Современная проза

(— Почему? — Потому что никто не пришел! — Никто не пришел, потому что она не сказала правды: ей хотелось поговорить о себе, а вовсе не о Клеопатре и не о сотворении мира! — А что, разве об этом не будет? — Да будет! Будет все, только вперемешку: то о Леночке, то о Цезаре, то о буддизме! — А зачем?! — Вдруг кто-нибудь да выслушает?! Понятно?! — Понятно, что ж тут не понять…). Леночка достала из аптечки пузырьки с таблетками и высыпала все на стол. Но сначала… «Ты думаешь:…

Но область Цзяннань известна и как средоточие древней культуры страны. Цянь Цзибо, отец будущего филолога и писателя, был интеллигентом традиционного склада, успевшим получить незадолго до падения в 1911 году монархии ученую степень на императорских экзаменах. Знаток классической словесности, знаменитый каллиграф (это ценимое в Китае умение передалось и сыну), он впоследствии преподавал в различных учебных заведениях. Детские годы Чжуншу провел, как предписывал старый обычай, в семье своего бездетного…

— Бабушка, у тебя глаза голубые. А у меня аж синие. Почему? — Потому что я твоя родная бабушка. Когда-то глаза мои тоже были синими. Теперь от старости они поголубели. Давно на белом свете живу. Всё смотрю и смотрю на него, вот они и выцвели. — Ладно, будем теперь вместе жить, — согласилась Арина. — А мама пусть едет в Будапешт. У неё глаза карие, она сама говорила. Почему? — Потому, что у её отца, твоего дедушки, они тоже были карие. — Мама потом вернётся и заберёт меня отсюда. А пока будем…

— Жизнь прекрасна! И такая от Павла Павловича лёгкость, такая свежесть да чистота исходили, что и девушка рассмеялась… В тот вечер гражданин Предпоследний преподнёс своей домохозяйке, тёте Клаве большой букет роз. Тётя Клава подумала, что она спит, и сказала: — Наверное, я сплю. Но гражданин Предпоследний рассмеялся и заявил: — Нет, вы не спите, можете себя ущипнуть. Тётя Клава себя ущипнула, взвизгнула, приняла от П.П. Предпоследнего букет, и вдруг, уткнув своё огромное лицо в алую пахучую…

РАССКАЗЫ Серьги с бриллиантами Анна Сергеевна собралась на местный базарчик купить помидоров. Она вышла из своего небольшого домика, построенного еще ее отцом, и тут же увидела мужчину в очках с толстыми стеклами. На нем было драповое пальто, поношенная фетровая шляпа, не первой свежести брюки и туфли на толстой подошве. Он нерешительно подошел к ней. «Извините, пожалуйста, вы не подскажете, у кого в этом районе можно снять комнату для одинокого мужчины?» После смерти мужа Анна…

Во всяком случае бедняжка Шерли будет волноваться, если он не явится домой к пяти есть гренки с анчоусами, которые она для него приготовила. Можно даже и ублажить ее. У него, как он нередко говорил ей, вызывал раздражение вид молодой, полной сил женщины вроде нее, которая, не имея постоянной работы, целыми днями околачивается в доме. Это противоречило принципам, которых он придерживался всю жизнь, а ей явно причиняло один вред — поглядеть только, как скверно она одета, как растолстела, как распустилась.…

— Вот что, лейтенант, я напишу, что претензий к нападавшим не имею, и закрывай дело. Не выставляй себя дураком. — Ты хоть объясни, зачем тебе это было надо? На кой лез? Они же тебя могли замордовать до смерти! Что ему объяснить? Что? — Не смогли, как видишь... Зачем? * * * — Ты с ума сошел! Отдать больше литра крови! Ты хоть понимаешь, как это может отразиться на твоем здоровье? — Не было больше никого с подходящей группой... ребенок же... — Брось, сейчас медицина творит…

— Где ты ходишь? — спросила я, когда он наконец появился. — К монархистам хожу, — сказал Олег, дымя сигаретой. — Они приличные люди. Мы, Хомяковы, — все монархисты. — Трепись! — сказала я. — Ты сам говорил, что не имеешь отношения к тому Хомякову. Славянофилу. — Que va! — воскликнул он. — Мало ли что я говорил. Оля, сегодня к шести приходи на нашу хату. Я приехала в начале седьмого туда, на юго-запад, на улицу Двадцати шести Бакинских Комиссаров. Обычно Олег был уже там, открывал дверь и…

1 Э х, жизнь! Я, Педжа Лукач (44 г.), несбывшаяся надежда сербской литературы со всем своим никому не нужным, приобретенным между делом образованием, встаю, улыбаюсь и вежливо отвечаю случайно забредшей ко мне домохозяйке с двумя тяжеленными корзинами в руках: «Нет, к сожалению, целлофана у нас нет». Ей банки нечем завязывать. Предложить ей что-нибудь другое? Есть хорошо сохранившаяся трилогия Генри Миллера. Или, может, «Проблемы мира и социализма в свете марксистской мысли»? Год назад присудили…

Роста Йоун небольшого, иначе не скажешь. Она выше его на целую голову, хотя сама среднего роста. Его прозвали Йоун Малыш. Как им не стыдно, этим подлым людям, искажать человеческое имя? Никто не виноват в том, что человек родится большим или маленьким. А в работе Йоун мог бы сравняться с самым сильным из поселковых парней – и в поле, и на море. У него большие сильные руки, большие ноги. От всего его облика веет мужественностью. Странно, что он одинок, такой мужчина, владелец хутора и всего, что в…

– Вот и славно: снег пожаловал на новопашенскую землю, – ласково говорил Иван Степанович собаке. – На два дня приспешил по сравнению с прошлогодним ноябрем. А какой мягкий, словно тысяча лебедей проплыла ночью над нами, – обронили пух. И на дом Ольги, супруги моей, слышь, Полкан, упали они, – теплей ей будет. Слава Богу, пришел снег в Новопашенный. Живи, все живое, радуйся. А какую густую тишину принес! Вон там, Полкан, далеко, ворона, поди, с ветки на ветку перепрыгнула, ударила по воздуху крыльями,…

— Пусть я умру, — попросила она в темноту. — Не хочу жить. Пусть я умру прямо сейчас. Постояла, словно ожидая ответа — но ответом пришел только стук собственного сердца, никому не нужного теплого дурацкого сердца, которое никак не могло взять и остановиться. В комнате было темно. Девушка зажгла свет — и отстраненно удивилась: как она до сих пор не замечала, что у нее очень тусклая лампочка. И даже если зажечь разом и ее, и кривоногий торшер у кровати — все равно не помогает от темноты. Она…

Кабан не знал, что такое время. Он просто существовал в пространстве. И это было для него главное — существовать. Однажды Префект наткнулся на спящего глубоко в снегу тетерева. По разметанным перьям была видна победа. Тоннель становился длиннее. В нем не было времени. Кусочки снега прилипали ко лбу, и уже не хотелось их смахивать, да и делать это было бесполезным занятием. Однажды кабан налетел на дерево и долго отлеживался. На снегу был виден весь силуэт зверя. Как будто само пространство требовало…

Пабло открыл дверцу, Ваниль скользнула на заднее сиденье. Нико сел рядом. Машина тронулась, через минуту рванула, и волосы Ванили подхватил ветер. На глаза навернулись слезы: сбылось. Сбывается. Она — на Майорке, рядом Нико, они мчатся по автостраде мимо оливковых, миндальных и апельсиновых рощ, мимо белых домиков под черепичными крышами, над головой — синее небо, вдали — лесистые вершины Сьерра-де-Трамунтана, Ваниль улыбается, в ушах шум, голова кружится... Пабло сбросил скорость, свернул…

Самой за руль сейчас нельзя. В глазах плывет, и тело трещит. Но можно ведь такси вызвать. — Маш? Алло? — Ладно, я такси вызову. Извини. Нажала “отбой”. Кажется, даже слышно, как трещит тело. Как тот пень, который выкорчевывали недавно в гаражах. Проходила мимо, когда его трактором тащили — ввинтили крючья, обмотали тросом. Скривилась тогда, наблюдая это театральное упорство неживой уже деревяшки. Теперь вот саму корчит как тот пень. Страшно. Нельзя бояться. Прошлась по комнате, мимоходом…

— Ну а любовник имеется? — смеется Мишка. Он в ударе и хочет развеселить нас. Кафе все оформлено в двух цветах: оранжевом и синем. Официанты в оранжевых рубашках; юноши — в синих брюках, девушки — в синих юбках. Они безразлично вежливы и неторопливы. Кроме нашего, заняты еще только два столика. За одним — две не то армянки, не то азербайджанки горячо обсуждают, кому завтра выходить “на точку”. Полная все время теребит воротник белого пушистого свитера и тяжело дышит. За другим — компания молодых…

Я пробую маленькой тяпкой справиться с высокой разросшейся травой. Она острая и режет руки, выдернуть ее не получается, поэтому я пытаюсь обрубить ее возле корней. Работа продвигается медленно, неотвязно жужжат комары, вечереет. Сажусь на скамейку передохнуть. — А вы бы лучше лопатой. Есть лопата-то? — слева от меня вырастает фигура щуплого пьяненького мужичка с сочувственной улыбкой и лопатой в руках. — Давайте-ка я вам подмогну. Он ловко перелезает через ограду и проворно подсекает упругие…

Не получилось — всего-то уродились несколько яблок, вкусные, правда. А на другое лето… Дверь скрипнула. Вошедший кашлянул, потоптался на пороге. Элен улыбнулась краешком губ — приветливо и самую малость снисходительно. — Чайник горячий, — сказала, не оборачиваясь. — Спасибо. Гость не стал заниматься чаем. Устроился в кресле; краем глаза Элен видела его силуэт, но от чтения писем не оторвалась. Кошка встретила гостя более радушно — с восторженным мурчанием полезла к нему на колени. …

— Кто там, Аким Терентьевич? — окликнул старика из глубины комнаты женский голос. Старик торопливо прикрыл окно, повернулся, конфузливо дергая себя за усы. — Да это все Даниловна шастает под окнами, волнуется старуха. Понятное дело… Закончили, никак, Алла Сергеевна? — Аким Терентьевич с тревогой поглядел на побледневшее от усталости лицо хирурга. — Чайку, может, согреть? Алла Сергеевна сдернула шапочку, туго обхватившую голову до самых бровей, коротко вздохнула. — Спасибо, Аким Терентьевич,…

Мастер Герхард хмыкнул, разглядывая чертежи. Неудивительно, что получилась копия Амьена. Этому он учился, это он знал. Амьенский собор, когда его наконец закончат, будет прекрасен. Он будет самым большим во Франции, самым большим и самым красивым. Во Франции, но не в мире. Самым большим в мире станет его Дом! Кельнский Дом Мастера Герхарда! Последние слова он произнес вслух, сиплым, сорванным голосом строительного прораба. И еще раз, погромче. И еще. И еще, уже нешуточно сердясь на самого себя из-за…