Современная проза

— Мы же не искали записку, — сказал Джон. — Может, она оставила ее под ковриком или в гостиной где-нибудь. Хью был безутешен. — Нет. Она бы оставила ее прямо под пирогом. Она знает, что я всегда сразу бегу на кухню. — Может, ей позвонили, или она вдруг вспомнила, что должна сделать что-нибудь. — Ну, может быть. Она папе говорила, что на днях собирается себе одежды купить. Но этот всплеск надежды не дожил даже до конца фразы. Хью откинул волосы назад и рванулся из комнаты. — Я лучше…

Ей вспомнились их пальцы, зависшие над точеными фигурками. Брови сдвинуты, свет играет на стоящей рядом бутылке. Он вновь закрыл глаза, ладонь переползла на грудь. — Паршивое сравнение… — пробормотал он. — Ладно там гора. Джойс изо всех сил карабкался наверх, — ООООО–кей! — но когда достиг вершины… вершины достиг… — Ты не выдержишь такого пьянства, милый… — Ее ладони огладили мягкую линию его подбородка и задержались там. — Он бы не сказал, что мир плооооский. А они так говорили все время.…

— Не хотите? — вежливо спросил он соседа. Молодой человек залился краской. — Буду очень признателен. Понимаете, я решил помыться перед дорогой и не успел поужинать. — Загорелая рука нерешительно повисла над кусками, пока наконец юноша не выбрал тот, что казался более липким, с раскрошившимися краями. Голос у паренька был мягким и музыкальным — согласные на концах слов получались почти беззвучными, а гласные медлительно тянулись. Они ели молча и с удовольствием людей, знающих цену хлебу. Проглотив…

Он пошёл к двери, сунув ручку в нагрудный карман. Открывая дверь, он услышал сзади себя раздражённый возглас мисс Смит. Он повернулся и увидел, что её карандаш сломан. – Мисс Смит, я могу дать вам свою ручку. В неё можно набрать красных чернил. Она хорошая. Джеймс пересёк комнату и протянул ручку. Мисс Смит отвернула колпачок и царапнула по бумаге кончиком пера. – Что это за ручка, Джеймс, – сказала мисс Смит. – Она не пишет. – В ней нет чернил, мисс Смит, – объяснил Джеймс. – Надо заправить…

Короче, я решил пройтись погулять за городом. Побыть, как говорится, на природе и заодно скоротать время. Теперь ведь редко кто ходит на прогулки. Обувь слишком тесную носим, что ли. Сходить в кино, на танцы — это да, а так особенно не разгуляешься, по городу бегаешь взад-вперед, но это же не называется гулять. На улице — солнышко, благодать. Море нежится, млеет на припеке. Холмы по ту сторону залива румянятся сквозь марево. Непривычно — понедельник, утро, а я на приморском бульваре. Старушки плетутся…

Мне надо было выучиться управлять такой машиной, распутывать мотки высушенной пряжи, аккуратно загружать их в особый ковш, подающий подготовленные мотки на машину, и снимать с роликов мерсеризованную пряжу. Мастер цеха Элберт по кличке Нуда был спокойным человеком лет под пятьдесят, с доброй улыбкой и синими глазами. Наши ребята всегда над ним потешались. Не то чтобы в глаза, но так, что он слышал. Они частенько заводили похабные разговоры — просто чтоб посмотреть, как он качает головой. Во время…

Толпа за окном придвинулась ближе. Кто-то постучал по решетке, Джим подошел. Он схватился за прутья и прижался к ним лицом. - Как это случилось, Джим? - спросил кто-то. - Это должно быть случайность, не правда ли? Длинное худое лицо Джима словно протиснулось сквозь решетку. Шериф подошел к окну, посмотреть, все ли в порядке. - Успокойся, Джим, старина, - сказал он. Человек, который попросил Джима рассказать, что случилось, локтем отодвинул шерифа в сторону. Люди сгрудились плотнее. …

— Нельзя идти без девушки, — сказал Том. — Разве тебе некого пригласить? Джек нахмурился и посмотрел на Тихоню. — Разве у тебя нет девушки, Тихоня? — спросил он. — Тьфу ты пропасть! — воскликнул Тихоня. — Да у меня никогда в жизни никого не было. Том свистнул сквозь зубы, а Пит расхохотался. Оба с любопытством поглядели на Тихоню. — Плохо твое дело, — сказал наконец Пит. — Ведь ты здорово играл в команде в этом сезоне. Подумай, какая обида, на банкет тебе не попасть, — значит, и поесть…

— Вот уж два месяца, как я его не видел. — Какое интересное совпадение, — заметила она.— Только вчера он рассказывал мне о всех своих братьях, и вот сегодня... — Этого не может быть, мэм. Кроме меня, у него нет братьев... только сестра. И тут только я сообразил, что женщина хотела проверить, действительно ли я брат Клиффорда. Она поняла, что я разгадал ее уловку. — Простите, пожалуйста, — сказала она и улыбнулась. — Нужно быть очень осторожной. — С этими словами она чуть-чуть приоткрыла дверь.…

Мальчик сказал: — Теперь мне пора на ужин. Я могу прийти опять завтра вечером. — Я сейчас же и расплачусь с тобой, — сказала я, думая про себя, что, пожалуй, мне все же придется попросить, чтобы прислали мальчика повзрослее. — Десять центов за час достаточно? — Сколько дадите, столько и хватит. Мы вместе прошли за хижину. Дров — неподатливого дерева — было нарублено невероятно много. Тут были вишневые плахи и толстые корни рододендрона, чурбаки от неиспользованных сосновых и дубовых бревен,…

Джон Соммерфилд УМИРАТЬ НЕЛЕГКО Перевел Виктор Коваленин В конце длинной борозды, вспаханной при последнем приземлении, лежал сгоревший остов истребителя. Солнце уже садилось. От каждого бархана и холма, от каждого камня, каждого куста сухих колючек тянулись к темнеющей стороне горизонта длинные пурпурные тени. Но в раскаленном песке и в беспредельно пустом небе все еще удерживался полуденный зной, а томящая душу тишина на этой грани дня и ночи, казалось, таила в себе хрустальную…

Но в старике была своя крепость. После многих лет муштры шея у него торчала прямо, как штык. Сейчас он воодушевлено бормотал, и его бледно–голубые глаза почти сияли. — Полфунта хорошего филе, — короткий, сплющенный от работы палец с черным ногтем ткнулся в кусок кровящего мяса на белом поддоне, — вот такого. — Мясцо хорошее, как раз для вас, — сказал мясник, шлепнул кусок на бумагу и бросил на весы. — И почки, сэр? Старик неловко отвел глаза от весов туда, где лежали почки, гладкие и круглые,…

Позднее мы поняли, что Адамс был городком не хуже прочих, и казался нам столь безобразным лишь потому, что олицетворял для нас нашу жадную, бездушную, высокомерную и самодовольную миссис Плейсер, у которой мы очутились после того, как сразу в один месяц умерли наши отец и мать. Обе мы, трусишки, плаксы и двоечницы с вечно расстроенными животами, походили тогда, наверно, на диккенсовских заморышей. Дейзи было десять лет, а мне — восемь, когда, совсем одни, мы совершили длинное путешествие из Марблхеда…

— А как насчет полиции? — спросил парень. — Это моя жена, — ответил фермер. — Это моя проблема. Парень так никогда и не увидел облачко пыли. Они доехали до Лоренса, и он выпрыгнул из машины как можно быстрее. Его рубашка прилипла к спине, и он вытирал ладони о брюки. Парень поблагодарил фермера, но тот даже не глянул на него, продолжая смотреть прямо перед собой. — Не говори полиции, — сказал фермер. Его рука лежала на рукоятке револьвера. — Не буду, — ответил парень. — Обещаю, — и захлопнул…

Затем, в похоронном бюро, когда она говорила с директором, лицо которого было ярко–красным, она обнаружила, что ее отвлекают смешки, доносящиеся из дальней комнаты: будто в процедуре приготовлении трупа была какая особенность, которая до этого момента от нее ускальзывала. Затем и сам директор начал запинаться, пытаясь отчетливо и с надлежащей серьезностью выговаривать слово «реконструкция». В церкви священник избегал ее взгляда, и опять вдалеке ей слышался смех, как если бы церковные служащие получали…

- Ну что вы медлите? – спросили за дверью. – Открывайте. - Ключ не подходит, - расстроился Бродский, словно за дверью томился не учёный алкоголик, а его последняя любовь. - Что опять не подходит? – дверь приоткрылась и в проёме показалась удивлённое лицо учёного-ядерщика. – Значит, опять этот разгильдяй перепутал ключ. Ну, это и неудивительно. Вы проходите. Я сейчас… - Зачем вас закрывают? – пройдя в комнату, Бродский увидел пьющего человека. Показав на часы, затем на диван ученый замер в…

– Уплотнимся, товарищи. Так-так!.. Спасибо. Дверцы с шипеньем сомкнулись, троллейбус тронулся. Пассажиры были молчаливы и напряженны, смотрели в окна, на одежду соседей, избегая встречаться глазами. По салону, бойко работая локтями, словно гребла веслами, пробивалась кондукторша. Покряхтывала от напряжения, объявляла: – За проезд рассчитываемся, пожалуйста! Рассчитываемся… – У меня проездной, – сказал Илья Павлович, когда кондукторша добралась до него. – Покажите. Ему пришлось кое-как…

Еще немного и земля поглотит гигантскую металлическую птицу, примет в себя удар, он упал, Юрий упал, и непрекращающийся дождь погасит пламя. А перед этим потерявший сознание летчик сделает последний вдох. Будь здоров, мой герой. Не спрашивай, читатель! Ни о чем не спрашивай! Не спрашивай: какого черта, что здесь происходит?! И не спрашивай: чего это вдруг он рассказывает мне о каком–то Гагарине? И что это он выдумывает, что жил в то время? С числами у меня как раз все в порядке! В 68 году мысль…

- А правда, было бы забавно... - начала девочка и улыбнулась. И не договорила. Мальчик засмеялся, но без видимой причины. Без видимой причины включил лампу на тумбочке. Девочка отмахнулась от комара, а мальчик тем временем встал и заправил рубаху. - Посмотрю, вдруг кто дома, - сказал он. - Наверное, никого. Но если что узнаю, сколько хотят за вещи. - Сколько ни попросят, скидывай десятку, не помешает, - посоветовала она. - Кстати, у них, наверное, несчастье или что-то типа того. …

Когда я написал эти несколько строк, мне сделалось не по себе, точно я имею в виду отношения людей взрослых, точно речь могла зайти между нами о наследстве или о чем-то в том же роде. Очевидно, виной тому то, что я теперь уже далеко не ребенок и историю эту, оценив умом сегодняшним, рассказываю словами не детскими. Да другими словами я рассказать ее и не умею. Тогда нам было лет по семь, и, конечно, сколько-нибудь связных мыслей ни у меня, ни у моего брата быть не могло, но страсти в нас кипели нешуточные…