Современная проза

* * * Эти дома стояли на самой окраине Гарагоюнлу. Все село раскинулось у подножия холма, упираясь в него крайними строениями, а три дома лепились на самом косогоре. Человеку постороннему было бы непонятно: то ли село из–за тесноты в долине полезло в гору, то ли, наоборот, из–за тесноты на горе спустилось в долину. В самом же Гарагоюнлу, конечно же, все прекрасно знали, что на косогоре остались дома трех упрямцев — Гасана, Касума и Солтана, не захотевших переселиться вместе со всеми ближе к полям…

 Всё началось три дня назад, как раз на такой вот школьной псевдодискотеке, на новогоднем вечере для старшеклассников. Именно тогда в душе Игоря выпала первым снегом злость. Он не хотел этого, но и предотвратить не смог.  Всё было как всегда, посреди спортзала возвышалась слегка кривая ёлка, учитель ОБЖ, превратившийся вдруг в школьного диск-жокея, поочередно включал разрешенные завучем песни, окрашенные в разные цвета лампочки периодически мигали (цветомузыка!), девчонки, сбившись в стайки,…

Темнота уводит куда-то в сторону, смешивает предметы, превращает лес в замок, изгиб дороги делает деревом. Мы шли, уже почти не разбирая тропинки, проваливаясь в снег, молча, — и вышли, наконец, к станции с тускло горевшими фонарями. Старые, круглые, с грустно прыгавшей минутною стрелкой часы показывали: половину шестого. Макс постучал в окошечко кассы, и рука невидимой кассирши протянула нам билеты. Дул холодный и злой ветер, заметал рельсы, рвал в клочья облака, выхваченные из мрака ко всему…

— Тамарку в наблюдательную! — распорядилась подоспевшая медсестра. Девчонки подхватили толстушку под мышки, затолкали в тесную, пропахшую мочой палату, навалились на крошечное рыдающее тело, привязали вонючими ремнями к железной кровати, подождали, пока бугристую задницу вдоволь наистязал немилосердный шприц, отхлынули полукругом от буйной: — Успокоилась? Тамарка, слегка оглушенная дозой, внимательно разглядывала любопытных, которые не расходились, и, похоже, ожидали представления. Вдруг, заметив…

Прошлой осенью умерла жена. С тех пор ничего его больше не радовало. Он чувствовал, что жизнь подошла к концу, что он выполнил все задачи, которые она поставила перед ним. Обоим племянникам он купить хорошие квартиры, подготовил их к жизни. Наш разговор прервала медсестра: — Господа курильщики, ждем только вас двоих. Пора ужинать. — А это обязательно? — я попытался избежать встречи с надоевшей мне пищей, запах которой, разносился по коридору. — Обязательно. Порядок есть порядок. …

В открытое окно легко впорхнула птица, суматошно метнулась к иконке, перед которой горела электрическая лампадка, и вылетела наружу, ударившись в куст сирени, с которого на землю с шумом посыпались крупные капли росы. Обмахнувшись крестом, Лета Александровна отправилась вниз — глянуть на детей да завтракать. Первый этаж давным-давно превратился в «инкубатор» — так прозвала его Лиза, помогавшая Лете Александровне по дому. Сюда привозили детей политзеков брежневских лагерей, дочерей и сыновей многочисленных…

Дешевый подарок Эммы, как и следовало ожидать, быстро потеряло товарный вид. Им стали подтирать Леночкину попку, а вскоре и вовсе то ли разрезали на подгузники, то ли пустили на тряпки. А Эмма лет через пять вообще исчезла, говорили, уехала с очередным усатым ухажером, торговцем виноградом, куда-то в дикую горную республику, и больше не появлялась. Для порядка объявляли во всесоюзный розыск, да куда там. Кошка, она и есть кошка. «Зато ты у нас теперь самая беленькая, самая славная девочка», – говорила…

Истинное лицо человека, как известно, определяет старость. В 20 лет у женщины лицо, какое дал господь Бог. В 30 – какое сделала сама. А после 50 – какое заслужила. Так вот, у какой-нибудь старухи проступит рыло – не приведи Бог. А у другой бабушки разольются по личику умильные морщинки-лучики, омоют и разгладят их внутренние тепло, свет и доброта. Ольга Сергеевна была из последних. Она не озлобилась на мир и на людей, хотя всю жизнь прожила одна. В последние годы к ней приходила по графику социальная…

Еще на первом курсе Ленусик навсегда ушла из общежития, не ужившись с болтливыми любвеобильными соседками, и с той поры снимала комнату у одинокой женщины. Теперь хозяйка обменивалась на другой город, но Ленусика не подвела и дала ей адрес знакомой, которая тоже пускала на квартиру… Ленусик, как всегда, в полном одиночестве, худая, прямая, как палка, вышла из крошечного своего кабинетика, прилепившегося рядом с деканатом, спустилась в пахнущем пылью лифте на первый этаж и вошла в туалет. …

Я вышел в зал, посреди которого была стойка с шестом. По левую сторону были элитные столики с занавесками, в которых можно уединиться, скрыться от чужих глаз. По правую сторону, у окон находились еще шесть больших столов. Повсюду кожаные диваны, каждый из которых стоит по две тысячи долларов. Окна были завешаны такими же шторами что и элитные места, общая цена штор более двадцати тысяч. Любое повреждение одного из предметов заведения, и тебя не выпустят, пока ты не заплатишь полную сумму стоимости…

Больше всего меня беспокоил Юрка. Если не считать письма, полученного Нонкой, то он послал всего одну открытку из Вольска, где был на ученьях. А потом замолчал. Ни мне, ни домой ни строчки. Почему? Когда я ехал в трамвае на вокзал, я даже не смотрел в окно. Про себя я думал с горечью и обидой: «В самый трудный момент оказался никому не нужным». На вокзале я не знал куда сунуться — все залы были забиты людьми. Они сидели и спали на узлах и чемоданах, бродили по перрону. Узнать, кто последний в…

Неужели Арончик испугался? Неужели обманул, и я, как последний дурак, повелся на обман? Неужели этот бак никогда не станет ракетой, хоть просиди в нем сто лет? Эти мысли рождали тоску. Ничего не происходило. Я чего-то ждал: если не самого полета, то хотя бы намека, что он возможен. Но мир был тих, а его тишина — обычна. Время шло очень медленно. Казалось, я сижу здесь очень давно, и эту давность ничем нельзя было измерить. Только, наверно, песнями и стихами. И я пел, глотая слезы. Я не…

— О чем задумалась, Солнышко? Нежные слова затуманили разум, истомой прокатились по телу. Она ощутила шершавую твердость его ладоней, почувствовала, как напряглись под рубашкой мышцы, когда он помогал ей подняться. Земля качнулась. Или ноги засидела, или выпила много. Не смогла удержаться, прислонилась к Игорю, единственному надежному, обхватила его шею, ткнулась лицом в плечо. Вдохнула запах пота, одеколона, еще чего-то: терпкого, пьянящего и поплыло перед глазами. Исчез мир, растворилось…

Подойдя к зеркалу в прихожей, она в который раз убедилась, что не чувствует разницу между днями и ночами. В её глазах отражалась вся эта осень с ее многогранными оттенками, иногда ей казалось, что когда-нибудь она сможет разрушить оковы сна, которым сейчас живет. Ближе к 9 утра она направлялась в кафе на углу за своим любимым черным чаем, чтобы хоть как-то проснуться. Чай был горячий, и от этого на ее душе становилось теплее хотя бы на время, она хотела чтобы «мужчина из вчера» был похож на этот…

Впереди уже видна деревня. Крайний дом Елизаветы Романовны. Сама хозяйка стоит у покосившегося заборчика, опершись о невысокий столбик. Ждет. Как всегда, когда Максим ходит в ближайший городок, что в семи километрах отсюда. - Милый, - каждый раз спрашивает она, - а война-то, когда кончится? - Уже кончилась, - отвечает Максим. - Давно ли? - Давно. - А от Ванечки моего нет письма? Максим качает головой. - Жив ли? - начинает плакать старушка. У нее маленькое, сморщенное словно засохшее…

В послеполуденные часы она погружалась в сладостную дрему. Солнце приятно припекало, в примолкшем лесу стояла тишина, река пенилась на дне ущелья, и ее ровный рокот убаюкивал. Не будь на тропинке этого упрямого и глупого лисенка, мать погрузилась бы в блаженный сон. Лисенку надоело стоять на одном месте, он повернулся, чтобы лечь, но, снова увидев мать, нерешительно пошел к ней. Всем своим видом он молил о прощении. Красивые глаза, желтые как янтарь, словно говорили: «Почему ты меня гонишь и кусаешь?…

— А почему ты тогда не сделал нам карточки? — Затерял негатив. А сегодня перебирал старье, смотрю: букет девичьих рожиц и причесок. Как цветок. — Конечно, конечно. Роза — да не цветок. Все годы, наверное, искал. — Не искал, да нашел. Вот сделаю отпечатки большим форматом, и всем раздам. — Ну, кроме Лидии. Ей уж не надо. Да и Роза где? — Розу найду. Есть же у ней родня, выспрошу. Люся отодвинулась от него. — Да ищи-ищи. Жалко, что ли. — А тебе это что — не понравилось? — Да то.…

Николай Евдокимов СЧАСТЛИВОЕ КЛАДБИЩЕ Кто такой Григорий Карюхин? Да никто. Бомж, человек без определенного места жительства, нигде не существующий, будто покойник. На самом же деле он поселился в некоем месте, населенном такими же, как он, людьми. Этим местом была областная свалка, куда свозился всякий мусор из города и близлежащих поселков. На краю этой свалки у Карюхина было свое прибежище, сооруженное из досок, мешковины, картонных коробок, найденных тут же, на свалке, а внутри имелось…

Или Тьма внешняя подавит и затемнит Свет духа, или Свет, который внутри, победит. Испытываются и искушаются все устремляющиеся к Свету. Всё Тёмное восстаёт из глубин прошлого и становится преградой на Пути, застилая Свет. Тёмная свора окружает плотным кольцом и подбрасывает смущающие мысли, прикрывая привлекательностью и очарованием их губительный яд и усиливая наваждение самыми яркими и прельщающими образами. Е.И. Рерих * * Елена Ивановна Рерих (1879-1955): русская писательница,…

Или Тьма внешняя подавит и затемнит Свет духа, или Свет, который внутри, победит. Испытываются и искушаются все устремляющиеся к Свету. Всё Тёмное восстаёт из глубин прошлого и становится преградой на Пути, застилая Свет. Тёмная свора окружает плотным кольцом и подбрасывает смущающие мысли, прикрывая привлекательностью и очарованием их губительный яд и усиливая наваждение самыми яркими и прельщающими образами. Е.И. Рерих * * Елена Ивановна Рерих (1879-1955): русская писательница,…