Дитя леса

Как-то вечером после ужина я гремела грязными тарелками и кастрюлями и по привычке разговаривала с Джеммой.

– Ты когда-нибудь бывала в квартире? Настоящей городской квартире с ванной, унитазом, раковиной? Нет? А я бывала. Я даже жила в такой. Целый год. Знаешь, что мне больше всего там нравилось? Водопровод. Достаточно одного движения руки, чтобы из крана потекла горячая вода, представляешь? И не надо возиться с тазами и вёдрами.

Вдруг Джемма повернула голову к двери, прижала уши и глухо зарычала. Снаружи кто-то был.

Я инстинктивно огляделась, ища оружие. Ружья у меня не было, только охотничий нож, которым я сносно владела, но если там человек – смогу ли я применить его?

Стараясь не скрипеть половицами, я прокралась к двери, попутно прихватив с комода нож, фонарик и задув свечи. Прислонилась ухом к толстому деревянному полотну. На улице мело. Я знала, что ничего не услышу среди стонов раскачивающихся на ветру сосен.

Дернув за ручку, я распахнула дверь. Ветер швырнул мне в лицо снег и ослепил. Проморгавшись, я нашла на крыльце тушку убитого глухаря. Тёмное оперение ещё не успело засыпать – птицу явно положили сюда только что. Боковым зрением уловила какое-то движение: тающий в сумерках силуэт среди стволов деревьев. Джемма рванула за ним, и я не выдержала, побежала следом, но через минуту потеряла обоих из вида.

Меня сковал холод. Но не потому, что снег хлестал по щекам, а ноги в носках моментально промокли. Я поняла, что узнала ускользнувшего от меня человека.

Это был отец. Только он мог двигаться по лесу быстро и незаметно, как призрак. Я успела разглядеть его скользящую походку. Чёрную непокрытую голову. И профиль, когда он на миг обернулся в мою сторону.

Сердце на пару секунд перестало биться. Он явно хотел, чтобы я его узнала.

Но тогда где мама? Я знала ответ, но не могла себе в этом признаться.

– Вернись! Скажи, что с ней случилось? Ты должен сказать!

Голос сорвался на хрип. Меня никто не слышал, кроме качающихся словно в трансе сосен. Не знаю, сколько я простояла, сжимая в руке нож и глядя в пустоту. В чувство меня привела Джемма. Она выскочила из чащи, подбежала и начала беспокойно крутиться возле ног.

Шок сменился яростью.

Зачем он затеял эту игру? В чём её смысл?

Не понимая, что делаю, я решительно направилась в сторону сарая, который мы называли мастерской, туда, где каждая вещь хранила память о нём. Во мне клокотала, как магма в жерле спящего вулкана, злость. Хотелось орать, драться, крушить. Я зашла, сунула нож в карман и начала скидывать всё, что лежало на полках и висело на стенах, на пол. Под ноги полетели банки с гвоздями, мотки верёвки, катушки проволоки, напильники, молотки, плоскогубцы. Рыча, как зверь, я не ощущала царапин и порезов на руках, лишь бы уничтожить всё, к чему он прикасался. Вывезти этот хлам и зарыть в лесу! А сарай сжечь!

Я выворачивала выдвижные ящики стола, раскурочивала тумбочки, опустошала антресоли. Выбившись из сил, почувствовала, что гнев покинул меня. Прислонилась к стене и сползла на пол. Не помню, когда была настолько опустошена. Ни одной мысли в голове, ни одного чувства в сердце. Всё ушло, вытекло, испарилось. Я никогда не узнаю правды и не получу ответов на свои вопросы.

Грузно поднявшись, я щёлкнула фонариком, чтобы выбраться наружу, не переломав ноги, и начала пробираться к выходу. Но вдруг остановилась. Что это? Луч света выхватил жёлтую страницу в раскрытой тетради, валявшейся на моём пути. Я наклонилась и узнала почерк отца.

2 октября 1998 года

06:43

У нас будет ребёнок.

Глава 3. Дневник

Я принесла в мастерскую все лампы и свечи, которые были в доме, и зажгла их. Случайная находка – коричневая тетрадь в шершавой клеёнчатой обложке – оказалась дневником отца. Я держала в руках исповедь человека, которого любила и ненавидела всю жизнь, и мне казалось, что это ключ ко всему: к моему детству, к его душе, к их с мамой исчезновению. Конечно, в эту тетрадь он мог записывать наблюдения за погодой или строительные сметы, но внутри меня всё трепетало от предчувствия открытий.

Вместо того, чтобы спалить сарай, я решила расставить всё по местам, перебрать, стряхнуть пыль, словно археолог, чтобы не пропустить ни одной самой мелкой вещицы. Вдруг таких тетрадей несколько? Я не помнила, чтобы отец когда-то что-то писал, но чем он занимался здесь, в мастерской, никто не знал. Что, если он вёл дневники на протяжении всех лет, которые мы жили в лесу? Тогда я узнаю даже то, о чём мне никогда не рассказывали.

К утру в мастерской воцарился идеальный порядок, которого не было и при отце. Но я не нашла больше ни одной записи. Прижав к груди потрёпанную тетрадь, я как сомнамбула вышла наружу.

Метель прекратилась. Было ещё темно, но я знала, что вот-вот небо под низкими облаками начнёт сереть. Оно проглотит рассвет, потом снова пойдёт снег и будет идти весь день. Неизвестно, когда я увижу солнце. Но это не слишком беспокоило меня. Нужно сделать две вещи: поспать и прочитать дневник отца.

Я подремала часа три, но большую часть этого времени сознание барахталось где-то на границе яви. Я слышала, как дышала и сопела Джемма, как тикали часы на стене, как скрипела кровать, когда я переворачивалась с боку на бок. Когда я всё-таки засыпала, перед глазами мелькали лица: серые, пустые, сливающиеся в неразличимую толпу. Я хотела выкрикнуть чьё-то имя, махнуть кому-то рукой, но не могла отыскать ни одной знакомой приметы.

Я проснулась с тяжёлой головой, сухими глазами и учащённым сердцебиением. Мозг лихорадочно работал. Покосилась на лежащую на столе тетрадь. Она была реальна, как и всё вокруг: стылый воздух в нетопленном доме, тяжёлое ватное одеяло, поскуливание Джеммы, рвущейся на улицу.

Я выпустила собаку, хлебнула холодной воды из металлической кружки, взяла дневник отца и снова зарылась в постель. Не встану с места, пока не узнаю, о чём он писал. В тот момент, когда я открыла тетрадь, мне послышалось, будто за окном протяжно проухал филин.

2 октября 1998 года

06:43

У нас будет ребёнок. Марго сообщила об этом вчера, когда я удобно устроился в постели и ждал, когда ко мне прижмётся её тёплое тело. Следующие несколько минут прошли как в тумане. Она, конечно, заметила мой ступор и успела обидеться. Пришлось быстро взять себя в руки и изобразить радость. Получилось хреново. Всё, что я смог, это прижать её к себе и, глядя в потолок, выдавить, что ужасно счастлив. В итоге я не спал всю ночь, размышляя о том, как жить дальше. Но главное, что Марго вроде бы поверила мне и успокоилась.

Наша жизнь изменится совсем скоро, ничего не попишешь. Я не боюсь вечного бардака, бессонных ночей или грязных пелёнок. Но что, если ей понадобится врач? А если она захочет вернуться в город? Смогу ли я отпустить её?

Марго заявила, что родится девочка. Странно, что эта мысль её нисколько не пугает. Как она не поймёт, что с мальчиком было бы в сто раз проще? Мне нужны ещё одни рабочие руки. И я хочу быть уверен в том, что, если со мной что-то случится, Марго будет кому защитить.

Но, чёрт подери, она наверняка права. Как всегда. Словно знает наперёд.