Цейтнот

Клинт едва дышал, слушая, как ему в грудь бьётся её сердце, и думал о том, что именно испытывает к Ванде. Ответственность, чувство долга, заботу, нежность. Внутри разливалось нечто чистое и горячее, и определение этому Бартон дать не мог. Было лишь понимание, что он испытывает к Ванде далеко не просто дружбу.

***

Проще было делать вид, что болезнь прошла, чем в слезах признаться, что ей всё ещё тяжело. Ванда искусно притворялась, натягивала на лицо лёгкую улыбку, стараясь не слишком переборщить, иначе выходило неестественно. Она всё равно пыталась как можно меньше времени проводить с Клинтом, просто-напросто рядом с ним ей становилось неловко, к тому же он взял за привычку смотреть ей прямо в лицо. В такие моменты Ванда боялась, что он заметит, что она насквозь фальшивка.

Она действительно пыталась, старалась изо всех сил, вдалбливала себе в голову, что должна вычеркнуть свои чувства к Бартону из сердца. Не выходило, Ванда лишь злилась на себя за бесхарактерность и трусость. Наедине с самой собой ей хотелось взвыть, ногтями впиваясь себе в кожу, лишь бы заглушить душевные страдания. Когда она выходила из комнаты, то излучала ложную радость и дышала через раз, лишь бы никто не увидел, что она прогнила изнутри.

Если Лора и дети верили на слово, просто потому что плохо её знали, то перед Клинтом притворяться было страшно. Ванда боялась, что он её раскусит. Раньше она легко могла обвести его вокруг пальца, сейчас же это сделать было труднее. Он теперь знал её как облупленную. Возможно, если бы они больше друг друга не видели и не общались, ей было бы легче. Она смогла бы быстрее его забыть, по крайней мере, постаралась бы. Но Клинт отпускать её не спешил.

Ванда не знала, как начать разговор. Не знала, с какой стороны подойти к проблеме и как найти в себе силы вообще решиться на это.

— Ты пришла? — удивился Клинт.

Ванда сидела на недостроенном крыльце гостевого домика, пряталась от накрапывающего дождя и участвовала в воображаемых диалогах. И тут же подорвалась, услышав его голос.

— Думал, ты сегодня весь день будешь с Лорой. Я тут только что докрасил стену и мне нужно сходить за инструментами. Ты что-то хотела?

Ванда замялась, чувствуя, как внутри от одного только взгляда Клинта разливается трепет. И что-то яростно крутится в животе, когда он облизывает губы. Вкус которых она знает, но уже не помнит, и так хочется возродить это ощущение покалывания на собственном языке.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Да? — Клинт, кажется, насторожился, судя по тому, как он сдвинул брови к переносице. — Тогда давай пройдёмся.

Ванда молчала, собираясь с мыслями, пыталась отогнать навязчивые образы и успокоиться. Бартон задумчиво разглядывал её профиль, и это бесило.

— Я бы хотела пожить в городе.

Клинт остановился, и Ванде пришлось притормозить, хотя разговаривать на ходу ей было удобнее.

— Почему?

Девушка мотнула головой, чтобы ветер неаккуратно растрепал её волосы и закрыл лицо. Сердце колотилось на корне языка.

— Это из-за… того, что… да?

— Д… Нет!

Клинт растерянно моргнул и его лицо исказилось в гримасе типичной жалости, которую он испытывал к Ванде. Её это разозлило. И придало сил.

— Я больше не хочу здесь жить! Не потому что вы плохо ко мне относитесь, отнюдь! Просто я не могу злоупотреблять вашим гостеприимством. Это слишком. Я уже оправилась, мне лучше, я хожу на сеансы, делаю успехи. Вчера психотерапевт меня похвалил. И я действительно чувствую, что я выздоровела. Поэтому я больше не вижу смысла находиться в этом доме. Мне пора начать жить заново. Одной.

Клинт вздохнул, рука потянулась взлохматить влажные от дождя волосы.

— Ванда…

— Отпусти меня, перестань относиться как к больной. Ты приютил меня, чтобы я пришла в себя и успокоилась. Позволь мне покинуть твоё гнездо. Я уже взрослая.

Бартон едва заметно поморщился, но молчал, что-то обдумывая, и эта пауза Ванду жутко раздражала. Клинт явно не был в восторге от этой идеи.

— Ещё рано.

— Рано?! Когда уже будет пора?

Клинт покачал головой, ему не хотелось её отпускать. Но и держать подле себя было невероятно эгоистично.

— Ты ещё не готова.

— Послушай…

— Я знаю, ты злишься…

— Да, злюсь! Потому что мне невыносимо здесь, рядом с… Пойми, я не могу больше!..

— Я боюсь!

Ванда осеклась.

— За тебя. Я знаю, что тебе больно за то, как я с тобой обошёлся. Но по-другому я не мог, ты понимаешь. Да, наверное, сложно забыть… то… что… — Клинт запинался, словно бы боясь произнести лишнее.

— Что я люблю тебя?

Бартон вздрогнул и замолчал.

— Ванда… — прошептал он, чувствуя, как по шее беспорядочно носятся мурашки. Она стояла перед ним бледная, бескровные губы дёргались, кажется, в ужасе. В глазах застыл страх.

— Не могу избавиться от своих чувств, пока я здесь, — едва слышно прошептала она, Клинт бы даже не расслышал, если бы ветер не донёс слова.

— Именно поэтому я не могу тебя отпустить. Я боюсь оставлять тебя одну после того, как нашёл тебя в ванной. Я боюсь, что ты повторишь то, что задумывала, потому что не сможешь справиться. А я виноват! Я! И я не могу снова оставить тебя разгребать свои проблемы одну. Я хочу помочь, но пока не знаю как. Но знаю одно: я тебя не отпущу, чтобы ты ничего не натворила.

— Думаешь, что все эти месяцы я исправно ходила на эти чёртовы сеансы лишь для того, чтобы снова решиться на самоубийство?! — Ванда внезапно рассмеялась. От напряжения. — Из-за тебя?

Возмущения застряли в горле, когда она увидела, как он на неё смотрит. Клинт выглядел потерянным, тихим и почему-то испуганным. И Ванда вспомнила, когда видела этот взгляд, полный тоски и отчаяния. Когда он доставал её из ванны и судорожно, крича что-то, пытался привести её в чувство. И на мгновение она открыла глаза. Сейчас он смотрел на неё также.

— Я тогда думал, что ты умерла, — с дрожью в голосе признался он, отводя взгляд. — Не хотел бы снова это ощутить. И не хотел бы вспоминать. Никогда. Но каждый раз, когда я отвожу тебя в город или сижу в машине, жду, когда ты вернёшься с сеанса, я вспоминаю, каким тяжёлым было твоё тело и какой ты была насквозь мокрой. Я помню, как пахла ванная. Твоей кровью. И знаю, что испачканное кровью полотенце всё ещё лежит в этой чёртовой комнате! И мою футболку, в которой я был в тот день, Лора бесчисленное количество раз пыталась отстирать, но пятна всё равно остались. Я не могу это забыть. Проще стереть мне память. И я не хочу снова доставать твоё тело из воды. Или из петли. Я больше не хочу думать о том, что ты мертва. Из-за меня.

— Я бы никогда.

— Не хочу тебя отпускать не потому, что пытаюсь удержать возле себя, зная, что нравлюсь, а потому, что боюсь.

Ванда вздрогнула, и голова мотнулась против воли с каким-то диким скрипом в шее. Она даже и подумать не могла, что ему тогда было настолько страшно. И даже не знала, что он боится повторения. Ей казалось, что он измывается над ней, держа её рядом. Упивается её преданностью и тает от одного взгляда. Будто бы его греет одно лишь знание, что она от него без ума.