Цейтнот

Он считал, что брак — это в первую очередь уважение, уважение равносильно верности. А значит, никаких измен, одна лишь преданность. Он ни то, что на других девушек за все годы брака не заглядывался, он даже мысли завести отношения на стороне не допускал. Клинт был абсолютно искренен в помыслах и совесть его была чиста, как пресная вода, несколько раз отфильтрованная.

Стыдно было перед Вандой за то, что воспользовался её чувствами, растворился в её нежности, позволив утянуть себя на дно. Она доверилась ему, наверное, вообразила себе что-то долговечное, а он просто… Просто взял и переспал с ней, верной и преданной, зная, что не может дать ей ничего взамен. Ни стабильных отношений, ни ответных чувств, ни счастья. То, что между ними произошло, было словно помутнением рассудка. В тот миг для Клинта существовала только Ванда, ни о какой Лоре он не думал, она была где-то на периферии сознания, бледная, невидимая. Несуществующая.

Бартон ненавидел себя за содеянное, корил, буквально с ума сходил, тенью скользя по домику, превращаясь в ничтожество. Было так тошно, что зубы сводило от боли. В голове всё перемешалось: Лора, Ванда, сплелись в клубок, обе душили.

Утро сменило ночь, наступил день, медленно переполз в вечер, скатываясь в очередную ночь. Видеть Ванду не хотелось, он даже представить не мог, что она себе там надумала. Чего от него ждёт, что от него требуется. Удовольствие было сиюминутным, оставляло лишь приятные воспоминания и жар в животе, а также боль, раскаяние, вину и тревогу. Слишком неравносильный обмен.

Ночь превратилась в утро, ухнула в день, еле дышащим вечером свалилась ему на плохо соображающую голову. Разговор Клинт оттянул до последнего.

Ванда собирала вещи. Швыряла одежду прямо в чемодан, даже не пытаясь уложить всё аккуратно, чтобы не помялось. Было похоже на судорожное наваждение. Движения её были отрывистые, резкие, её трясло. Клинт с тяжёлым сердцем наблюдал за ней, впервые с той ночи посетив собственный дом, за это время ставшим чуждым. Пустые комнаты угрожающе скалили беззубые рты, тишина давила. Клинт жутко соскучился по детям, по их гомону и топоту по скрипящим половицам. Не знал, скучал ли по Лоре: вина заглушила все чувства.

— Надо было сразу уехать!

Ванда заметила его, вздрогнула, затравленным взглядом глядя куда-то ему за спину. Отступила вглубь спальни, будто пыталась исчезнуть. Её бледные щёки покрыл румянец.

— Надо было сразу это сделать, а не слушать твои глупые отмазки! — её голос звенел истерикой на грани срыва.

Губы её тряслись, а Клинт смотрел на них и вспоминал, как он их целовал, какими сладкими они были на вкус. Отвернулся, стараясь на Ванду даже не смотреть, с трудом вошёл в её комнату, сел на кровать, мешая ей складывать вещи. Она не подходила к нему, даже отошла на несколько шагов, съёжилась, не решаясь на него посмотреть. Так и сидели, оба поникшие, оглушённые, растерянные. Клинт не знал, с чего начать, Ванда не знала, как дать понять, что она сожалеет.

— Я должен ехать. Надо забрать Лору и детей из аэропорта.

Ванда физически не могла слышать имя его жены, у неё внутри всё судорогой сводило, когда перед глазами вновь всплывал её образ. То, что они сотворили, таких мук не стоило. Но уже не отвертеться.

— Пьетро бы не одобрил, что я с тобой спал.

Клинт поднял на Ванду глаза, и её затошнило, когда она увидела в них нечеловеческую скорбь.

— Я уеду.

Что-то изменилось в нём при этих словах, он напрягся, будто внутри обрадовался этому, но что-то мешало ему ответить согласием. Ванда стояла в ожидании, не ответа, а дальнейших указаний. Хотелось замести следы, закопать проблемы, чтобы об этом никто никогда не догадался, но что делать, она не знала.

— Давай так. Лоре не скажем ни слова. Никто не должен узнать, ни она, ни дети, никто. Ни одна живая душа. Это только между нами.

— Я и не собиралась. Я никогда ей не расскажу. Только не ей. Она была так ко мне добра, а я…

— А мы, — поправил её Клинт. Он не хотел, чтобы виноватой была только Ванда, львиная доля лежала и на нём.

Ванда стояла в растерянности, теребила в руках мятую блузку. Страх читался в её лице.

— И… — Бартон не договорил, запнулся, скользя взглядом по полу. — Между нами ничего нет и быть не может. Это было в первый и последний раз, больше не повторится.

Клинт придал голосу максимальную твёрдость, чтобы Ванда не сомневалась в его словах. Для неё это было важно. Как и для него.

— Поняла?

Ванда измученно кивнула, нехотя и помедлив, но всё же согласилась. Из этих отношений всё равно бы ничего путного не вышло. Но у неё внутри будто осколками осыпалась надежда, погребая под обломками здравый смысл. Ванде захотелось зарыдать в голос, но она сдержалась, чувствуя лишь накатывающую усталость.

Вроде бы и поговорили, но остался на душе осадок недосказанности, чего-то чужого между ними. Очередная пропасть, уже болото, из которого им обоим не выбраться, хотя отчаянно старались. Ванда отложила уже в конец измятую блузку и тяжело вздохнула. Клинт положил ей руку на плечо, словно бы пытаясь приободрить, как делал это не единожды, но в этот раз вышло до отчаяния неловко. Ванда повела плечом, Бартон тут же одёрнул пальцы, будто бы ошпарившись. Теперь даже прикасаться друг к другу было больно.

***

— Ванда, Ванда, смотри, какое платье мне подарили бабушка с дедушкой.

Лила вертела перед её носом ярко-зелёным платьем, но Ванда видела лишь то, как Клинт страстно целует Лору, будто заглушает чувство вины, пытаясь доказать жене, что всё в порядке. Он обнимал её, шептал что-то на ухо, извинялся за то, что грубил ей, говорил о том, как сильно соскучился, а у самого взгляд блуждал по комнате, боясь остановиться на лице Лоры. Иногда Клинт сталкивался глазами с Вандой, стыдливо отводил их, продолжая обнимать жену, ласково зарываясь носом в её шею.

У Ванды внутри всё передёргивало от этого зрелища. Путались в голове мысли, размывалось всё перед глазами, то лицо Лилы, то её дурацкое новое платье. Было до тошноты паршиво, хоть на стенку лезь.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

У меня нет сил снова проверять эту главу на ошибки и опечатки, поэтому, если вдруг что-то обнаружите, отметьте это в публичной бете. Спасибо)

Лора вязала новые пинеточки для подросшего Нейта, активно ползающего по полу веранды, а Ванда мелкими глотками пила обжигающий чай. Она щекотала путающегося у неё в ногах малыша и всё боялась поднять взгляд на улыбающуюся Лору. Ванда чувствовала себя крайне неловко в её присутствии, как человек, который ответил гадостью на добро, но эту гадость ещё не успели обнаружить.

На верёвке в саду ветер развевал постиранные простыни из комнаты Ванды. Она пыталась на них даже не смотреть. Да и Клинт старательно отводил от них взгляд. Всё его внимание было приковано к веранде, он ловил каждый вздох своих женщин, каждую шуточку или замечание. Ему люто не нравилось, что Ванда остаётся с его женой наедине. Внутри разливался жуткий страх, что вот сейчас Ванда, отбросив все сомнения, признается Лоре в грехах. Без зазрения совести выложит перед ней все их порочные карты. По спине пробегал холодок, стоило Бартону лишь начать хватать эту мысль за хвост.

— Не хочешь поиграть в баскетбол с Вандой? — поинтересовался он у Купера, зашвыривая мяч прямиком в корзину.

— Ну… Честно говоря, не очень, она плохо играет.

— А я думаю, ей очень хочется, — игнорируя замечание сына, сообщил Клинт, направляясь к веранде.

— Но она ведь разговаривает с мамой. Ну пап.

Ванда сидела на полу, играя с Нейтом в его погремушки, и, как только тень Бартона накрыла её, она растерянно подняла на него глаза. И тут же отвела в сторону, делая вид, что его даже не заметила.