Дитя леса

За рабочую смену с десяти утра до девяти вечера я вылизала магазин, сбегала за бэнто⁴ для девочек в японское кафе, съездила в рекламное агентство и забрала оригиналы документов на изготовление баннеров, отвезла их в офис, купила продукты на ужин, забежала домой перекусить, вернулась в магазин и навела там порядок после закрытия.

Закончив работать, вышла на улицу, закрыла тяжелую дверь, включила сигнализацию и подставила лицо ледяному ветру. Вот бы оказаться далеко отсюда. Там, где нет нужды в бессмысленной беготне, где каждое движение имеет цель, а каждое слово – вес. Там, где живут родные люди.

Город высосал из меня душу. И Егор. Я не чувствовала ни радости, ни любви, только ноющую боль в районе сердца. Всё шло не так, как я себе представляла, и наш первый раз должен был быть другим!

Резко крутанувшись, я зашагала в направлении, обратном тому, где находился дом Инессы. Куда я шла и зачем? Почему всё время бежала? К чёрту! Мне хотелось не думать, а забыть. Сейчас подойдёт любое заведение, где продают алкоголь и можно укрыться от холода.

Нырнув в первый попавшийся подвал под неоновой вывеской «Big Buddy», я оказалась в тёмном узком помещении, пропахшем пивом, табаком и прогорклым маслом. Пристроила пуховик на металлическую вешалку, села за ближайший столик и огляделась. Тихо играла иностранная музыка, за длинной барной стойкой и во всём зале – ни одного человека, и я почувствовала себя героиней фильма «Мои черничные ночи». Мне не изменял любимый, но я была так же потеряна и безутешна, как она. Возможно, сейчас я встречу того, кто угостит меня пирогом, мороженым и подарит немного душевного тепла? Того, кто поймёт и подскажет, как жить дальше… Слёзы опять защипали глаза.

Даже этот фильм – ну почему я вспомнила его?! – мы смотрели вместе с Егором. Как вообще все фильмы в моей жизни. С ним я узнала, что такое театр, поднялась в небо и опустилась под землю, с ним почувствовала, как бывает больно, когда разбиваются иллюзии, с ним поняла, что любовь похожа на наркотик.

Ко мне подошёл бармен с блокнотом в руке. Белая рубашка-поло, чёрный фартук, серёжка в ухе. Мой ровесник.

– Извините, что так долго. Готовы сделать заказ?

Я даже не взглянула на лежащее передо мной меню. Представив вкус алкоголя, скривилась.

– Зелёный чай, пожалуйста.

– С жасмином, улун или классический?

– Классический.

– Десерт не желаете?

– А черничный пирог у вас есть?

Парень завис на несколько секунд, а потом чуть наклонился в мою сторону и заговорщически подмигнул.

– Будет.

Я не смогла сдержать улыбки.

– Вот это встреча. – На стул напротив опустился, не снимая куртки и шапки, Егор. – А я звоню тебе, звоню. К магазину приходил. Какого чёрта ты здесь делаешь?

Официант испарился. Моя улыбка тоже. Егор вёл себя странно. Как будто ничего не случилось. Но при этом был явно раздражён.

– Не хотелось идти домой. Решила выпить чая.

– Да? А мне показалось, ты только что заигрывала с официантом.

Он не шутил.

Я уставилась на него, пытаясь понять, о чём он говорит, но смысл слов ускользал от меня, как будто Егор изъяснялся на чужом языке. Он что, ревнует? На меня никто так не смотрел, и этот огонь в его глазах одновременно пугал и притягивал.

– Мы уходим. – Егор бросил на столик пятьсот рублей, взял меня под локоть, подхватил мою одежду и увлёк наверх.

Через пять минут мы погрузились в тёплый салон такси и куда-то поехали. Я чувствовала себя безвольной куклой. Пустой, никчёмной, слабой. Но самое странное, мне это почти нравилось.

Глава 10. Удар

После того как отец сломал ногу на охоте, чуть не замёрз в лесу и только благодаря Русе и саням вернулся домой, я поняла, как хрупка жизнь. В любой момент может произойти нечто, к чему ты не будешь готов, а потому стоит ли ежедневная солдатская муштра, которой я подвергалась, пролитого пота?

Отец никогда ничего не забывал, даже сколько кабачков мы собрали по осени, но умудрился угодить ногой в собственную ловушку, укрытую лапником и засыпанную снегом. На мамино восклицание: «Как тебя угораздило?» – он коротко бросил: «Старею». Но всё это было потом.

Первые семь дней отец боролся со смертью у нас на глазах. Поднявшийся жар не спадал ни днём, ни ночью. Сначала мама прикладывала к его лбу мокрые тряпки, потом обтирала тело разбавленным уксусом – ничего не помогало. Он не приходил в себя, бредил, стонал, отказывался от еды и лишь изредка припадал потрескавшимися губами к кружке с отваром ивовой коры.

Когда я предложила сходить в посёлок за лекарствами, он открыл глаза и отчётливо произнёс:

– Сгинешь.

Несмотря на весь ужас ситуации, отец был прав. Вдруг ударили морозы, и градусник за окном застыл на отметке минус тридцать пять.

Мама стала походить на призрака. Она почти не ела и не спала, не занималась ничем, кроме отца. Пару недель назад она выбросила из аптечки просроченные антибиотики, и теперь не могла себя за это простить. Я же снова начала беситься: если что-то случится с одним из них, я потеряю сразу обоих.

Он сумел выжить, в очередной раз доказав мне и матери своё всесилие. А я не знала, радоваться или горевать, что теперь снова всё будет как прежде. Но я ошибалась. Как прежде уже не стало.

В конце мая, слишком жаркого для наших краёв, лес совершенно просох. Рванул к солнцу молодой порослью, зазвенел новой жизнью, погнал тугие соки по невидимым артериям. Пришло время радости и облегчения. Никто из нас не произносил этого вслух, но каждый понимал: мы пережили ещё одну зиму. Впереди – тяжёлая, до седьмого пота работа, но в ней крылась сакральная суть. Работаешь – ешь – живёшь.

В то утро, солнечное, ласковое и слишком чудесное, чтобы предвещать неприятности, отец ворвался в дом сразу после завтрака. Мы с мамой только успели убрать со стола. Я стояла в дверях с тазом, наполненном грязной посудой, и собиралась пойти к Речушке, когда отец чуть не сбил меня с ног.

– Быстро, уходим. Да бросай ты это! – Он силой разжал мои руки. Таз с глухим звоном упал на пол. Краем глаза я успела заметить, что ни одна чашка не разбилась. Отец уже тащил меня во двор. Мама бежала следом.

Но мы не успели скрыться.

Из бара Егор привёз меня к себе домой. Ничего не говоря, ни о чём ни спрашивая, раздел, разул, усадил за стол на кухне, открыл бутылку красного вина и наполнил два бокала.

– За нас!

От запаха алкоголя меня замутило. Пока я не сказала и не сделала того, о чём снова пожалею, нужно встать и уйти. Но всё, что я смогла сделать, это отодвинуть бокал, глядя, как бордовая капля медленно сползает по длинной стеклянной ножке.