Военная проза

Его фамилия — Гафрутдинов, его выгнали за что-то из Казанского университета. Как в свое время Владимира Ильича. Я встал, над ним, закуривая. — Ну что, сынок, — сказал я негромко, — тебе тоже достается? — Не понял, — коротко, по-военному, как учат, отвечал Гафрутдинов. Он не желал осложнений. Их и так у него было больше чем достаточно. Он, как говорится, слишком много знал. И еще не докопался до истинной причины своих несчастий. — Расскажу тебе притчу, — сказал я, — Про Южно-Африканскую…

Комната неожиданно поплыла. Чтобы удержать ее, Ольга судорожно схватилась за Женькино колено, иначе бы рухнула с грохотом. Лаврентьев вздрогнул, поднял припухшие веки. — Чего тебе? — Извините, я случайно, — сипло произнесла Ольга. — Иди спать! Она поспешно встала, отодвинула стул. Коптилка мигала, высасывая последний керосин. — Черт, из Москвы должны позвонить! Этот… — Там уже все спят. Давно… — Должен позвонить этот… Ч-чемоданов! — Он покосился на короткую юбчонку Ольги. — Какого…

— Свободны, я сказал, прапорщик! — в голосе следователя отчетливо звякнули резкие металлические нотки, и чутко уловивший их прапор поспешил захлопнуть дверь. Андрей, еще раз недоверчиво глянув исподлобья на следака, прошел к столу и, отодвинув чуть в сторону стоящий рядом простой деревянный стул, осторожно присел на самый его краешек. Шинников в свою очередь внимательно рассматривал подследственного, умело маскируя пристальный интерес псевдорадушной суетой, демонстрацией образа добрейшей…

Между двумя носовыми иллюминаторами расположен самый важный инструмент — репитер компаса, который связан с главным компасом, находящимся сзади. Глаза пилота постоянно перебегают с репитера на указатель скорости, со спидометра на авиагоризонт, с авиагоризонта на луну, с луны на землю и обратно на репитер. Не удивительно, что после возвращения у меня глаза красные, как у кролика. Вот так выглядит все это. Стеклянный колпак. Мягкий лунный свет. Двое молодых мужчин. Они совсем молоды, но уже опытные…

В толпе раздались женские голоса: – Дайте проститься!.. – Это ее сын!.. Мать не отпускала его. – Прощай, прощай, мальчик мой!.. – шептала она. Но через мгновение полицай уже волочил его в сторону, к толпе, из которой навстречу ему тянулись руки. Коля не кричал, не рвался. Полицай толкнул его через канаву, а сам быстро заторопился к виселице, которая была сооружена посреди базарной площади. О том, что днем состоится казнь, в городе знали еще с утра. В объявлениях, расклеенных на углах…

Как только винтокрылая машина зависла в нескольких метрах над землей, толстяк отделился от своей свиты и направился к выпрыгивающим из «вертушки» охотникам. — Где русские?! — с изумлением и нарастающим ужасом воскликнул он, когда обнаружил, что чернокожие коммандос не привезли с собой пленных. Вместо ответа командир спецназовцев — двухметровый негр в каплевидных очках с виноватым видом вытряхнул из кожаного мешка несколько окровавленных человеческих голов. Гигант старался не встречаться глазами…

Бывало, Ибрагим вдруг мекнет посреди разговора или на торжественном обряде, и в детстве отец частенько его за это драл. Однажды Ибрагим перебил даже имама, ходжу Абдулхамида, да пребудет он в раю, когда тот привычно пустился в бесконечные рассуждения о законе. Случилось это на площади, где старики сидят под платанами. Ибрагим — ему было лет восемь — подкрался и вдруг мекнул из-за дерева, когда все уважительно внимали ходже. Наступила ошеломленная тишина, а Ибрагим, захихикав, улепетнул. Мужчины переглянулись,…

Сазонов получил нагоняй от руководства, и ему пришлось писать объяснение, а потом на оперативных совещаниях часто склоняли его фамилию – до самого взятия Смоленска, когда при бомбежке погиб весь штаб дивизии, в том числе и Особый отдел с начальником, его заместителем, Зиной-секретаршей, двумя солдатами из комендантского взвода. Тогда неожиданно начальником Отдела был назначен капитан Сазонов. И, как было известно Кулешову, он ожидал майорского звания, проявлял всяческое рвение по службе, нудил и…

Небо — да море — да клонящиеся под ветром тополя… Вот все, что видели иноземные капитаны, приближаясь к этим берегам. Однако не столько манила их взор живая красота украинских тополей, сколько привлекало то, что открывалось перед их глазами потом, уже при входе в порт. Ряды огромных амбаров и лабазов тянулись вдоль берега, горы степного золота, горы налитой солнцем пшеницы, которую не вмещали хранилища, высились прямо под открытым небом, золотясь между тополями по всей территории порта. Три мощных…

Идти по полю, на виду у немцев, было опасно. Очень опасно. Валя понимала это и уже не вздыхала. Она опять, как при выходе на задание с милой и уютной подмосковной дачи, ощутила в груди холодную пустоту, в которой резко колотилось сердце. Лоб покрыла испарина, и он зачесался под ушанкой. Валя сняла варежку и все-таки поправила волосы. Это почему-то успокоило. Командир, поглядывая на компас, молчал. По оврагу тянул пронизывающий, сквозной ветер, и по спине поползли мурашки. Валя поежилась и взглянула…

Удивительно складывается жизнь у Клауса. Никогда он прежде не хотел быть военным. Его призвание — история. Да и на Крит он попал не для того, чтобы воевать, — хотел изучать эгейскую культуру. И Диана была довольна тем, что доктор Берк устроил Клаусу поездку на Крит. Надеялась, что Клауса минует фронт. Но, оказывается, война есть война. И на Крите пришлось Клаусу воевать, даже успел отличиться. А ведь, страшно подумать, мог и погибнуть. Вот и теперь ему предстоит поездка на Кавказ. Клаус утешает Диану…

Она не позволила Рите уйти, пока не прекратился обстрел. Из-за всего этого Рита и пришла домой позже обычного. Привычно вставила ключ в замок и вдруг заметила, что в дырочках почтового ящика что-то белеет. «Неужели письмо?» — У нее замерло сердце. Почта давно не приносила ей писем. Пальцы девушки дрожали, когда она открывала ящик: может быть, от усталости, может быть, от тревоги. Кто знает, что несет письмо? Слишком уж часто белые треугольнички служили вестниками беды, сообщали о гибели родных…

Только рассвело, когда наша группа, покинув лагерь, шла по вымытой коротким летним дождем лесной дороге, оставляя заметный след на траве, покрытой матовым серебристым налетом росы. Местами в низинках клубился туман. Терпкий запах преющей зелени, сырость, проникающая сквозь обувь, напоминали о близости болот. Иногда на склонах невысоких холмов возникали избы, заброшенные и словно бы призрачные, вероятно, давно обезлюдевшие в этом краю, где в начале войны отгремели бои. К концу дня мы перебрались…

Эта мысль не оставляла его целую неделю, пока он наконец не сделал своего открытия. Он пришел к твердому выводу, что двенадцать дымоходов, идущих под полом, нагревают его неравномерно. Участки пола, находящиеся непосредственно над дымоходами, оказались теплее других. Тхя был очень горд своим открытием. Его особенно радовало, что он довел начатое дело до конца, докопался до сути вопроса. И главное, до всего дошел сам, без всякой посторонней помощи. Отец часто упрекал его, будто он не заканчивает…

Так родилась эта книга «Верен до конца», которую, как мы надеемся, читатель прочтет с интересом. Исполняя волю автора, издательство выражает глубокую признательность близким друзьям В. И. Козлова, оказавшим большую помощь в подготовке рукописи книги к изданию, — Г. М. Бойкачеву и Ф. Г. Михееву. I. НАЧАЛО ПУТИ 1 Первое яркое воспоминание — рассказы деда Трофима. — Иван-да-Марья. — Моя родная сторона. Родился я в деревне Заградье. Деревню эту сейчас можно найти…

Устроили ночную засаду. И всех предупредили, что необходимо соблюдать тишину, не разговаривать и не курить. В лесу пахло влажным мхом. Нещадно кусали назойливые комары. Боровец украдкой достал сигарету и с наслаждением затянулся. И вот тогда-то старший сержант Покшива бесцеремонно тронул его за плечо и ехидненько спросил: — Что, товарищ подпоручник, отменяем запрет на курение? Боровец почувствовал себя так, будто этот Покшива отхлестал его по щекам, со злостью смял сигарету и воткнул ее в мокрый…

Формируя соединение, которому предстояло выполнять задания особой важности, мы с большим вниманием относились к его комплектованию, подробно рассматривали каждую кандидатуру, взвешивая все «за» и «против». Учитывались черты характера, жизненный опыт, взаимоотношения с окружающими. Не скрою, ряд товарищей, которых я знал по прежней работе и за которых в других случаях вполне мог поручиться, мы все же отвели, потому что для данных совершенно исключительных обстоятельств они не обладали достаточной…

Книга, которую ты сейчас начнешь читать, приоткроет тебе малоизвестную славную страницу минувших походов наших подводных лодок. Финал этой повести мужествен, но печален. Это не должно огорчить тебя. В войне неизбежны потери. В большинстве боев наши подводные лодки выходили победителями. Тысячи подводников были награждены орденами и медалями, многим присвоено звание Героя Советского Союза. Я встретил в этой повести моряков, дела и черты характеров которых напомнили мне моих друзей, Героев Советского…

ПРОЗА Воспоминания Марк Гроссман — один из старейших уральских писателей, автор поэтических и прозаических книг «Ветер странствий», «Живи влюблен», «Птица-радость», «Камень-обманка», «Да святится имя твое!» и многих других — с первого до последнего дня Великой Отечественной войны был военным корреспондентом в действующей армии. Марк Гроссман И ШТЫК, И ПЕРО «Я хочу,              чтоб к штыку                                  приравняли перо».…

Запах цветущий сирени, разлившийся по всему аэродрому, одурял. Нагоняемый ветерком от зеленых зарослей у стоянки, он проникал повсюду, напитывая собой воздух. Почему-то этот запах напоминал детство: школу, последний звонок, ожидание скорых каникул. Вместо всего этого глаза видели, превращенный в аэродром колхозный луг, стоящие тут и там самолеты, и копошащихся у них техников и оружейников. Виктор обошел свою "двадцатьчетверку", ревниво поправил немного перекосившееся одеяние русалки, увидев потеки…