Военная проза

— Я приезжал в Берлин, чтобы получить Мечи к Рыцарскому кресту за Арденны. Сразу после награждения приехал в Шарите. Очень вежливый профессор де Кринис сказал, что ты, оказывается, уехала куда-то к Шернеру под Кюстрин. Я был разочарован. Я думал пригласить тебя в ресторан. — Чтобы я там снова спела? — Маренн улыбнулась. — Я приехала через три дня. И тоже была разочарована. Но фюрер мне не докладывает, кого и когда он награждает. Но розы, которые ты оставил, такие же, как эти, стояли у меня в кабинете.…

Это был самый трудный и самый героический период в истории нашей Родины. Советский народ поднялся на защиту первого в мире социалистического государства. Призыв Коммунистической партии Советского Союза и Советского правительства защитить свое Отечество нашел горячий отклик в сердцах всех трудящихся нашей страны. Миллионы тружеников сменили орудия мирного труда на боевое оружие и встали грудью на защиту социалистической Родины, а оставшиеся в тылу своим героическим трудом помогали советским солдатам…

Воспоминания Владимира Коваленко - это волнующий рассказ о славной, подчас трагической истории борьбы авиации Черноморского флота в годы Великой Отечественной войны, когда каждый воин, каждый советский человек, как и весь советский народ, жили одной мыслью - выстоять и победить врага. Многих из тех, о ком рассказано здесь, уже нет среди нас. Одни отдали жизнь в борьбе с жестоким врагом и навечно остались в нашей памяти молодыми, других унесло неумолимое время. Думается, что эта книга - хорошая…

Центром культурной жизни латышей стало просветительское общество «Прометей», основанное в Москве в 1923 году и переставшее существовать в 1937 году. В правление входили испытанные большевики, идейным руководителем его до своей смерти оставался широко известный деятель партии Петр Стуч-ка (1865—1932). В двадцатые годы советская литература только начинала свое сложное и многогранное впоследствии развитие. Отсюда мастерство многих ее зачинателей не всегда совершенно и от-точенно. Латышские писатели…

От автора Материал для этой книги собирался в период 2001–2005 годов. За это время я опросил около двадцати ветеранов, воевавших в штурмовых авиаполках. Сбор материала был достаточно трудным в силу того, что боевой вылет штурмовика состоит из рутинных действий, отработанных летчиком до автоматизма. Такие вылеты легко стираются из памяти. Очень ярко запечатлеваются моменты, когда рутинность нарушается, самолет подбит или отказал двигатель и требуется принять решение в считаные секунды. Как сказал…

Сибирцев криво усмехнулся — снисходительно так к самому себе. Но Илья, видно, растолковал его усмешку по–своему. — Нет, не нравится мне, Михаил, твоя легкомысленность, — неожиданно горячо, но пока сдерживаясь, повысил он тон. — Говорили мы с тобой, да, вижу, все без толку. Так что давай–ка, хочешь — не хочешь, а еще раз послушай… Говорю это не как твой начальник, мне им и не быть, а просто как старший по возрасту. Ты, я понимаю, человек опытный, умный достаточно, и смелости тебе не занимать… Это,…

В книге правдиво и достоверно изображены острые конфликты, из которых Кошкин вышел победителем, доведя Т-34 до серийного производства. Справедливы слова, завершающие главу о последних неделях жизни главного конструктора: «Еще девять месяцев оставалось до нападения фашистов на нашу страну, а Михаил Ильич Кошкин уже пал за ее свободу, за ее победу - пал первым солдатом Великой Отечественной войны». В «Сотворении брони» под своими подлинными именами действует и ряд других персонажей. Таковы, в частности,…

— Вольно! — обернувшись к поредевшему в недавних боях батальону, по-мальчишески звонко и даже задорно крикнул комбат, знавший, как важно голосом, выправкой, улыбкой поддержать своих ребят. Сам старший лейтенант Даниелян некоторое время оставался в положении «смирно», внимательно глядя на бойцов, на командира роты лейтенанта Антопова, на взводного младшего лейтенанта Германа, на отличившихся в контратаке солдат Захарина, Бениашвили, Черновола. И они, уловив нечто чрезвычайное и в голосе комбата,…

Она подняла кирку и начала отваливать кирпичи. Острый клюв кирки легко раскалывал их. Валя, немного успокоившись, тоже принялась долбить слежавшиеся обломки, как вдруг снова отскочила и, споткнувшись, села боком на выступ стены, глядя расширенными от страха глазами на что-то вроде ремешка, выбившегося из-под развалин. Кате стало не по себе. Она нагнулась. Это был, действительно, ремешок — серый, почти истлевший. Концом кирки Катя потянула его, и он лопнул. Тогда Катя начала разгребать осыпь, и Валя,…

Она держала постоянно по сорок — пятьдесят свиней и по десятку платных квартирантов-студентов. А сверх этих десяти еще двух (по ее самоличному выбору) — бесплатно. «Платные» вносили по восьми пенгё ежемесячно и получали от хозяйки буквально все необходимое, включая материнские советы и тумаки. В городе много судачили о пансионе тетушки Добош, и часто-часто можно было услышать: «Добошиха-то с ума спятила, сама же за школяров и доплачивает!» А иные, в особенности злой сосед Иштван Перец, даже…

Крики уже не доносились, но ночь в горах полна других шумов, тоже беспокойных и тревожных: голос волка-одиночки, вой шакалов и ответный крик филина, повторенный и размноженный глухими ущельями. — Переднюем завтра на левом берегу, кум Семен, а потом Ханским бродом — в Жилейскую, — сказал второй казак, придвигаясь к Семену. — Может, по холодку тронем без дневки? — Теперь завсегда, кум, холодок — осень, а кони подбились, без дневки на Бирючий венец с грузом не вытянут… — На Бирючьей ночное,…

Минут через тридцать — сорок шофер, открыв дверцу кабины, сказал Степанову, стоявшему в кузове: — Здесь… На дороге был вкопан столб, а на столбе прибита доска с надписью: «Это город Дебрянск. Боец! Запомни и отомсти!» И сразу за столбом начиналась пустыня, усеянная битым кирпичом, скомканным, полусгоревшим кровельным железом, койками, скрюченными, вздыбленными или распластанными по земле. Сколько же здесь коек! Торчали еще на этом поле печи, холодные, одинокие, с жадно раскрытыми черными…

На тротуаре, обагренном кровью Насти, собралась группа гражданских, остановилась — вразброд старики, ребятишки, женщины и девушки, одетые кто в чем. Смотрят на убитую Настю и молчат. Подъехал черный с зашторенными окнами «мерседес». Вначале из машины вышел чернявый поджарый офицер, расшумелся на солдат, одетых в странную, не понятную для Сучкова форму: погоны опоясаны сине-желтыми ленточками, а на груди, на тужурках, в белом кружочке — знак «трезубец». «Понашивали, видно, чтоб замаскироваться, —…

* * * Итак, судьба Горацио Нельсона была решена. Стояла ранняя весна 1771 года, и Горацио Нельсону исполнилось всего лишь полных двенадцать лет. Как вспоминал впоследствии Уильям Нельсон, расставание с братом было грустным для обоих. Мальчики плакали и долго стояли обнявшись. В те дни «Резонабль» готовился выступить под парусами в составе Атлантической эскадры, идущей отвоевывать для британской короны захваченные испанцами Фолклендские острова. Вообще-то, честно говоря, англичане имели на этот…

И чем ближе этот поток, продиравшийся через лесной массив, к линии фронта, тем явственней слышалась канонада — передний край оживал. А потом морозный рассвет оглушила мощная артподготовка, длившаяся больше часа. Вслед за артиллерией на вражескую оборону обрушился сокрушительный удар пехоты — сюда загодя, еще в конце октября, был скрытно подан Сибирский стрелковый корпус. Он взломал вражескую оборону на всю глубину, и первый эшелон механизированного корпуса смог войти в прорывы. Разрушая остатки узлов…

Но как могли корабли попасть в Берлин? Водный путь есть: из Черного моря в Днепр, с Днепра в Припять и на Западный Буг, а с Буга на Вислу, с Вислы на Одер, с Одера на Шпрее. Однако мыслимо ли было пройти таким путем? Ведь в каналах были разрушены шлюзы, а реки преграждены взорванными, сброшенными в воду мостами. Немыслимое оказалось возможным. В те дни в Берлине действительно можно было встретить матросов, на бескозырках которых золотом горели литеры: «Днепровская флотилия». Более пятисот километров…

Сегодня кому-то может показаться негуманным, что взрослые люди привлекали к борьбе детей, что, например, разрешалось, чтобы девятилетние мальчишки и чуть постарше их девчонки носили в своих школьных ранцах подпольные газеты, а нередко и гранаты, пистолеты, патроны. Что четырнадцатилетних уже учили стрелять и убивать. Это все правда. Но ни на минуту нельзя забывать, что так нужно было, иначе быть не могло. Ведь это были годы, когда гитлеризм готовил тотальное физическое истребление всего польского…

Вот они, враги. Значит, у них так и полагается. Жечь, грабить. Впервые в жизни видели такую картину наши танкисты — командир танка лейтенант Фролов, башенный стрелок Али Мадалиев и водитель Василь Перепечко. Широко открытыми глазами глядел Фролов в узкую смотровую щель и докладывал по радио командиру полка всё, что видит. Танкисты ловко замаскировали свою ладную, быструю «тридцатьчетвёрку» [1] среди старых скирд соломы на краю села, у пчельника, и, не замеченные фашистами, могли пересчитать все…

Но кто даст? И Гарник завидовал тем, кто был ранен в голову, руку или плечо… Рядом с ним шагал русский солдат с забинтованной левой рукой. По временам он придерживал раненую руку здоровой и баюкал ее, как ребенка. Говорил он мало и не стонал, хотя раненая рука, как видно, сильно ныла. Заметив, как корчится от боли ковыляющий рядом молодой армянин, он бросил на него взгляд, в котором было больше укора, чем жалости. — Потерпи, браток! Эти сволочи не на край же света нас ведут. Эти слова…

Но власть наказного атамана, непререкаемый авторитет во времена величия России, ныне подешевела. Казаки не хотели новой войны, рабочие и горожане Каледина своей властью признать не хотели. Вместах же, где Каледина не знали вовсе, хаос набирал обороты — нельзя было ничего предугадать. И страшные декреты, с каждой неделей, с каждым месяцем, наваливались своей похабной силой на чистую жизнь человека и делали ее ненастоящей и бумажной, как и сами декреты. Следует извинить как власти и общественность…