Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

— Это ничего не доказываетъ, — говорила [1472] Лиза, бывшая тоже защитницей Алекся Александровича, Стремову [1473] на его неуважительный отзывъ о Каренин, по случаю возможности встрчи его теперь съ женою, такъ какъ было извстно, что она въ Петербург, — какъ только то, что онъ высокой души человкъ, а она женщина безъ правилъ и религіи. Ужъ его то нельзя ни въ чемъ упрекнуть. Я, признаюсь, не понимаю ее. Можно быть безнравственной женщиной, но какъ не имть уваженія къ приличіямъ, какъ, посл всего того что было, пріхать въ Петербургъ. Онъ мн такъ жалокъ.

1472

Зач.: графиня Лидія Ивановна шутнику, описывавшему встрчу Алекся Александровича съ женою на Невскомъ, — какъ только

1473

Зач.: разсказывавшему ей <о томъ, что онъ слышалъ про пріздъ Анны съ Вронскимъ въ Петербургъ> послднее засданіе совта, въ которомъ Алексй Александровичъ былъ особенно желченъ и упоренъ.

— Да я не спорю, — отвчалъ Стремовъ, пріятно улыбаясь при одной мысли о безнравственной женщин. — Вы замтили, графиня, какъ онъ перемнился послднее время?

— Да, онъ постарлъ, бдный. Кого не состаритъ такое горе... Не только постарлъ физически, но онъ кончился: c’est un homme fini. [1474] Онъ сталъ раздражителенъ, онъ сталъ прожектеръ.

— Не то что постарлъ, а съ нимъ сдлалось, что съ простоквашей бываетъ, когда она перестоитъ, — говорилъ Стремовъ, позволявшій себ вольность вульгарныхъ сравненій. — Знаете, какъ будто крпкое, а тамъ вода. Это называетъ моя экономка «отсикнулась». Вотъ и онъ отсикнулся.

1474

[это конченный человек.]

И Стремовъ, сжавъ свои крпкіе губы, съ такимъ выраженіемъ, которое ясно говорило, что онъ самъ надется еще не скоро отсикнуться, смясь умными глазами, смотрлъ на собесдницу.

— Перестаньте, а то, право, я разсержусь, [1475] — говорила графиня Лидія Ивановна, тщетно пытаясь удержаться отъ смха. — [1476] Вронскій — вотъ безнравственный и дурной человкъ. [1477]

— О да, разумется, — отвчалъ Стремовъ. [1478]

1475

Зачеркнуто: смясь

1476

Зач.: Вашъ

1477

Зач.: сказала она

1478

Зач.: продолжая смяться глазами и съ такимъ видомъ, который показывалъ, что онъ самъ не скоро еще надялся отсикнуться.

Графиня Лидія Ивановна видла, что Стремовъ, несмотря на то что онъ былъ добрый и честный человкъ, презиралъ Алекся Александровича [1479] и уважалъ Вронскаго и что переуврить его она не въ силахъ, и потому прекратила разговоръ.

Разговоръ былъ прекращенъ тмъ боле кстати, что вслдъ за этими словами въ гостиную вошелъ самъ Алексй Александровичъ.

Алексй Александровичъ дйствительно перемнился за это послднее время, и не столько физически, хотя онъ замтно постарлъ, сколько нравственно. Алексй Александровичъ въ эти послдніе мсяцы изъ человка вполн самоувреннаго и спокойнаго сдлался человкомъ безпокойнымъ и робкимъ, только удерживающимъ по привычк и для приличія самоувренную и спокойную вншность.

1479

Зач.: несмотря на ея заступничество, вполн сочувствовалъ Вронскому и при первомъ случа былъ готовъ подражать ему.

Люди любятъ думать, что нравственный законъ начертанъ въ ихъ душ опредленно и ясно для нихъ, можетъ быть выраженъ словами и что совсть каждаго соотвтственно этому закону отмчаетъ наши поступки.

Несомннно, что самая болзненная сторона, несчастія жизни происходятъ отъ раскаянія, отъ мысли о томъ, что я могъ бы не сдлать того, что было причиной или поводомъ къ несчастью; но совершенно несправедливо то, что думаютъ многіе, — что мы раскаиваемся больше въ дурныхъ нашихъ поступкахъ.

Часто говорили и говорятъ, что настоящее несчастье происходитъ только отъ внутренняго недовольства собой, отъ угрызеній совсти. Угрызенія же совсти происходятъ отъ дурныхъ, совершенныхъ людьми поступковъ, что чмъ хуже совершенный поступокъ, тмъ тяжеле раскаяніе. Но всякій пожившій человкъ, перебирая воспоминанія <поступковъ, которые онъ сдлалъ и желалъ бы не сдлать> своихъ дурныхъ поступковъ, найдетъ въ своей совсти совершенно другую и неожиданную и несоотвтствующую этому нравственному закону классификацію. Безнравственный, безчестный, жестокій поступокъ — преступленія противъ 6-й, 7-й и 8-й заповди — часто, несмотря на сознаніе дурнаго, не тревожитъ душевнаго спокойствія. Часто даже, если эти поступки сопровождаются удовлетвореніемъ страсти и достиженіемъ цли, они вызываютъ <къ удивленію> пріятное чувство. Все дурное забыто, прощено, и остается одна прелесть воспоминанія <всего прошедшаго>. Но стоитъ шевельнуть въ душ давнишнія воспоминанія не столько поступковъ, сколько положеній, въ которыя когда то поставилъ себя человкъ, иногда самыми невинными дйствіями, и эти невинныя дйствія свжей болью раскаянія разъдаютъ сердце: платье, оказавшееся смшнымъ, ошибка въ словахъ, похвала, назначенная другому и принятая на свой счетъ, оскорбительное слово, на которое не отвчено, происшедшее отъ незнанія отступленіе отъ пріемовъ общества, возбудившее улыбку, насмшку неловкое движеніе, фальшивое, смшное положеніе — мучаютъ больше, чмъ дурное дло.

Несмотря на то, что графиня Лидія Ивановна, тотчасъ же, встрчая его, сказала: «а мы сейчасъ говорили о принцесс; ей значительно лучше», несмотря на это, Алексй Александровичъ былъ увренъ, что говорили о немъ и его жен. Онъ это теперь всегда думалъ. Несмотря на то, что Алекей Александровичъ былъ разумомъ твердо убжденъ въ томъ, что его поведенiе относительно жены было безупречно, несмотря на то, что онъ высоко цнилъ свое христіанское смиреніе и самоотреченіе и что разумъ его хвалилъ его за это, онъ не переставая чувствовалъ раскаяніе и угрызенія совсти за то положеніе, въ которое онъ поставилъ себя.

Нынче, боле чмъ когда нибудь, онъ видлъ во всхъ глазахъ, устремленныхъ на него, жестокую насмшку: онъ, только что, передъ пріздомъ во дворецъ, длая свою утреннюю прогулку, встртился лицо съ лицомъ съ Вронскимъ и догадывался, что и Анна въ Петербург. Онъ чувствовалъ опасность своего положенія. Ему казалось, что вс только ждутъ отъ него признака слабости и стыда, чтобы накинуться и растерзать его. «И какъ они вс были сильны и здоровы физически, — думалъ Алексй Александровичъ, глядя на камергера и вспоминая здоровую, кровью налитую фигуру, — какъ они сіяютъ». И потому онъ чаще вспоминалъ о той христіанской высот, на которой онъ находился, и, помня это, усиленно поднималъ голову и [1480] небрежно [1481] здоровался съ знакомыми.

1480

Зачеркнуто: весело улыбался

1481

Зач.: улыбался

Во всхъ лицахъ его знакомыхъ онъ видлъ одинаковую кровожадность; одно только поэтому драгоцнно-милое лицо графини Лидіи Ивановны представлялось ему островомъ любви и участья въ мор враждебности, и потому его невольно тянуло къ ней. [1482]

Алексй Александровичъ ошибался, предполагая, что вс, кром Лидіи Ивановны, были враждебно расположены къ нему и что она одна понимала и жалла его. Большинство знакомыхъ Алекся Александровича жалли и не осуждали его, но вс смялись надъ нимъ. Однимъ, двумя остроумными людьми положеніе Алекся Александровича было выставлено въ смшномъ вид, и это воззрніе, какъ самое легкое, и было усвоено всми, и изъ за этаго никто ужъ не могъ видть того, что собственно былъ Алексй Александровичъ. [1483]

1482

Зачеркнуто: теперь еще особенно потому, что съ ней одной онъ могъ посовтоваться о томъ, какъ ему поступить по случаю этаго письма жены.

1483

Зач.: Одна восторженная Графиня Лидія Ивановна, взявшись въ трудную минуту жизни помогать ему, вслдствіи тхъ трудовъ, которые она положила на него, полюбила его, влюбилась въ него и потому не только понимала и жалла его, но влюбилась въ него и была предана ему всей душой.

Одна графиня Лидія Ивановна не смялась надъ нимъ. Алексй Александровичъ объяснялъ себ это тмъ, что она одна была христіанка. Онъ и не думалъ о томъ, что она любитъ его. Эта ея любовь казалась ему только пониманіемъ его, и онъ считалъ остальныхъ людей несправедливыми за то, что они не имли къ нему такого же чувства.

Быть любимымъ такъ просто и естественно, и такъ уродливо и дико быть нелюбимымъ. Проходя сквозь строй насмшливыхъ взглядовъ, ему такъ естественно было тянуться къ ея влюбленному взгляду, какъ растенію къ свту. [1484]

1484

Зач.: Онъ давно уже не видлъ и не могъ видть въ Графин Лидіи Ивановн ни ужасную <съ ея толщиной> ея вншность въ придворномъ плать, ни ея безтолковыхъ разговоровъ, прыгающихъ съ одного предмета на другой. Онъ видлъ одни глаза, изъ которыхъ свтилась любовь.

— Поздравляю васъ, — сказала она ему, указывая глазами на ленту.

Онъ [1485] пожалъ плечами, закрывъ глаза, какъ бы говоря, что это не можетъ радовать его. Но Лидія Ивановна знала хорошо, что это одна изъ его главныхъ радостей, хотя онъ и никогда не признается въ этомъ.

— Разумется, не какъ честолюбіе, но отрицательно, какъ признаніе....

— Да, да, — сказалъ Алексй Александровичъ.

И, не смотря на волненіе, въ которомъ онъ находился по причин извстія о прізд жены, губы его сжались въ сдержанную улыбку удовольствія, того самаго, которое онъ испытывалъ утромъ, въ первый разъ надвая новую ленту.

1485

Зач.: развелъ руками,

— Ну, что нашъ Ангелъ? — Ангелъ былъ Сережа.

— Завтра его рожденье. Я очень доволенъ отцомъ Сергіемъ.

— Ахъ, это такой высокой души человкъ, — сказала Лидія Ивановна про священника, бывшую свою пассію. — Я васъ звала, — сказала она грустно, готовя его. — Вы придете? Но я предувдомляю васъ, что я все бы дала, чтобы избавить васъ отъ нкоторыхъ воспоминаній, но другіе не такъ думаютъ.

— Я знаю, — сказалъ Алексй Александровичъ. — Она здсь.

Лидія Ивановна посмотрла на него восторженно, и слезы восхищенія передъ величіемъ его души выступили ей на глаза.

* № 136 (рук. № 88).

[1486] Алексй Александровичъ чувствовалъ себя спокойне и способне къ дятельности, чмъ когда нибудь прежде. Даже здоровье его стало лучше.

Прошедшее съ женою, въ особенности послднія мсяцы, неврность, болзнь, его прощеніе и разлука, какъ ни странно это можетъ показаться, никогда имъ не вспоминались.

Онъ отгонялъ отъ себя эти воспоминанія, какъ неясный и тяжелый сонъ, какъ рядъ поступковъ безсмысленныхъ и необдуманныхъ.

1486

Зачеркнуто: Алексй Александровичъ не испытывалъ тревогъ и волненій, несмотря на этотъ упорный, непрерывный трудъ, дйствовавшій на него не какъ удовлетвореніе потребности, но какъ омутъ, заставляющій забывать, не испытывая спокойствія. Онъ былъ вполн врующій христіанинъ, онъ въ дл съ своей женой испыталъ силу своей вры и поступилъ какъ христіанинъ. Онъ это зналъ. И это то боле всего лишало его спокойствія. Когда онъ вспоминалъ о томъ, что было, онъ не могъ не радоваться и не гордиться тмъ, что онъ поступилъ какъ христіанинъ, и эта гордость не была спокойствіе. Но тутъ же, когда онъ вспоминалъ о своемъ поступк и невольно гордился имъ, онъ вспоминалъ