Цейтнот
Шрифт:
— Если ты такого обо мне мнения, то грош цена твоим усилиям, — мрачно заметила она, разворачиваясь, чтобы уйти. Страх страхом, но такое недоверие было словно пощёчиной. Он всё ещё считал её маленькой бедной девочкой, нуждающейся в его помощи. И ведь он знал, к чему это привело.
***
Неделя прошла в зловещем молчании. Ванде было стыдно и неловко перед Клинтом, злость прошла, но обида осталась. Ей казалось, будто он наплевал ей в душу, посмев в ней усомниться. И это признание, оно выбило её из колеи. То, как он обнажил перед ней душу, посвятив в свой самый жуткий кошмар, её напугало. Наверное, она не была готова к таким откровениям.
Бартон
Что-то внутри трепыхалось, когда Ванда на него смотрела, когда проходила мимо, когда он просто о ней думал. А думал он о ней теперь постоянно. Знал, что обидел, и хотел извиниться, но язык тут же присыхал к нёбу, когда он пытался только представить их разговор. Это чувство одержимости его пугало, а поделиться проблемой было не с кем. Не с Лорой же было это обсуждать.
Он вообще всё тщательно скрывал от жены, и стычку с Вандой, и её чувства, и собственную боль. И эта недосказанность словно вбитые клинья между ними. Он много чего не говорил Лоре, не всегда можно делиться проблемами с женой. Для этого идеально подходила Наташа. Иногда она называла себя «Бартоновской жилеткой», и ему это не очень нравилось. Но в целом, Нат была права. То, что не знала Лора, знала Наташа. Но говорить с ней о Ванде было себе дороже. Романофф её не любила, скорее даже презирала. И он хранил это беспокойство внутри, разрывался от странных чувств, выход которым дать просто-напросто не мог. Нельзя. Он даже не знал, что это, что именно он чувствует к Ванде, и почему?
Клинт видел, как менялось лицо Ванды, стоило ей увидеть, как он прикасается к Лоре, когда она готовит завтрак, как он обнимает её, пока они смотрят телевизор. Что-то гасло в её глазах, становилось чёрным, и это заставляло его убирать руки от своей же жены, нервно отворачиваться, стараясь не сталкиваться взглядом с Вандой. Он видел, как их с Лорой идиллия причиняет ей боль. И старался обезопасить Ванду. Невольно Бартон замечал, что стал меньше времени проводить с женой, будто её остерегался. Не говорил с ней, когда рядом Ванда, перестал целовать Лору на её глазах, ужин теперь проходил в тишине. И за это было стыдно. Сразу перед всеми: Лорой, Вандой, перед самим собой.
***
— Постреляем?
Ванда подняла удивлённый взгляд от книги, но тут же снова углубилась в чтение. Перевернула страницу, но Клинт видел, что её глаза уставились в одну точку. Он пальцем опустил книгу, и Ванда нахмурилась.
— Ладно.
В лесу было сыро и холодно, и всюду летали комары, норовясь сесть прямо на лицо. Ванда то и дело отмахивалась от них, стараясь сосредоточиться на цели, но из десяти бутылок ей удалось подстрелить всего две. Одуряюще пахло мокрой деревянной стружкой и влажной корой. Клинт наблюдал за Вандой, сидя на пеньке, изредка комментируя её стойку. Ему нравилось, как лесную тишину пронзают оглушительные выстрелы, как иногда, если повезёт, лопается стекло, как испуганные птицы путаются в высоких кронах.
— Молодец, — похвалил Ванду Клинт, когда, спустя выстрелов пятнадцать, она смогла подстрелить третью бутылку.
Ванда вдохнула острый запах пороха и навела дуло пистолета на Клинта. Он удивлённо моргнул и выпрямился.
На её лице читалась вялая решимость, скорее, стылая обида, чем реальное желание покалечить. Бартон встал.— Я же говорил, что не стоит целиться в того, кого не хочешь стрелять.
— С чего ты взял, что я не хочу?
Клинт сделал шаг вперёд, понял, что Ванда не собирается ему мешать, и сделал ещё парочку ей навстречу. Она даже не пошевелилась, вот только он заметил, как дрожали её руки. Она не держала палец на курке.
— Не надо, — попросила она, когда между ними оставалось шагов семь-восемь, и он остановился.
Пистолет она не убрала, и дуло всё ещё целилось ему прямо в грудь. Несмотря на то, что Ванда едва ли попадала в бутылки, подстрелить его с такого расстояния было легче лёгкого. Он засунул руки в карманы джинсов. Они молчали.
— Что случилось? — первым нарушил тишину Клинт, когда ему надоело слушать писк комаров, и один из них сел ему на нос.
Ванда перекатала во рту слова. Проглотила их.
— Иногда я думаю, что было бы, умри ты тогда вместо Пьетро.
— Он был бы жив, наверное, вы бы оба сейчас были Мстителями. Или остались жить у себя. Но с большой долей вероятности вас бы всё равно завербовали. Меня бы похоронили с почестями, обернув гроб американским флагом. Наташа бы распорядилась похоронить меня с моим луком. А потом палили бы из ружей в воздух. Скорее всего Лора назвала бы сына в мою честь — Натаниэль Клинтон. Возможно, продала бы ферму и переехала жить к родителям в другой штат. Ты бы меня не любила.
Клинт увидел, как Ванда сжала губы и опустила пистолет миллиметров на пять.
— Грустно.
— Тебе бы было намного лучше, чем сейчас. Мы тогда не особо дружили.
— Ты воткнул мне меж глаз электрошоковую стрелу!
— Ты вывела из строя всю команду. После твоего вмешательства все были как овощи. Поэтому Наташа тебя терпеть не может.
Пистолет опустился ещё на сантиметр.
— Почему никто меня не навестил? Никто не пришёл, не поинтересовался, как я. Кроме тебя.
— Стив оставлял сообщения, звал на базу, но ты не приходила.
— Он мог бы постараться уговорить меня.
— Да. Мог бы. Но, видимо, не стал.
Ванда подняла на Клинта глаза, сухие, но невероятно печальные, и у него что-то защемило в груди. Почти там, куда она целилась.
— Зачем тебе пистолет? Хотела бы сделать мне больно или убить, применила бы свои способности. Так эффективнее. Нет возможности промахнуться.
— Если бы я хотела воспользоваться своей силой, я бы заставила тебя себя полюбить. Стёрла бы Лору из твоей головы.
— Но ты ведь этого не сделала, — пистолет опустился ещё миллиметров на восемь. — А ведь могла бы.
— Даже не думала.
— Но ведь хотелось? — Клинт сделал шаг, ещё один, Ванда расстроенно опустила дуло сантиметра на полтора-два, и Бартон взял её за руки, отбирая пистолет и разряжая его. Девушка выглядела расстроенной и слегка напуганной. — Ванда, — мягко позвал её Клинт и приподнял за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.
На её лице плясала обречённая растерянность.
— Прости.
Он смотрел на неё, её губы, искривлённые болью, и на языке дёргалось желание немедленно к ним прикоснуться. Бартон видел в чистых ярко-зелёных глазах напротив ответное желание. Он с трудом отвёл взгляд. Ванда была до помутнения разума в него влюблена, гасла от любви к нему, мучилась, а он словно забавлялся этим. Игрался с нею, зная, как ей невыносимо.