Военная проза

Павла Алексеевна, войдя следом за мной, присела на краешек стула. — Заходил, Митенька, Тонин Андрей, пожалел, что никого не застал из ваших. Забегал еще дружок твой, Саня, в военном, должно, тоже на фронт отправили… А еще спрашивала про тебя девушка одна, красивая такая, Ириной назвалась. Грустная была. Постояла на крылечке, потрогала нижнюю губку мизинчиком и ушла… Много разных вопросов, мыслей и чувств вызвали торопливые известия Павлы Алексеевны о близких мне людях. Муж моей сестры Тони…

Пришлось воспользоваться оказией. Это был небольшой санитарный автобус, в который набилось полным–полно народу. Сидели даже на полу. Все это были военные люди, им тоже срочно нужно было попасть в Киев. На рассвете где–то за районным городком Красная Слобода шофер резко затормозил. Дремавшие люди попадали со скамеек. Шрагин больно ударился головой о чей–то чемодан. Сон слетел мгновенно. Путь преграждала толпа вооруженных людей в штатском. Высокий мужчина в короткой, не по росту, милицейской…

Между тем кайзер по случаю утверждения первых военных кредитов 4 августа 1914 года произнес в Берлине, в рейхстаге, речь. «Нами движет не страсть к захватам, — заявил он, — нас вдохновляет несгибаемая воля сохранить место, указанное нам Богом, для себя и для будущих поколений… В навязанной нам обороне, с чистой совестью и не чувствуя за собой никакой вины, мы берем меч в руки… Я больше не знаю партий, я знаю только немцев». В этих словах я усматривал идею национального сплочения. После пережитых…

В «Красной звезде» печатались многие талантливые писатели и журналисты, чьи имена прочно связаны с историей Великой Отечественной войны, и все-таки если на страницах «Красной звезды», или «Звездочки», как ее ласково называли на фронте, долго не появлялось очередного выступления Эренбурга, то всем казалось, что не хватает чего-то очень важного и нужного. И наверное, именно это читательское чувство и может служить высшей оценкой всего, что делал Илья Эренбург в годы войны. Когда теперь, спустя много…

Четвертый план [4] вызвал панику. Как-то шел я по Ближееву. Знакомые немцы отворачивались или делали вид, будто меня не знают. Уже в лесу меня догнал старый Венцель. — Не сердитесь, пожалуйста, что я с вами не поздоровался. Мы не имеем права разговаривать с чехами. Не знаю, видел ли кто меня, а то через пару дней буду в концлагере. — Вы что, с ума сошли? Неужели вы думаете, что сюда придет Гитлер? Что мы ему позволим? — Вы не препятствуете Генлейну, не препятствуете Гитлеру. Гауляйтер издал…

26. ВСТРЕЧА С ДЕДОМ КАЛИНОЙ ПЕРЕД СТРАШНОЙ ТРЯСИНОЙ 27. ЛЕГЕНДАРНАЯ КАРЕТА ПОД ГРАДОМ ПАРТИЗАНСКИХ ПУЛЬ 28. БАЛАБОНЦЕВ ПРЕДСТАВЛЯЕТ ПЛЕННЫХ. РАПОРТ ГУЛЯЙБАБКИ 29. НОЧЬ В ПОЛЕССКОМ БОРУ, ИЛИ РАССКАЗ О ТОМ, КАК МЮНХЕНСКИЙ БЮРГЕР УТАЩИЛ МАРИЙКИНУ ПЕРИНУ 30. ТЕЛЕГРАММА ВОЕННОГО СОВЕТА. НОВЫЙ КУРС БЕИПСА 31. ОТЪЕЗД ГУЛЯЙБАБКИ ИЗ ПАРТИЗАНСКОГО ОТРЯДА. ОДИНОЧНЫЙ ВЫСТРЕЛ НА ДОРОГЕ 32. ПРОЩАЙ, ПОЛЕСЬЕ! Часть 2 1. ПРИБЫТИЕ ГУЛЯЙБАБКИ НА СМОЛЕНЩИНУ, ОСМОТР РЯДА ВЫСОТ У "СМОЛЕНСКИХ ВОРОТ" …

— Женщины! — пробовал он перекричать толпу. — Женщины, подвиньтесь струмент скинуть! Но голос пропадал в реве, в гоготе, в этом «айда», «валяй», «о-гой» кричавших женщин, для которых он никакое ни начальство, ни полначальства, — и военный, давясь от стыда и ярости, полез на крышу кабины. — А ну — цыц! Соблюдай сознательность! Раз-зой-дись! — гаркнул оттуда, но станционный двор гудел, как лет тридцать назад во время забастовки. И женщины все сыпались из бараков, гулко, как картошка из бункера.…

К счастью отнюдь не для всей молодежи наша невиданная ранее война так же далека, как Куликовская битва. Повторюсь, самое главное состоит в том, что сравнение с Куликовской битвой — лукавство. Память о подвиге, о благородстве, о боли и страданиях — обязывает и подражать и сострадать, а потому быть обязанным отнюдь не всем нравится. Лучше не помнить и не знать — так проще жить… Потому-то и сравнивают с Куликовской битвой, что хотят задвинуть память о трагедии новейшей истории подальше от своей совести.…

«Я не мог бы жить спокойно, зная, что где-то фашизм топчет человеческие свободы», — говорит один из героев романа, и под его словами мог бы, наверно, подписаться любой боец Интернациональных бригад. Этих летчиков бросила в небо Испании гражданская ответственность за все происходящее в мире. Силен интернациональный пафос романа, среди славных его героев русские Андрей Денисов и Павел Дубровин, французы Арно Шарвен и Гильом Боньяр, мексиканец Хуан Морадо, американец Артур Кервуд. Они несхожи…

Жека не мигая смотрела на старика, пытаясь понять смысл его слов. — Внучке везу ягоду-то, — добавил старик. — Ну точь-в-точь, как ты. Только белая, с голубинкой, льняной масти. А ты — чернуха, не нашенских краев. Солнце клонилось к закату, небо багровело. Чудилось, что на проплывающих мимо берегах вспыхивают и гаснут костры. Леса смотрелись в темную воду, стволы берез, неслышно взбиравшихся по откосам, сказочно светились и колебались в ней. Казалось, катер не справится с течением и не доплывет…

Он гулял по городу в сопровождении своей «тени». Этой внушительной тенью была громадная фигура албанца, шествовавшего в нескольких шагах за Манегою, Экзотическая фигура балканского варвара была такой чужой и чуждой — яркой, почти сказочной — под северным небом, средь шумной кипени Морской и Невского с их европейскою толпою и зеркальными витринами… Горец диких албанских твердынь на макушке бритой головы своей носил маленькую белую войлочную шапочку. За широким матерчатым поясом торчали револьвер…

— Кого сегодня отправлять будешь? — спросил полицейский, кивнув Хиральдо. — Воскресенье же… — зевнул тот. — Господь бог на это не смотрит, — нравоучительно сказал полицейский. Хиральдо хоть и работал в магазине похоронных принадлежностей, но разговоров о смерти не любил. Поэтому он ничего не ответил мрачному стражу порядка, и тот пошел дальше, что-то недовольно бурча себе под нос. Сверху, с площади Парке Сентраль, ручейками стекали в нижнюю часть города остатки…

— Хороший денек, — сказал он, кивнув на реку. На берегу под жарким ветром шумели деревья, с воды неслись голоса детей. — Там тоже был август, на острове… Мы летали бомбить Берлин… — Берлин? В 41-м? — ошарашенно переспросил я. Мы были едва знакомы. Люди, живущие в одном доме — и не более того. Стогов лишь раскланивался со мной и никогда не заговаривал. Как, впрочем, и с остальными своими соседями. Молчаливый и замкнутый, он мог показаться высокомерным. Держался Стогов…

На фоне всего страшного в романе вдруг возникает тема любви, которая расцветает и приносит свои плоды. В результате чего вырастает целое поколение зачатых во время короткого военного отпуска детей — не только от любви их родителей, но и благодаря соответствующей пропаганде: фюреру нужны были новые солдаты. Страшно прикасаться к истории: как знать, что там обнаружишь в архивах собственной семьи и будешь ли ты потом спокойно жить? Героиня романа достаточно долго сомневается, прежде чем решается разобрать…

— Так, — многозначительно проговорил полковник и прошелся по залу. — Ну и как же вы с этими ограничениями, запретами боретесь? Вопрос был поставлен прямо, и Николай знал: полковник потребует и прямого ответа, а это значило, что Симоненков должен раскрыть те отступления от инструкций, к которым иногда прибегали в экипаже, чтобы пощекотать нервы «противнику» или проверить свои способности в усложненных ситуациях. — У «правака», товарищ полковник, слишком прав мало, — выкрутился…

От автора Этот мой рассказ основан на подлинной жизненной истории. Ее рассказал мне Йорам Фридман. Ему было пять лет в начале Второй мировой войны, когда немцы захватили Польшу, и восемь лет в разгар войны, когда он остался совершенно один на всем белом свете. Среди множества детей, которые внезапно остаются совершенно одни на всем белом свете, всегда находятся такие, которые не покоряются выпавшей на их долю судьбе, какой бы жестокой и тяжелой она ни была, потому что пульсирующая в них воля…

Но приказ есть приказ. Для его выполнения пришлось пустить в ход тайного агента из совсем других мест, временно выведенного из игры и работавшего в Новоселье на лесопилке. Этого субъекта по имени, а может быть и по присвоенной ему гитлеровцами кличке, Федор, — фамилии его история не сохранила ни в документах, ни в памяти участников описываемых событий — капитан Шредер приберегал для особо важных дел. План засылки Федора к партизанам, действовавшим в ближних лесах, разработал капитан лично.…

— Вот беда! Ты, видно, долго еще, Борис, будешь канителиться, — сказал Поддубный. — С этим чемоданом не так-то просто разобраться. Только время потеряем. Ведь уже часа три как я здесь. — Подумаешь, как много! Ты что, устал, малютка? А-а, понимаю, ножки отсидел. Жаль, не учел мой отец твоего роста, когда делал этот блиндаж, — рассмеявшись, сказала Надя. Она взглянула в глаза Поддубному, настоящему богатырю, и уже серьезно и более резко прибавила: — А Борис тут с самого утра и то не ропщет. …

Лейтенант Павел Карелин, высунувшись из открытой рубки легкой самоходно-артиллерийской установки СУ-76, наблюдал в старый потрескавшийся бинокль то, что мог предвидеть еще вчера, когда мартовскую слякоть начало обдувать северо-восточным ветром. За считаные часы почву подморозило, а к ночи все сковало льдом. Именно в такую погоду немцы обязательно возобновят наступление, которое они активно вели на Юго-Западном фронте с двадцатых чисел февраля. Слякоть и низкая облачность, мешающая авиации, дала…

— Валентин Петрович, — сказал генерал, глядя прямо в лицо Игнатову, — вы остаётесь с нами. Майор застыл от неожиданности. — Я сам удивлён, — продолжал ровным голосом Панов, — но поступило распоряжение из центра. Туда, — он сделал неопределённый взмах рукой, — пойдёт другой человек. Валентин постарался сохранить спокойствие. Более десяти лет работы в органах научили его предельной выдержке. Это поначалу он пытался задавать вопросы начальству, а теперь выслушивал распоряжения молча, коротко рапортовал…