, что показывает жизнь, быт, чувства…

Макс казался нереальным – самым красивым парнем, которого я когда-либо встречала. И он был очень смешным, милым и напоминал мне прекрасного принца. Я хотела бы выйти за такого замуж, чтобы вместе покорять океан. А еще Макс в каком-то роде стал для меня кумиром в серфинге, ведь он и в самом деле был повелителем волн. Я считала его самым сильным, самым смелым, и, глядя на него, я верила, что и у меня все получится. И хоть прошло уже много лет с той самой минуты, когда он впервые мне улыбнулся, мои…

Далее потребовалась смелость со стороны издателя. Он рискнул опубликовать книгу, не поддающуюся классификации, без единой составляющей, гарантирующей верный успех: нет секса в буржуазном салоне, нет кровавого убийства в курилке Полковника Мутарда, [1] нет технологических изысков, нет непринужденного юмора, нет… Ничего – только грязная неприкрытая подлинность. С присущими ей комичностью и трагичностью. И наконец, что всего важнее, дерзнуть придется и вам. Читательнице понадобится отвага: узнавать…

Колькину маму никто по имени-отчеству не называл, все, даже ребята, называли ее просто Лелей. «Вот придет наша Леля с работы, мы вам покажем!» – кричали они волейболистам соседнего двора, и Колька ходил гордый, будто это он сам умел гасить так, что все игроки по ту сторону сетки боязливо приседали на корточки; будто он сам умел принимать труднейшие мячи, а подавал так, что мяч стремительным черным ядром пролетал в нескольких миллиметрах над сеткой, чудом умудряясь не задеть ее. Мама выбегала во…

Старик с трудом опустился на стул, уронил длинные руки на колени, еще больше сгорбился, выставил всю в трещинах, словно клетчатую, шею. Недосекин отвел глаза от его тоскующего взгляда, от желтого сухого лица с едва наметившейся белой щетиной. Не таким представлял Недосекин старика-убийцу, хотя разные преступники сидели перед ним, бывали и с совершенно ангельским видом. Отвечал Егор Игнатьевич охотно, но невнятно, с трудом, как после легкого паралича, и качал головой, словно подтверждая сказанное.…