Дитя леса

Когда мне стало казаться, что единственный способ выбраться отсюда – это надеть красное шёлковое платье, перевалиться через балконное ограждение и, распахнув руки, невесомой бабочкой взлететь вверх, я услышала голос.

– Да никто за ней не придёт. Уже сколько валяется. Ни документов, ничего.

Голос был женским, недовольным, как будто я виновата в том, что у меня «ни документов, ничего». Всю жизнь так было. Чёрт, а ведь я держала в руках собственный паспорт и аттестат, но они остались в коричневой кожаной сумочке, а она – в квартире Егора. Как и все мои вещи.

– А что врачи говорят? Оклемается? Не хотелось бы однажды проснуться рядом с трупом. – Второй голос, тоже женский, но более живой, смешливый, зазвучал совсем рядом, над головой.

– Ничё не говорят. Я слышала только, что её избили до неузнаваемости. Собутыльники.

– Пить надо меньше. Хотя вроде на алкашку не похожа.

– Молодая ещё. Дай срок. У меня соседка этажом ниже пьёт и шляется лет с тринадцати. Ей двадцати нет, а она уже на зомби смахивает. Тьфу.

Во мне поднялась волна злости. Захотелось вскочить и заткнуть рот, из которого доносился этот въедливый, сварливый голос. Но я вспомнила про полицию. Если я выкину что-нибудь ещё, меня точно найдут и тут же посадят за решётку. А в неволе я умру.

Медленно приоткрыла глаза, огляделась. Стены с облупившейся голубой краской. Потолок с коричневыми потёками воды. Матовый белый плафон с толстым слоем слежавшейся пыли. Повернув голову, я обнаружила, что лежу на одной из четырёх кроватей в большой узкой комнате. На койке у окна сидела девушка в халатике, напротив неё стояла пожилая женщина со шваброй в руке. Это их голоса я слышала. Заметив, что я шевелюсь, обе замолчали и уставились на меня.

– Гляди-ка, – почти обрадовалась моя соседка.

– Где я? – с трудом разлепив губы, спросила я.

– Ой, ну точно не в спа-салоне, – хихикнула она. – В больничке, ясен пень.

Я села, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Голова закружилась, малейшее движение вызывало волну слабости, глухая боль прошлась по телу. Собравшись с силами, я опустила ноги на пол и встала, держась за кровать. Выпрямилась. Маленькими шажками направилась к двери.

– Скоро обход, быстрей давай, – посоветовала женщина со шваброй.

Я не помнила, как попала сюда. В голове гулко вибрировала пустота. Егор. Инесса. Ночь. Два пацана. Страх. Бешенство. Боль в рёбрах. Если я сейчас заору во всю глотку, как того требует тело, меня отправят в психушку, а оттуда выбраться будет наверняка сложнее.

Я должна найти выход. Но сначала – туалет. Судя по солнцу, мутно пробивающемуся через зарешёченное оконное стекло с грязными разводами, стояло раннее утро. В пустом коридоре я не встретила ни одной живой души. Пятиминутная прогулка заставила мышцы вспомнить, для чего они созданы. Найдя уборную, я присела на унитаз, потом умылась, напилась воды из-под крана и почувствовала себя живой.

Руки и ноги целы – это главное. А вот то, что я одета в какой-то истрёпанный халат и одноразовые тапочки и не знаю, где моя одежда, – плохо. Но ничего, и с этим разберёмся. Главное, сделать это как можно скорее.

Я выскользнула из туалета, постоянно озираясь, прошла чуть дальше по коридору и обнаружила медсестру, сидящую за высокой перегородкой. Замерла, резко сдала назад и спряталась за углом. Спокойно, мне нужно подумать.

Если я скажу, что хочу уйти, она отдаст мне одежду или сразу вызовет полицию? Но ведь она не может знать в лицо всех, кто лежит в палатах? Возможно, она просто не поймёт, что я та самая – без документов, в бегах. Нет, женщина со шваброй сказала, что я лежу здесь уже несколько дней, меня могли запомнить. Что же делать? Я прижала руки к груди, пытаясь унять сердцебиение, и прислонилась к холодной стене. Здесь невозможно обнять дерево, взглянуть на небо или лечь на землю. Господи, как же я устала…

Медленно, напустив спокойный и уверенный вид, я подошла к стойке.

– Добрый день.

Русая макушка уткнулась в книгу. Никакой реакции.

– Послушайте, я хочу покинуть больницу и немедленно.

Медсестра наконец подняла голову и вынула из ушей какие-то маленькие затычки. Что за странный способ читать? Передо мной возникло круглое, почти детское лицо девчушки с серыми глазами и веснушками на щеках. Она была такой худой, что я бы справилась с ней одной левой. И не пришлось бы ни о чем просить. Стоп. Что за мысли?

Девушка молча сунула мне в руки лист бумаги, ручку и вернулась к книге.

Я застыла, не понимая, что это значит.

– Пожалуйста, верните мне мою одежду и скажите, где выход. – Голос задрожал.

– Пишите заявление на имя главврача, что непонятного?

Тяжко вздохнув, медсестра продиктовала мне текст и забрала заявление, а потом провела в кладовую, выдала пакет с джинсами, рубашкой и кедами и исчезла. Выход мне пришлось искать самостоятельно.

Я больше ничего не боялась: ни насмешек, ни одиночества, ни насилия. Со мной всё уже случилось. И каким-то чудом я сумела выжить. Но сломанные рёбра, синяки по всему телу, разбитые губы – ерунда по сравнению с тем, как болела душа.

Я была грязной, снаружи и изнутри. Не знала, что делать. Как простить себя и тех, кто сделал это со мной. Зачем жить дальше.

Я замерла посреди больничного двора, когда из-за деревьев выглянуло солнце. Ослепило, окутало жарким светом. Оказавшись в коконе из его живительных лучей, я расслабилась. Внутри затрепетал крошечный огонёк наслаждения.

На земле есть лишь одно место, где я смогу снова стать собой.

Как робот, вышла на трассу и поймала попутку. Улыбалась, говорила «здравствуйте» и «спасибо», слушала, задавала вопросы, рассказывала истории. Мне было не важно, что происходит вокруг, лишь бы добраться до цели. Я мечтала оказаться в тесных объятиях мамы, обжечься о суровый взгляд отца, услышать звуки леса, почувствовать себя отрезанной от мира, укрытой, невидимой. Я хотела этого так страстно, что не замечала реальности. В то же время часть меня, оледеневшая, мёртвая, была готова к тому, что я просто сгину по дороге.

Я готова была понести наказание от отца, самое жесткое и изощрённое, на которое только способен его больной разум. Теперь он мог потребовать от меня чего угодно – я бы приняла кару мужественно и стойко, прямо глядя ему в глаза. Но в глубине души я знала, что этому не бывать. Он скорее убьёт меня, чем позволит вернуться. Даже если бы Ева раскаялась, бог не пустил бы её обратно в Эдем.

Пересаживаясь из машины в машину, я двигалась вперёд. Упрямо, отчаянно, целеустремлённо. Но только вынырнув из леса на нашу поляну, поняла, чего боялась больше всего на свете: наткнуться на густые заросли, пригодные для жизни дикого зверя, а не человека, и осознать, что прошлое существовало лишь в моём воображении.