Цейтнот

— Ванда, там Купер хочет сыграть с тобой в баскетбол, — не глядя на неё, заявил Клинт, выжидающе смотря поверх её головы.

Между ними стыло чувство вины, огромное, как океан, разливалось, окутывая, и топило с головой. Оба ощущали вину перед ничего не подозревающей Лорой, беззаботно вяжущей носок, и перед друг другом. Они с их последнего разговора почти не перекидывались словами, лишь молча глядели друг на друга или стыдливо прятали глаза, задыхаясь от неловкости. Иногда Клинт повышал на неё голос, и Ванда с должностью принимала высосанные из пальца упрёки, потому что считала, что заслужила.

Так и сейчас она покорно поплелась на игровую площадку, прекрасно понимая, что Клинт поддаётся паранойе, когда видит, что она просто находится рядом с Лорой. Она — угроза для брака в его глазах, она — хранитель страшной тайны. От таких надо избавляться, и Ванда не понимала, почему Бартон всё ещё держит её возле себя.

Клинт проводил её тоненькую, чуть сгорбленную фигурку взглядом, и, подхватив сына на руки, нагнулся к Лоре, чтобы поцеловать её в щёку. От неё приятно пахло новыми духами и чем-то душистым, кажется, какими-то специями. И на душе внезапно стало тепло, будто он вернулся с войны в родной дом. Лора обнимала его за шею, они зажимали между собой их маленького сына, заинтересованно вертящего головой, и Клинт сглатывал горькую слюну. Было тяжело дышать, когда он смотрел на жену. Он знал, что её предал, и этот груз давил ему на плечи многотонной плитой.

***

Ванда автоматически понимала, что стоит выйти из комнаты, когда заходил Клинт. Чтобы, не дай бог, никто не заметил, как страшно неудобно становилось им в присутствии друг друга. Чтобы Бартон не чувствовал себя некомфортно, она отодвигалась от Лоры, если они были вместе, внезапно прекращала разговор, когда беседовали. Ей и так было весьма нелегко находиться рядом с Лорой, что уж говорить о том, чтобы поддерживать диалог, но, когда они оставались втроём, атмосфера становилась пугающей. Лора чувствовала напряжение, исходящее от них обоих, но лишь хмурилась. Она даже и представить не могла, что между ними есть нечто большее, чем просто дружба и поддержка. И от этого и Бартону, и Ванде было только хуже.

Клинт стал плохо относиться к Ванде, будто бы боялся, что если всё будет, как прежде, то Лора вскоре обо всём догадается. Он мог сорваться на Ванде из-за пустяка: она случайно разбила стакан, неловко скинув его со стола локтем, забыла закрыть окно в комнату во время дождя, не пододвинула стул ближе к стене и Лила споткнулась о ножку. Лора вступалась за Ванду, несправедливо обруганную, ссорилась с мужем, отчаянно защищая её от нападок, словно ещё одного своего ребёнка. Сама же Ванда терпеливо сносила придирки, считая себя виноватой во всех своих бедах и грехах. Она знала, что вину искупить не удастся, поэтому готова была к наказаниям, даже в виде плохого к себе обращения. Эта покорность пугала Клинта и угнетала его, он чувствовал виноватым себя за то, что так паршиво поступил с Вандой в ту ночь и продолжает обижать. Он знал, что вина лежит полностью на его плечах, но Ванда отчаянно пыталась разделить с ним эту ношу.

Клинт миловался с Лорой, пытаясь заглушить отчаяние и противоречия, терзающие его изнутри. Целовал её губы, стараясь забыть вкус Ванды, обнимал жену, до боли родную и знакомую, привычную, что его любовь к ней сможет заглушить вину. Он ошибся, оступился всего лишь раз, но теперь от этого ужаса не избавиться, не отмыться. Клинту казалось, что он погряз во лжи, как в дерьме. Он задыхался, когда подходил к жене, его изнутри сжигала боль. Он задыхался, глядя на бледную осунувшуюся Ванду, он знал, что довёл её до такого состояния, и от этого ему самому было плохо. Как же он хотел вернуть её к жизни. И как же он боялся, что, вытянув её из омута страданий после смерти брата, сам же толкнул её обратно.

Он ласкал Лору, обнимал её, вдыхал запах свежепостиранных детских вещей и бархата кожи, будто бы пытался доказать себе, что любит только её, а Ванда была лишь помутнением разума. Да таким, что он ослеп и оглох на долгое время. Клинт хотел Лорой вытеснить из головы чувство вины и мерзкий вкус самобичевания, но ноющую душу невозможно было успокоить.

Если Ванда заходила в комнату и видела, как он, крепко прижав к себе жену, сквозь пальцы пропускал её волосы, то тут же старалась исчезнуть. Но Клинт видел ту неописуемую гамму эмоций в её глазах: боль, отчаяние, ревность, и ему становилось стыдно. Он пытался отпрянуть от Лоры как можно быстрее, злился из-за того, что идёт на поводу у чувств. Срывался, огрызаясь по очереди то на Ванду, то на жену. Ловил на себе недоумённые, оскорблённые взгляды Лоры, словно через пелену слышал её осуждающий голос. Злился ещё больше, сходил с ума то от ярости, то от безвыходности положения.

Бартон был вечно раздражён, горяч, словно вулкан, готовый в любой момент рвануть. Было очень стыдно за своё поведение, и Клинт старался сдерживаться, прилагая к этому максимум усилий. Замкнулся в себе, отдалился от семьи, понимая, что боится разоблачения перед Лорой. Избегал Ванду, боясь смотреть ей в глаза. Бежал от ответственности, предпочитая прятаться, будто бы проблемы решились бы сами с собой. Он положился на молчание и понимал, что это было крайне трусливо с его стороны — заставлять Ванду скрывать свои чувства, давить их в себе и страдать. Его сухие, едва различимые «нет» должного эффекта не возымели. Ему стоило сказать лишь одно твёрдое «нет» и ничего бы не произошло. Но ничего не изменить.

***

Странное поведение Клинта расстраивало Лору. Она растерянно разглядывала его лицо в моменты ссор, его строго сдвинутые брови, и ей казалось, что она совсем не знает своего мужа. Если его что-то беспокоило, то он всегда переживал это молча, считая, что нельзя делиться рабочими проблемами с семьёй. Он редко срывался на неё и на детей, но сейчас Клинт словно с цепи сорвался. Да и Ванда, в последнее время ходила вся забитая и удручённая. Лора и не думала, что эти две странности связаны между собой, у неё даже и мысли похожей не было.

Клинт с утра возился в сарае, что-то чинил или искал инструменты, а Лора готовила ужин, колдуя над плитой. Ей нравилось острым ножом нарезать овощи, вдыхать запах свежевыпеченного хлеба, только что купленного в магазине. Она любила экспериментировать, смешивая вкусы, придумывать новые блюда, записывать рецепты. А ещё она любила за чашечкой крепкого кофе поболтать с Вандой. Она не говорила об этом Клинту, но её угнетало целыми днями заниматься с детьми, выкраивая пару минуток, чтобы созвониться с Наташей. Ей нужны были подруги, ей необходимо было хоть с кем-то пообщаться и отвлечься от быта, поглотившего её живьём.

— Что происходит с Клинтом? — поинтересовалась Лора, и Ванда, в это время нарезающая томаты, чуть было не порезалась, когда рука невзначай дрогнула.

— В каком смысле?

Лора плеснула кипятка в чашки, и по кухне пополз приятный аромат заваренных трав. Ванда продолжала нарезать несчастную помидорку, пуская из неё сочный сок.

— Ты же сама видишь, что с ним что-то не так. То он ругает тебя, то на меня кричит. Сейчас и вовсе в себе замкнулся, — Лора поставила чашки на стол и выглянула в окно, наблюдая за тем, как Клинт возится с досками.

Ванда растерянно опустила испачканный нож, когда её мягко взяли за локоть и подтолкнули к столу. Она виновато оглянулась на Лору, присевшую напротив, и уткнулась в кружку чая.

— Вы поссорились? Что-то случилось?

Ванда помотала головой, стараясь на Лору даже не глядеть.

— Мне казалось, поссорились, — задумчиво прошептала женщина, размешивая сахар.

— Может, это связано с работой? — предположила Ванда, пригубив напиток, но лишь обожглась.

— Может, — но в голосе Лоры слышалось сомнение.