Цейтнот
Шрифт:
Кажется, Бартон слишком долго молчал, потому что Лора обернулась, одаривая его странным взглядом. Клинт не мог прочитать ни единой эмоции на её бледном, будто бы измождённом лице.
— Несколько месяцев назад, — солгал он, боясь, что Лора подумает на Ванду.
— До или после того, как я родила тебе сына? — вопросы у неё были на удивление хладнокровными и сухими, будто она со стороны оценивала ситуацию и решала, как себя повести.
— Разве это имеет какое-то значение?
Лора не ответила, просто отвернулась, царапая ногтями гладкую керамическую поверхность кружки. Несколько секунд она смотрела перед собой невидящим взглядом, потом снова спросила:
— Ты рассказал.
Клинт растерянно покачал головой, хотелось заорать от безысходности, раздирая себе лицо ногтями.
— Я раскаиваюсь и прошу прощения. Лора, я люблю только тебя. И то, что случилось, было ошибкой, ужасной и непоправимой. Я бы хотел всё изменить. Клянусь, этого больше никогда не повторится. Я бы хотел искупить свою вину. Если это возможно, прости меня.
Она отбарабанила пальцами дробь по столешнице и медленно направилась к выходу. Клинт с болью смотрел ей в спину, неестественно прямую, словно ей вбили штырь в позвоночник.
— Лора…
— Я хочу побыть одна.
***
Нейт отказывался засыпать, то и дело гуля и пуская пузыри, иногда молотя ручками в воздухе, и Лора гладила его по животу, пытаясь утихомирить. Они лежали на кровати, и женщина пялилась в потолок, изредка переводя взгляд на стены. Обручальное кольцо жгло палец, а цепочка на шее накалилась так, что Лора всё же решилась её снять. Кольцо Клинта оскалилось на неё весьма укоризненно, и она спрятала украшение в шкатулку. Но снять своё так и не решилась.
Сын то хныкал, то смеялся, но Лора его почти не слышала. В ушах гудело, будто кто-то включил дрель на полную мощность. Она всё ещё не могла поверить. Как-то в голове не укладывались эти жёсткие, полные цинизма слова. Они должны были вспороть её изнутри острым лезвием, но Лора ничего не ощущала. Лишь пустоту, внутри утихало выжженное поле.
— Мамочка, ты грустишь? — в запертую дверь постучали, затем подёргали ручку, и Лора встрепенулась, услышав голос дочери.
— Мама сегодня устала, — глухо ответил Клинт, — не мешай ей.
Лоре внезапно захотелось, чтобы дочь зашла, проснулось неистовое желание обнять её и прижать к себе. Захотелось, чтобы она прилегла рядом, но затихающие шаги говорили, что Лила ушла к себе в комнату. К горлу внезапно подступил ком, и Лора тяжело вздохнула, пытаясь проглотить слёзы. Сын внезапно по-взрослому осмысленно взглянул на неё, и Лора присела на кровати, сминая и откидывая одеяло. Вцепилась себе в волосы руками, больно-больно, чтобы отрезвить. И тут же уткнулась лицом в подушку, истошно завопив. Вышло глухо, почти не слышно, но горло разодрало от крика.
Нейт перевернулся со спины на живот, умилительно подрыгивая ножками в воздухе, и Лора, стирая с раскрасневшегося лица слёзы, бережно обняла сына и прижала его к груди. Её рвало на части от нахлынувшей боли, но в присутствии ребёнка она об этом думать не могла. Не было сил.
***
Клинт никогда не думал, что его цветущая жена может когда-либо превратиться в угрюмую серую тень. Глаза её выцвели от постоянных слёз, и морщинки обозначились слишком резко, будто она постарела лет на пять, минимум. Для неё известие об измене стало ударом, к которому она не была подготовлена, и Клинт успел сотню раз пожалеть о том, что пошёл на поводу у совести. Лучше бы мучился он, пытаясь проглотить ту боль, что испытывал в одиночестве, чем взваливал проблемы на жену.
Лора с ним не разговаривала уже дней восемь. Молча проходила мимо него живым призраком, даже не смотрела в его сторону. Взгляд её скользил мимо него, и в такие моменты Бартон ощущал свою никчёмность в разы острее. Он стал для неё пустым местом.
Клинт заметил, что
Лора сняла с шеи его обручальное кольцо, что всегда носила на цепочке. Просто так было удобнее: умри он на очередном задании, не пришлось бы его искать. Бартон пошарил в шкатулке с украшениями, нашёл золотое колечко, и воспоминания нахлынули взрывной волной. Он вспомнил, как Лора шла к алтарю, крепко вцепившись в руку своего отца, и Клинт улыбался так сильно, что казалось лицо треснет по швам. Сердце колотилось как безумное, и в глазах то и дело застывали слёзы, стоило ему лишь оторвать взгляд от нежно-кремовой фаты, под которой скрывалось лицо той, с которой он собирался прожить всю жизнь. И внезапно в голове резко вспыхнули слова его тестя:— Если ты причинишь моей дочери боль, я убью тебя…
Клинт тогда лишь кивнул, ему были понятны эти чувства, но Лора лишь посмеялась, пытаясь приструнить отца. В тот момент она то и дело произносила его фамилию, пытаясь к ней привыкнуть.
— Лора Бартон. Миссис Клинтон Бартон. Бартон. От имени Бартоломей. Ты знал это?
Клинт надел своё кольцо, оно было тесным и едва налазило на палец, но ему хотелось подчеркнуть свою принадлежность к этой семье, внезапно ставшей такой чужой. Лора лишь мазнула взглядом по его рукам, но ничего так и не сказала. Губы её изогнулись в какой-то злорадной усмешке, именно так почудилось Бартону. Словно она насмехалась над ним, мол, смотри до чего тебя довели, ты теперь пытаешься носить кольца, что стали тебе чертовски малы.
Клинт спал на диване уже неделю, Лора отчаянно не подпускала его к себе. Хотя всем своим существом он пытался доказать, что всё ещё её любит. Но жена отказывалась его слушать. Вздрагивала каждый раз, когда он пытался её коснуться. И застывала, будто бы его прикосновения причиняли ей нестерпимую боль. И каждый этот чёртов раз Клинт стыдливо подчинялся, отступая. Ему хотелось расставить все точки над i, поговорить, наконец понять, что нужно делать, но Лора молча несла свою ношу. Бартон никогда в жизни не ощущал такого жгучего одиночества, как сейчас.
Больше всего на свете Лора боялась, что об их ссоре узнают дети. В любом случае, они уже заметили, что между родителями пробежала чёрная кошка, но Клинт изо всех сил старался их в этом переубедить. Хотя бы за это Лора была ему благодарна. Ей не хотелось, чтобы дети стали свидетелями семейных скандалов, она помнила это страшное чувство безысходности, когда её родители выясняли отношения при ней.
Лоре хотелось раствориться в домашних хлопотах, лишь бы только унять ноющую в сердце боль, но некогда любимая готовка вызывала теперь отвращение. Она ненавидела этот дом, внезапно ставший таким чужим, не могла выносить присутствие Клинта, вдруг ставшего чаще бывать дома. Лоре хотелось побыть одной, обдумать сложившуюся ситуацию в гордом одиночестве, но муж отвлекал своими разговорами, мольбами о прощении, обесценившимися словами о любви. Выносить всё это не было сил, Лора закрывалась от его гундежа в детской и допоздна оттуда не выходила, играя с младшим сыном.
Ей казалось, что привычный мир разрушился, прекрасная сказка оказалась женской драмой. Карточный домик снесло порывом ветра, и Лора осталась одна среди обломков, не зная, куда податься. Она всё ещё не разобралась в собственных чувствах, не знала, как реагировать на признание мужа. Не могла понять, стоит ли ей устраивать скандалы с битьём посуды, или сразу же подать на развод. А может, надо было простить?
Лора не просто не знала ответа на этот вопрос, она не хотела его искать. Её молчание превратилось в бронежилет, отсрочку от военных действий. Принять решение означало решиться уйти на фронт. Лоре этого не хотелось.