Дитя леса

И только отцовская тетрадь по-прежнему валялась в углу, под кроватью, зарастая пылью. Я держала обещание и не притрагивалась к ней.

Всё изменилось в день весеннего равноденствия, когда ночь начала сокращаться, а день увеличиваться.

Мне показалось, что, пережив эту зиму в полном одиночестве, я стала сверхчеловеком, не ведающим страха и сомнения, не подвластным соблазнам и слабостям. Что мне до простого смертного, способного опуститься до измены, даже если это мой отец? Я почувствовала себя выше его. И, конечно, была наказана за гордыню.

Решительно достав тетрадь из-под кровати, я отряхнула её и положила перед собой на стол. Преисполненная чувства собственной значимости, открыла на том месте, где бросила читать, и обомлела. Запись была сделана ровно двадцать лет назад.

21 марта 1999 года

07:30

Я много раз попадал под обстрел, в засаду, видел, как в двух шагах от меня погибают друзья. Я был на войне. Но только однажды почувствовал, что земля по-настоящему уходит из-под ног.

Накануне нашего отъезда в Белокуриху Марго ушла ночевать к родителям. Сказала, что хочет побыть с ними напоследок, попрощаться с сестрой, собрать кое-какие вещи. Я остался один и в ту ночь не смог заснуть. За полгода, прошедшие с нашей свадьбы, я настолько привык спать с ней в одной постели, что, казалось, мне отрезали ногу или руку. Я перекатывался с боку на бок, укрывался одеялом и скидывал его, открывал и закрывал окно – бесполезно. Что не давало мне уснуть: предчувствие беды или совесть? Не знаю.

И вот утром я подъехал к дому, где жили Васнецовы, коротко посигналил и стал ждать.

Через пять минут Марго вышла из подъезда с чёрным чемоданом на колёсиках – она решила взять в лес чемодан! – приблизилась и, глядя мне в лицо, сказала:

– Я не знаю, как простить, когда два человека, которых ты любишь больше жизни, делают такое. Но я попробую. Обещай, что, если не смогу, ты отпустишь меня.

Я помню, как бледна она была. Как будто сейчас упадёт в обморок. Помню, как глаза глубиной с Мариинскую впадину, смотрели мне в душу, не обвиняя, но требуя правды.

Как она узнала? Неужели Инесса рассказала? Что делать? Я не смог ей ответить. Только кивнул. Взял дурацкий чемодан, засунул его в багажник «тойоты», открыл переднюю пассажирскую дверь, сам сел за руль и газанул. Мы ехали навстречу нашей новой жизни. Туда, где нет никого и ничего. Туда, где можно скрыться от прошлого. Но только одна мысль билась в моей голове: смогу ли я убежать от себя?

С тех пор Марго ни разу не вспомнила о том разговоре и ничем меня не попрекнула.

Первый месяц был самым тяжёлым. Мы жили в палатке. Я продал машину, купил инструменты, кое-какие материалы, начал ставить сруб. Она же не только помогала, но и пыталась создать видимость уюта и порядка в полном хаосе. Мы так уставали, что, едва прожив день, падали от усталости и засыпали. Каждый в своём спальнике. Почти не разговаривали, только по необходимости. Проверяли себя и друг друга на прочность. Пожалуй, если бы я не соскользнул с крыши, когда накрывал её рубероидом, мы не дотянули бы до окончания строительства и разбежались.

Рухнул я громко, перевернув металлическую бочку и крепко ругнувшись матом. Марго подбежала, упала на колени, начала ощупывать меня. Пошевелив руками и ногами, я понял, что отделался ушибом, но не сразу стал успокаивать жену. Только когда она заплакала и распахнула объятия, прижал её к себе крепко и сказал: «Нормально всё, жить буду». А потом – не помню ничего. Но знаю, что меня прорвало. Я вывалил на неё всё, что разъедало нутро, как священнику на предсмертной исповеди.

Когда я пришёл в себя, Марго взяла меня за руку и сказала:

– Поклянись никогда не обманывать меня, как и я клянусь сейчас.

Я кивнул. Не размыкая рук, мы опустились на смятый спальник и занялись любовью. А через месяц я внёс её в наш новый дом на руках.

– Мама, боже мой, как же так?

Я не могла поверить, что она знала правду. Все эти годы знала, что её сестра переспала с её будущим мужем. Как такое принять? Стоило представить этих двоих вместе, воображение делало кувырок и выдавало мне совсем другую картинку: Инессу, сидящую на коленях Егора.

От строчек в дневнике, написанных идеально чётким, почти каллиграфическим почерком отца, веяло тёмной губительной страстью. Мне никогда не понять её, но она проникала в меня, тянула жилы, корёжила душу. Что это за любовь такая?

Мама выпила эту чашу до дна, я – лишь пригубила, но готова была сдаться, поставить на себе крест, сделаться вечной страдалицей. Может, и правда человеку даётся по силам его? Робкая мысль, похожая на надежду, мелькнула в голове: «Если она смогла стать счастливой после всего этого, я тоже смогу».

Забыв о времени, я продолжила читать.

2 апреля 1999 года

23:04

Иногда я думаю, что не заслужил её.

Сирота, с младенчества привыкший к жестокости и постоянной борьбе, кем я стал в итоге, чего добился? Из детдома попал в армию. Да, я хорошо учился, мог бы поступить в университет, но повёлся на пустые слова о родине и чести. Ха. Они рассыпались в прах в первый же год службы. Дедовщина, тупость, зверство. Жалкий щенок, я решил, что мне некуда деваться и, озлобившись под стать остальным, пошёл по головам.

На войне оказалось не страшнее, чем в тылу. Наверное, уже тогда во мне что-то сломалось, а может, просто ждало именно этого часа, чтобы вылезти наружу. Когда я напал на жирного подполковника и отделал его стулом, едва не проломив череп, я уже почти ничего не соображал. Голос, день и ночь сверлящий мозг то кровожадными требованиями, то едва различимым бормотанием, окончательно свёл меня с ума. Гораздо позже, после больницы, встречи с Марго и переезда в лес, я подумал, что, возможно, тот голос был не так уж неправ, ведь подполковник был знатной мразью.

Когда я вышел из дурки, первым делом попёр к реке. Там даже что-то вроде пляжа имелось. Бухнулся на мокрый, холодный песок и начал смотреть вперёд, как будто никогда не видел ни Оби, ни коптящих небо труб, ни облезлых домов.

Мне некуда было идти. Я не чувствовал себя человеком. Пустое место. Ни эмоций, ни привязанностей. Только прошлое гремело за спиной, как мешок с костями. А будущего нет.

Не заметил, как стемнело. И пошёл прямо в воду.

Ноябрь месяц, вот-вот лёд встанет. Легче лёгкого утопиться. Ан нет. Что случилось, не знаю, только меня словно по голове огрели. Стою по колено в ледяной воде, ног не чую, а перед глазами, как наяву: зелёный лес и горы. Невысокие такие, плавно уходящие за горизонт. И запах – клянусь, я почувствовал запах влажной хвои, земли и грибов.