Цейтнот

К тому, что дом переставал дышать детским визгом, Ванда привыкла уже давно, ещё когда начался новый учебный год и Купер и Лила пошли в школу. Но она никогда не оставалась одна: рядом всегда были Лора с Нейтом да Клинт. Но сейчас было зловеще странно находиться в замершем доме, слышать, как жизнь кипит за забором, и знать, что ты один в таком огромном для одного человека здании.

Клинт вернулся через пару часов с двумя огромными коробками пиццы и несколькими баночками пива. Нарушил застывшую вязкую тишину шуршанием пакетов, мокрых ботинок о сухой пол и щёлканьем кнопок пульта. Из желейного ступора Ванду вывели взрывы какого-то старого боевика, транслировавшегося по телеку.

— Но ведь Лора оставила еду в холодильнике на все три дня, — удивилась Ванда, смотря на то, как Клинт с голодными глазами раскладывает по тарелке разномастные кусочки.

— Ничто не помешает мне сегодня переместиться на пятнадцать лет назад и набить желудок всякой дрянью, — сообщил ей Бартон, протягивая открытую банку пива. Ванда вежливо отказалась.

Клинт развалился на диване, с интересом переключая каналы, и Ванда присела на подлокотник, исподтишка наблюдая за Бартоном. Он выглядел недовольно угрюмым, но спокойным, и ей нравилось, как морщинка хитро залегает у него между бровей.

— Присоединишься?

Клинт спрашивал из вежливости, особо не желая, чтобы Ванда действительно разделила с ним вечер. Причина была проста, как божий день, — он её немного побаивался. Ему не хотелось, чтобы чувства, которые в нём просыпались и которые он в последние дни так тщательно пытался заглушить, вновь дали о себе знать. Ванда колебалась, она видела, что её компания Клинту не то, чтобы неприятна, но ему явно с ней напряжённо. Но ей так хотелось провести с ним больше времени, и её разрывало от противоречий, от понимания того, что она ведёт себя неправильно и так нельзя.

— А можно?

Клинт кивнул, протягивая ей коробку с пиццей. Ванда села почти в самый угол дивана, лишь бы не мешать Бартону, лишь бы не вторгаться в его личное пространство, лишь бы он не пожалел, что её пригласил. Она чувствовала себя разбитой и плохо склеенной куклой, и то, что Клинт её избегал, ранило.

Они смотрели какой-то фильм, Ванда не помнила не то, что название, но и сюжет в целом. Ей было абсолютно неинтересно, что творится на экране, всё её внимание было приковано к Клинту. К тому, как он усмехается какой-то особенно удачной шутке, как смеётся над действиями героев, как удивлённо приоткрывает рот, когда наступает особенно напряжённый момент. Она была поглощена им, горела в его близости, и для неё никого не существовало, кроме Клинта. Она была одержима им, больна, и сколько себе не приказывала, сколько ему самому не обещала, забыть его Ванда не могла. Бартон был для неё всем.

— Будешь? Вижу с пепперони тебе не очень нравится, — во время рекламы он протягивал ей пиццу, видя, что она ничего не ест, просто ей было не до этого.

Правая половина лица у него горела от её взгляда, и мурашки прочесали на спине уже целые тропы, и Клинт чувствовал себя крайне неловко под её настойчиво-преданным взором. Он видел её нерешительность и скованность, знал, как сильно она стыдится того, что наблюдает за ним, но кто мог ей запретить? Разве что он мог бы прикрикнуть на Ванду, запретить ей даже смотреть в его сторону, заговаривать. Но стоило ли тогда заставлять её жить с ним под одной крышей? Она не справлялась со своими эмоциями, теперь уже и он потерял контроль над своими.

— Ванда, — твёрдо начал он и замолчал, будто бы этого должно хватить.

Она замерла, преданно смотря на него, и что-то внутри у Клинта шипело, словно раскалённая сковорода, что-то активно съёживалось, не давая покоя.

— Не смотри так на меня.

Ванда виновато моргнула и тут же потупила взгляд. И от этого Бартону стало ещё паршивее, и он понял, как эгоистично поступал по отношению к Ванде. Фильм отошёл на второй план, пицца застряла в горле и пиво обжигало язык. Клинт встал, и Ванда вздрогнула, понимая, что испортила ему хороший вечер.

— Прости.

Это было слишком, и у Клинта защипало одновременно везде: в глазах, в носу, на корне языка, заныло то в груди, то в зубах. Ванда растерянно глядела ему вслед, поджав под себя ноги, и он чувствовал ту жуткую пропасть между ними, которую он сам и вырыл. Не она, а он. Своими руками. И сам же себя в неё толкал.

***

— Не знала, что ты куришь.

Клинт выдыхал белесый дым в ночную мглу, и его белобрысый затылок освещал лишь уличный светильник. Ванда стояла позади, ёжась от того, как босые ноги царапает неотшлифованная половица, и не решалась подойти ближе. Ближе — значит смерть.

— Баловался по молодости, потом долго бросал. Иногда тянет, — признался он, не оборачиваясь.

— Прости меня, мне не стоило. Я не специально, всё никак не могу себя заставить не делать этого. Не соображаю, когда ты рядом, — уже тише призналась Ванда. Почему-то с каждым сказанным словом делиться наболевшим становилось легче. Но, видимо, только ей.

Клинт молчал, курил дурно пахнущий табак, и слушал сверчков. Ванда здраво рассудила, что пора бы ей идти спать, но тут Бартон похлопал по ступеньке рядом с собой и только что приблизился к пропасти на один шаг. Ванда растерянно ощупала взглядом его напряжённую спину и вдохнула острый запах гари. Подчинилась, присаживаясь рядом. Сделала очередной шаг в пропасть и покатилась по наклонной. Застряла где-то между камнями и ветками, всё ещё в ожидании, что способна самостоятельно выбраться.

Клинт потушил сигарету о ступеньку, оставляя на новой доске уродливый узор. На Ванду он не смотрел, глядел перед собой уставшим взглядом состарившегося сокола. И Ванда не решалась нарушить тишину, посмотреть на него.

— Мы с Лорой поссорились. Снова. В аэропорту. Она забыла взять любимую погремушку Нейта.

— Это же такая мелочь! Разве стоит из-за такой глупости ругаться?

— Согласен. Но не знаю, почему так происходит. Это я срываюсь на ней.

Из-за тебя, осталось недосказанным в воздухе, и Ванда, понимая это, вся сгорбилась, будто бы пытаясь исчезнуть.

Клинт выглядел подавленным, будто бы копил в себе всё, что его беспокоило, не имея возможности ни высказаться, ни разобраться. Срывал злость на жене, а Ванде не мог сказать и слова.

Она положила ладонь ему на колено, и он недоумённо взглянул на тонкие длинные пальцы, усыпанные разномастными кольцами. Ванда настойчиво сжала джинсовую ткань, приподнимаясь. Кусала губы от того, как сильно в её колени впивались занозы. Клинт наконец-то взглянул на неё, нахмурился, понимая, что она всё ближе и ближе к нему нагибается и теперь они оба дышат сбивчиво и через раз. Он замер, задерживая дыхание, растерянно оглядывая Ванду. Она нависала над ним, полная решимости и чего-то дерзкого. Он раскрыл губы, зная, что последует за этим.

Ванда чувствовала на языке запах крепких сигарет и пива, чего-то сладкого, как в прошлый раз, и внутри всё радостно прыгало, звенело, барахталось и тонуло, скручиваясь внутри живота тугим узлом. Ванда целовала Клинта так, словно это был первый и последний раз в её жизни, и он ощущал этот страх на её дрожащем языке. Страх того, что он её оттолкнёт, но он отвечал. Крепко придерживал её за бёдра, чтобы Ванда не упала, целовал её, не позволяя себе отвлечься ни на секунду, чтобы какая-нибудь особо совестливая мысль не посетила голову.