Юмор

— Очень кстати. Знаешь ли ты, Карташевич, когда придет твоя очередь говорить? — Гм, кхи, — закашлялся Карташевич. — …когда я спрошу у тебя урок. Хорошо? Карташевич не видел в этом ничего хорошего, но принуждён был согласиться, сдерживая свой гудящий бас: — Горожо. — Карташевич через двух мальчиков перепрыгивает, — счёл уместным сообщить Нечипоренко. — А мне это зачем знать? — Не знаю… извините… Я думал, может, интересно… — Вот что, Нечипоренко. Ты, брат, хитрый, но я ещё хитрее. Если…

И мы доехали. О моём доме действительно можно было сказать, что это моя крепость. Я поставил двухметровый забор и автоматическую систему защиты, которая нас и встретила своим жутким голосом. — Назовите себя! У вас есть тридцать секунд на объяснения. — говорил микрофон автоматической турели с пулемётом, которая уставилась на Сэнди. — Всё в порядке, Сибил, она со мной. — Ты назвал пулемёт Сибил? — Слушай, э-э-э, это мои заморочки, не спрашивай. Заходи в дом. Я постарался над своим жильём.…

Я говорила единственно о характере моей героини… Нет, все это хорошо, но эволюция характера… Да, но моя героиня… (Она убирает телефон от уха и смотрит на Люка, он просыпается) Люка! Это настоящая задница, просто невозможно! (Она снова подносит трубку к уху) Хорошо, слушайте, знаете что? Мы созвонимся в Лютеции… В Париже! Ну, знаете, это такая столица Франции, там есть Эйфелева башня, универмаг Лафайет, велодорожки и муниципальный бассейн… Да, вас тоже с Новым годом… (убирает телефон от уха,…

ДЖЕРАЛЬДИНА. О, да, конечно был. Правда, моя матушка отличалась скромностью, но безрассудно она никогда не экономила. ПРЕНТИС. Если у вас был отец, то почему вы о нем «понятия не имеете»? ДЖЕРАЛЬДИНА. Он бросил мою мать. Много лет назад. Она была жертвой сексуального насилия. ПРЕНТИС (строго). Она была монахиней? ДЖЕРАЛЬДИНА. Нет. Горничной в «Стейшен отеле». ПРЕНТИС (хмурится, снимает пенсне, потирает переносицу). Пожалуйста, передайте мне большую книгу в кожаном переплете.…

БЕРНАРД. Бля буду. ДЭН. Тогда порядок. БЕРНАРД. Выглядит на восемнадцать. Запросто. ДЭН. Ну ладно. БЕРНАРД. А по правде двадцать-то есть. Может, даже двадцать пять. ДЭН. Тогда у тебя проблем нет. БЕРНАРД. Знаю, что нет. ДЭН. Давай рассказывай. БЕРНАРД. Хорошо. Так где я был? ДЭН. Когда? БЕРНАРД. Прошлой ночью. В половине третьего. ДЭН. В половине третьего скорее всего где-нибудь в «Як-Зис». БЕРНАРД. Не-а, я ушел оттуда в час. ДЭН. Значит, в…

— Часы опять врут. Они никогда не знают, который час, а если и знают, так врут, что сводится к одному. Альфред? Ответа не было. — Альфред!.. Хороший слуга, но так же неаккуратен, как часы. Алонзо дотронулся до пуговки электрического звонка, в стене, подождал с минуту, затем опять прижал ее, опять подождал несколько минут и сказал: — Батарея не в порядке, без сомнения. Но раз уж я принялся за дело, то узнаю, который час. Он подошел к телефонной трубке, у стены, дунул в свисток и позвал:…

Он схватился за голову и простонал, вспомнив все перенесенные обиды: — Господи! За что? Что я кому сделал?! Лица всех были серьезны, сосредоточены. Около них искренно, неподдельно страдал живой человек, и огрубевшие сердца сжимались жалостью и болью за ближнего своего. * * * Был поздний вечер. По уединенной аллее сада ходил, мечтательно глядя на небо, спортивный рецензент Заскакалов и делал вид, что ему все равно: позовет его директор чемпионата ужинать или нет? А ему было не все…

Он остриг волосы, надел черные очки и, взявши чемоданчик, поехал в Москву. Умылся в номере гостиницы, радостно ухмыльнулся и, довольный собой, зашагал на Тверскую. Навстречу ему шли две московских барышни. — Вот Андреев, — сказала одна. — Леонид, — добавила вторая. Они остановились и повернули за писателем, смотря на него с изумлением и страхом. — Идет по улице… — прошептала одна с остолбенелым лицом. Другая всплеснула руками: — Смотри, смотри! В калошах… Андреев в калошах! — Что…

Целый ряд этюдов Булюбеева, находящихся на этой же выставке, показывает в художнике талантливого, трудолюбивого мастера. Все этюды раскрашены в приятные темные тона, и мы с удовольствием отмечаем, что нет ни одного этюда, который был бы одинакового цвета с другим… Все вещи Булюбеева покрыты такими чудесно нарисованными желтыми волнообразными линиями, что просто глаз не хочется отвести. Некоторые этюды носят удачные, очень гармоничные названия: „Крики тела“, „Почему“, „Который“, „Дуют“. Сильное…

Вне себя я оттолкнул Китти и бросился к жене. Жена сидела в моем рабочем кабинете и держала в руках телефонную трубку. Истерическим, дрожащим от слез голосом она говорила: — И это передать… Хорошо-с… Можно и это передать. И поцелуи… Что?.. Тысячу поцелуев. Передам и это. Все равно уж заодно. Она повесила телефонную трубку, обернулась и, смотря мне прямо в глаза, сказала странную фразу: — В вашем гнездышке на Бассейной бывать уже опасно. Муж, кажется, проследил. — Это дом сумасшедших! —…

Он прислонился к перилам и действительно задремал. Его разбудил плач. — Ты чего? — Мне страшно. Ступай за слесарем. — Да какой же слесарь в двенадцатом часу… Все честные слесаря спят… — Бери хоть нечестного. Мне все равно. Муж улыбнулся. — Вот если бы сейчас поймать вора с отмычками — он оборудовал бы это моментально. — Поймай вора. — Что ты, милая!.. Как же это так… поймай вора! Что это — блоха на теле, что ли? Где я его ловить буду? И тут же Патлецов немедленно вспомнил: за углом…

— Да нет, у них, собственно, портфели будут, но это ничего. Вы не обращайте на это внимания. Люди они уже не молодые, со странностями. Привыкли к своим портфелям, к этим потрепанным кускам старой кожи!.. Хе-хе… Попробуй у них отнять — крику не оберешься. Верно ведь, господа? А вы будьте выше этого. — Будем выше, — согласился со вздохом прогрессист. Кадет, поклонник делового течения, с деловым видом высморкался в платок и деловито спросил: — Когда становиться на работу? — Завтра же с утра…

Но описывать подробно треугольные единства, объемлемые бакалейной торговлей, не значит ли изобразить все наши потребности? И сам бакалейщик являет собой трилогию: он избиратель, солдат национальной гвардии и присяжный заседатель. Не знаю, сердце или камень помещается у насмешников в левой стороне груди, но я лично не в силах вышучивать бакалейщика, ибо вижу в его лавке агатовые шарики в деревянных плошках и вспоминаю, какую роль играл он для меня в мои детские годы. Ах! Какое место занимает он в…

Хлеб, мясо, мебель, портные, священники и правительства появляются и исчезают, а бакалейщик остается и должен оставаться на своем посту день и ночь в любой час. Из его лавки проистекает, сказал бы г-н В. Кузен, изумительная феноменологическая тройственность , или, говоря языком новой школы, небесная трилогия; эта трилогия, эта тройственность, этот треугольник состоит из чая, кофе и шоколада, которые составляют тройную сущность нынешних завтраков, источник всех дообеденных наслаждений. Отсюда…

Человечек улыбнулся с злорадным самодовольством и уверенностью, презрительно пустил в меня несколькими струйками дыма и сказал с еще более искусственной растяжкой: — Потише, по-о-тише! Не особенно-то зазнавайся с лучшими, чем ты. Меня всего передернуло от этого хладнокровного замечания и в то же время как будто поработило меня на минуту. Пигмей посмотрел на меня несколько времени своими рысьими глазками и затем продолжал особенно насмешливым тоном: — Сегодня ты отогнал от своей двери нищего.…

-"В мире животных": Учёные до сих пор не могут объяснить, почему такое примитивное существо, как...   -"12 канал, Омск": ...Леонид Константинович Полежаев в течение столь долгого срока руководит Омской областью. -Американский боевик: Мать её!   -"Здоровье": Первое упоминание об этом паразите относятся к концу восьмидесятых - началу девяностых годов, но тогда он...    -"В мире животных": ...вёл скрытный образ жизни, избегал людей и был обнаружен совершенно случайно. Данный…

— Подумайте, — говорит — какое совпадение! И у меня тоже коленка болит. И, представьте, тоже левая. И, конечно, как вежливый человек, предлагает даме, в свою очередь, пощупать эту свою коленку. Тут эта дамочка, то ли Нэнси, то ли Кэрол, почему-то страшно развеселилась. Уж не знаю, что смешного она нашла в Мишиной коленке. Хохочет прямо до слёз. — Ох, — говорит, — какой вы, право шутник! Прямо, как мой гинеколог! Миша хотел было спросить, над чем это её гинеколог так замечательно шутит, но потом…

Тут мы с женой, конечно, умолкаем и делаем такие абстрактные, безмятежные, полностью американские лица. И глядим по сторонам, куда попало, но только не на ту сволочную пару. А она тем временем движется в нашем направлении, и полноватая дамочка говорит своему спутнику: — Правда, Коля, эта кофточка подойдёт к моей синей юбочке? На что Коля, не глядя на кофточку, грубо отвечает: — Как же, подойдёт она тебе, с такой задницей. А женщина говорит: — Ах, ничего вы, мужчины, не понимаете. Лучше…

На этот раз я не послушал совета Василия. Я перестроился вправо, остановился на обочине и открыл окно. Неспешно подошедший полисмен, галантно откозырял и попросил документы. Не успел я достать бумажник, как Василий вдруг навалился на мою сторону, вдавив меня в спинку сиденья, и закричал в окно: — Эй, начальник, кончай! Что ж мы, договориться не можем? Полицейский отпрянул и схватился за пистолет. — Что он сказал? Вы обязаны говорить по-английски в присутствии полиции! Я, как мог, отпихнул…

Впереди названной процессии будет выступать рота национальных гвардейцев, именно тех, что ворвались галопом в переулок Веро-Дода, чтобы установить там порядок, и рубили саблями спрятавшихся в лавках нарушителей спокойствия, кричавших «Да здравствует Польша!». Национальные гвардейцы, разумеется, наденут свои «чапки», единственное, что есть у них польского. Замыкать шествие будет батальон, который отличился во время восстания в галереях Пале-Рояля, бросившись в штыковую атаку на толпу детей, нянюшек…