Дитя леса

Как только сошёл снег, родители продали живность, закрыли дом, пристроили Русю к деду Матвею, которому отец чинил забор и помогал рубить дрова, и сели на автобус. Сейчас они нежатся на берегу Чёрного моря, где-нибудь на крошечном галечном пляже, и смотрят на закат. Через месяц или раньше, когда тоска по лесу и горам станет нестерпимой, мама скажет: «Вань, пора возвращаться», и они снова отправятся в дорогу.

Но если они уехали, далеко ли, близко ли, то должны были оставить записку или какой-то знак. На всякий случай. Ведь я могла вернуться. И вернулась! Нужно ещё раз осмотреть дом. И заглянуть к деду Матвею, как только попаду в город.

Черемша не утолила голод, только раздразнила вкусовые рецепторы. Я огляделась в поисках ещё какой-нибудь пищи и поняла, что мне негде взять яиц на пироги – курятник пуст. А в муке, если она осталась в кладовке, наверняка завелись жуки. Продукты мы хранили в нескольких местах: самое необходимое – яйца, растительное масло, хлеб – в доме; молоко, сметану, творог, рыбу, мясо и овощи – в погребе; соленья на зиму – в крепком сарае, куда не могли пробраться медведь или рысь.

Я встала и направилась в сторону дома. Ноги едва держали меня в вертикальном положении, но я уже чувствовала, как откуда-то снизу, из самой земли, в тело вливается энергия, наполняет силой мышцы, разгоняет кровь.

Когда родители вернутся, я буду готова ко встрече.

Вода Речушки блестела на солнце алмазными искрами и пела лучше любого музыкального инструмента. Я улыбнулась, увидев знакомый валун на изгибе ручья – большой, чёрный, поросший изумрудным мхом у основания, а на вершине абсолютно плоский, как стол или гигантская сковорода. В детстве я часто ложилась на него животом, чтобы почувствовать, как жар с поверхности камня просачивается сквозь ткань платья, нагревает кожу и проникает в самую глубину тела. Я обмякала и смотрела вниз, на быстрое течение воды, разноцветные камушки, мелькающих рыбёшек.

Попросив у духа реки хорошего улова, я подошла к воде и закинула удочку.

Ни в доме, ни в сарае, ни в курятнике я не нашла ни крошки съестного. Мысль о том, чтобы вернуться в город привела меня в ужас. Денег у меня не было. Что я могла? Просить милостыню? Украсть? Нет, еду нужно было добыть здесь.

Отцовского ружья нигде не оказалось. Я не слишком расстроилась – охота в таком состоянии мне явно не по плечу. Можно было бы соорудить силки и понадеяться на удачу в виде пары рябчиков или даже зайца, но сколько ждать добычи? Да и повезёт ли мне? Самый быстрый способ обзавестись обедом, не считая трав и корешков, – это рыбалка, и, к моей великой радости, снасти лежали на своём месте: в аккуратно сколоченном, закрытом на задвижку ящике в сарае.

Первый пятнистый плавник над поверхностью воды я увидела примерно через час хождения вдоль Речушки как раз в тот момент, когда была готова упасть навзничь от бессилия. Но пойманный хариус взбодрил меня, и к закату я разжилась четырьмя рыбинами сантиметров по десять в длину. Голод взял верх над жадностью, и я решила на сегодня закончить рыбалку.

Едва добежав до кухни, я вскрыла каждую рыбу острым ножом, сдёрнула чешую, сыпнула крупной соли, положила на стол и отошла подальше. Рот наполнился слюной, руки дрожали. Смогу ли я дождаться, когда она хоть немного просолится? Пожалуй, в следующий раз. Я накинулась на еду и проглотила всё, кроме голов, хребтов и плавников. Их я завернула в тканевую салфетку и унесла на веранду. Если завтра не смогу поймать ещё рыбы – сварю уху.

Стряхнув со стола кристаллики соли, я подошла к плите, открутила вентиль и чиркнула спичкой из полупустого коробка. Танец синих язычков пламени заворожил меня. Но я опомнилась, понимая, что топливо может закончиться в любой момент, и поставила на плиту чайник с водой. Через десять минут я вышла на крыльцо с дымящейся кружкой, в которой заварила прошлогодние листья бадана, собранные на огороде. Мама всегда делала такой чай, стоило кому-то из нас перемёрзнуть, промочить ноги или перетрудиться. Аромат и терпкий вкус напомнили мне о том времени, когда наш дом был живым, тёплым и уютным.

Сквозь подступившие к глазам слёзы я погладила деревянные перила крыльца, посмотрела на темнеющее небо и прошептала своему жилищу:

– Я позабочусь о тебе, обещаю. Как мама заботилась о нас.

Спать я легла сытой и уснула, едва вытянувшись на кровати.

Не знаю, сколько проспала – у меня не было телефона, а часы, висевшие на стене над плитой, круглые, в пластиковом корпусе под дерево, давно остановились, – но, когда открыла глаза, обнаружила, что силы вернулись: мне захотелось двигаться.

По дороге в туалет почувствовала, как ужасно от меня пахнет. Покосилась на баню. Она стояла на месте, нетронутая, но с тех пор, как отец запер там маму, это низенькое деревянное строение внушало мне ужас. Впрочем, выбора не было.

Завтракать было нечем, поэтому я просто выпила кипятка с баданом, подхватила удочку и пошла к Речушке, надеясь, что сегодня она будет не менее благосклонна.

«Нужно поискать сморчки!» – догадалась я. Обычно мы собирали только грузди и белые грибы, иногда подберёзовики и маслята, но они появятся через месяц, а то и полтора. Первыми же чуть ли не из-под снега вырастали сморчки. Если я сумею их найти, съем не раздумывая.

Пообедав солёной рыбой, я позволила себе лишь полчаса поваляться с книжкой, а потом, зная, что блаженная сытость не продлится долго, решила заняться уборкой.

Раньше я играючи справлялась с этой обязанностью, но сегодня на то, чтобы подмести пол, вытереть пыль, смахнуть паутину, проветрить комнаты, вытряхнуть подушки и оделяла, постирать и развесить сушиться постельное белье, у меня ушел целый день. Солнце клонилось к верхушкам деревьев, когда я без сил опустилась на ступеньки крыльца, чувствуя себя так, словно двенадцать часов отработала в поле. Спину ломило, ноги и руки тряслись, перед глазами плыло.

Мне нужно есть хотя бы два раза в день, но снова пойти на рыбалку я не могла. Уронила голову на колени и представила, как открываю холодильник в квартире у Егора и достаю оттуда охлаждённые говяжьи стейки, сливочное масло, свежие помидоры. Захлебнулась слюной.

Неожиданная мысль утешила меня: по еде я тоскую больше, чем по этому предателю. Похоже, желудок важнее сердца. Но я знала, что боль так просто не отступит, и нанесёт ещё не один удар.

– Пошёл ты к чёрту, – прошипела я. – Убирайся! И холодильник твой мне не нужен. Справлюсь как-нибудь.

Я вспомнила Скарлетт О’Хару из «Унесённых ветром». Когда мне было четырнадцать, я обожала этот роман. Читала, перечитывала, подчёркивала строчки карандашом, делала закладки. Я вернулась в дом, подошла к книжным полкам, которые занимали всю стену в комнате родителей, и вынула оба тома романа. Тёмно-синяя обложка, пожелтевшая бумага, запах детства. Я залезла на кровать, открыла книгу наугад и начала читать.

«Если это бремя досталось мне, значит, оно мне по плечу».