Дитя леса
Шрифт:
И это всё, что имеет значение.
1 января 1999 года
07:10
Я никогда не верил в то, что новогодняя ночь – это рубеж или переход в лучшую жизнь. Время не делится на отрезки, оно непрерывно и неизмеримо, на нём нельзя отметить точку, потому что любая попытка зафиксировать момент обречена на провал. Новый год для меня – всего лишь возможность порадовать Марго, оставшись на целый день дома и сделав вид, что у меня праздничное настроение.
Не притрагиваюсь к алкоголю уже несколько лет, но каждый год утром первого января ощущаю тяжкое похмелье. Не хочу
Поздравляю нас с грёбаным Новым годом. Мы на один шаг ближе ко дну пропасти, в которую летим с начала времён. Хотя бы в этом я не сомневаюсь.
24 февраля 1999 года
09:18
Сегодня мне снилась война. Грязь, кровь, грохот. Но я был не солдатом, а вороном. Кружил над полем боя, смотрел на мечущихся туда-сюда людишек, и мне было всё равно. Кто победит, кто проиграет. Кто сдохнет, кто выживет. Я искал добычу. Падаль. Мечтал набить брюхо.
Я часто просыпаюсь от собственного крика или от того, что меня будит Марго. В этот раз я просто открыл глаза на рассвете. Сердце билось ровно, подушка была сухой. И странное чувство: то ли я излечился от ран, то ли окончательно сошёл с ума.
Скорее второе. Помню, когда я только бросил жрать колёса, разум настолько прояснился, что меня охватил восторг. Я уверовал в целительную силу природы. Молился всем богам подряд. Упивался свободой и чувством превосходства. Но скоро получил первый щелчок по носу. Мир не любит зазнаек.
И снова ад. Бред, голоса, кошмары. Если бы не Марго, я давно бы вздёрнулся на сосне.
Прежде чем сделать ей предложение, я всё рассказал. Как в первый раз услышал странный механический голос в голове, как избил до полусмерти подполковника, как мне поставили диагноз «шизофрения», как уволили из армии и заперли в дурке. Рассказал про приступы агрессии, сменяющиеся полной апатией. Про то, что хочу уйти в лес и вижу в этом единственный путь. Рассказал, что могу быть опасен и что у меня может ничего не получиться.
Я был уверен, что она расплачется и уйдёт. Вернётся в свою идеальную жизнь с богатыми родителями, шикарной квартирой, талантами, перспективами, поклонниками…
Марго же лишь на несколько секунд прикрыла глаза, а когда снова распахнула их, я понял, что именно она скажет.
– Ваня, там, в тайге, тебе будет лучше со мной, чем без меня. Я всему научусь и стану тебе опорой. А мне… мне здесь без тебя совсем невозможно.
Она не произнесла слова «любовь», но я никогда в жизни не чувствовал, чтобы меня так сильно любили. Кто способен отказаться от такого?
Через месяц мы поженились.
3 марта 1999 года
21:30
Я никогда не хандрил осенью. Дожди, серость, ветра наполняли меня лишь одним: нетерпеливым ожиданием зимы, хрустящего снега, освежающего морозца. А вот весной я раскисаю. Иногда, в самые тяжёлые дни, такие, как сегодня, когда я, ослеплённый солнцем до умопомрачения, дезориентированный и ни на что не способный, мечтаю лишь о том, чтобы поскорее наступила ночь, ко мне приходят воспоминания
о ней.Маленькое худое тело. Скулы, ключицы и колени. А ещё глаза – горящие, как чёртовы угольки, да губы – тонкие, дрожащие. Это случилось всего однажды, в адскую грозу, когда я встретил её совершенно мокрую и вдрызг пьяную на улице, в двух кварталах от дома. Марго с родителями уехала на дачу, а эта пигалица осталась под предлогом экзаменов, и какая-то жуткая случайность свела нас в тот штормовой вечер.
– Инесса?
Я шёл в магазин за водкой – бутылка кончилась, и Серёга уснул на диване у меня на кухне, а я пошёл за догоном – и тут она. Шлёпает босиком по лужам, держа в руках босоножки на огромных каблуках. Обернулась, узнала меня, улыбнулась во весь рот, и я понял, что она тоже немало выпила. Подошёл ближе, подхватил под локоток и повёл в сторону дома. В таком виде – юбка едва доставала ей до лобка – она могла далеко не уйти.
Дождь уже перестал, но за высотками ещё вспыхивали зарницы, освещая вечернее небо неоновыми вспышками. Мир был нереальным, как в кино. Я поднялся за Инессой в квартиру, зашёл в ванную, вытерся полотенцем, посмотрел в зеркало на свою рожу – перекошенную, чужую – вернулся в коридор, чтобы уйти. Но она подошла, обняла сзади и попросила:
– Останься. Она никогда не узнает, клянусь. А я хочу почувствовать, хотя бы на несколько минут, то, что чувствует она.
И я остался.
Я отшвырнула тетрадь, словно она превратилась в гремучую змею. Зажмурилась, чувствуя, как из глаз брызнули слёзы. Едкие, словно кислота. Они разъедали не только кожу, но и душу. Внутри всё переворачивалось, словно меня вот-вот вывернет наизнанку. Опять эта боль.
– Будь ты проклята! А-а-а!
В бешенстве заколотила кулаками по одеялу. Я увидела её худое лицо со смуглой кожей, лихорадочно горящие глаза, сухие губы, дым сигареты как ореол вокруг головы. Она была притягательна даже пьяной. Но она губила всё, к чему прикасалась.
Мама, нежная отважная красавица, не заслужила такого. Любимый мужчина и родная сестра! Господи, да меня тошнило от одной мысли. Главное, что она так и не узнала об этом. Лучше жить во лжи, чем носить в себе подобный кошмар. Никогда, никогда она не сумела бы справиться со столь жутким предательством.
Я вскочила с кровати, подбежала к окну и начала орать, словно отец мог меня слышать.
– Как ты мог? Предатель! Лжец! Слабак!
Потом обернулась, пнула валявшуюся на полу тетрадь так, что она отлетела в угол. Я выскочила на крыльцо, в мороз, без верхней одежды, в чём была. Пробежала несколько метров, увязла в снегу и прокричала в сторону стоящего стеной леса:
– Ненавижу! Ненавижу тебя!
Глава 4. Марго
Зима выдалась тёплой – температура ни разу не опускалась ниже тридцати градусов, но снежной – я не переставала махать лопатой. К марту вокруг домика образовался снежный вал высотой метра в два и четыре узкие, прорубленные в плотном сугробе дорожки до курятника, мастерской, бани и туалета. В моей жизни ничего не менялось, и я с благодарностью принимала такой порядок вещей. У меня была еда, дрова, свечи, книги и компания в виде Джеммы, Ириски и Карамельки. Размеренность и предсказуемость – каждый день шёл по одному и тому же кругу – не сводили меня с ума, а напротив, придавали сил, успокаивали, заземляли.