Дрёма
Шрифт:
– Ты почему так долго не звонил и не шёл! Я решил ты бросил меня!
– Дрёмка, – отец отнял меня от груди и укоризненно посмотрел прямо в глаза, – негоже забывать отцовские слова.
По щекам папы текли капли, наверное дождь? – я один раз видел его плачущим, когда умер дедушка.
– Какие слова
– Напоминаю. Можно бросить камень, помнишь?..
– … Но человека никогда. Человек прирастает к человеку и вместе они будто дерево: корень один, и только ветки в разные стороны растут.
– Вот и я говорю – мы с тобой одно целое: отец и сын. Уяснил?
Дрёме стало легко-легко, и он уже спокойно с особой теплотой прижался и обнял отца. Ему теперь
Дрёма детским своим разумением решил: надо слёзы свои превратить в дождик, полил и уступил место солнцу и радуге. Так говорит папа.
Два дня они были вместе. Вечность и мгновение. За это время Чингачгук вместе со Следопытом успели выйти на тропу войны, облазить все близлежащие горы в поисках краснокожих и мирно закопать томагавк. А славные исследователи, натянув сапоги и дождевики, измерили все лужи в округе. Промокли, после чего пытались разжечь костёр, но он предательски не горел, шипел и пускал сизый дымок, смешанный с паром.
– Не унывать! Следуем курсом на дом. Пора уже пионерам обсушиться и подкрепиться. Ты как смотришь, Дрёмка.
– Пора! А чем дома займёмся?
– Однако, скорый ты какой. Придумаем. На что нам голова. Не только же в неё кушать. Кстати, первым делом мы сварим борщ. Им вдохновимся, а там посмотрим
Дома всё было по-старому. Только в углу стола появился монитор.
– Папа и у тебя есть компьютер?!
– Имеется.
– Фи, да он совсем простенький, древний. Вот у меня навороченный, геймерский. Знаешь, как летает?
– Не знаю и знать не хочу. Эта железка никогда не полетит, разве что в мусорку, однажды. – Папа задумался на мгновение. – Главное, Дрёма, чтобы вот тут летало высоко и свободно, – папа пригладил свои поседевшие волосы. – Так значит, ты зависаешь теперь в компьютере?
Дрёма оживился и начал взахлёб рассказывать папе о своих играх и хвалится пройденными уровнями. Папа слушал и почему-то смешно морщился.
– Ты чего так морщишься?
– Пытаюсь понять, кто кем теперь играет, Дрёма игрушками или игрушки Дрёмой.
– Игрушки не могут играть людьми.
– Могут, ещё как могут. И открою тебе страшную взрослую тайну: чем старше и взрослее, тем сильнее эта зависимость от игрушек.
– Скажешь. Вы взрослые такие независимые. Я тоже хочу побыстрее стать взрослым.
– А я не хочу, – серьёзно заметил папа.
– Правильно – ты и так взрослый.
– Ты меня расстраиваешь.
– Как?
– Видишь ли, когда ты был крохотным, вот таким, ты смотрел на все детскими глазами. И ты и окружающий тебя мир не пытались поглотить один другого, вы без оговорок признавали себя частичками одного целого. А зачем, скажи, пихаться с самим собой – только шишки зря набивать. И я заново учился у тебя, открывал для себя мир детскими глазами.
– Да, ты не похож на других. Ты рядом и понимаешь. Другие свысока смотрят и поучают. Но всё-таки, папа, как не крути, когда поднимаешься с колен – ты взрослый.
– Да выросли под потолок оттого и падают посильнее детей. Разбиваются до крови. Зачем же ты стал измерять мир большими домами? Так мы с тобой однажды разминёмся: я – опускаясь на колени навстречу детству, а ты, наоборот, вытягиваясь и взрослея.
– Нет, папа. Никогда.
– Вот и слово «никогда» научился говорить. Сказать легко, Дрёма, исполнить, – папа нахмурился, – вот тут закавыка. Тут и богатыри ломаются – они силу прилагают, а не догадываются остолопы мускулистые, что силой сила пробуждается,
и кто кого одолеет ещё вопрос. Ты мне сейчас об играх своих рассказывал. Битвы, гонялки, стрелялки, эти, как их там, шутеры всякие – силу в себе пробуждаешь? Героем хочешь быть?– А что тут плохого, быть героем?
– И вопрос твой не зря. Уже разделил мир на плохих и хороших. Героев рождает зло. Дрёма не расставайся с детством – это правильный взгляд, проникновенный. Этот взгляд куда шире наблюдаемого мира. В детском мире никуда взбираться не надо, ни на какие крутые горы и семью потами при этом захлёбываться, и всё ради пьяного созерцания самого себя на вершине. Зачем подниматься, когда и вознесён и вознесут, только обратись, попроси. Сама любовь баюкает тебя. Кто у любви тебя отнимет, кто сильнее её? Меч, стихия? – что бури земные – плёс в лужице. Хорошо, уж коли людям так хочется верить в обман, то пусть обман начнёт отстаивать правду. Для истины, Дрёма не существует ни плохого, ни хорошего. И добро может быть злым и зло учит терпению и смирению. Я теперь там где истина. Почему я так уверен в истинности, спросишь ты. Не самоуверен ли я? Самоуверенность, Дрёма, это когда: Я и мир. Теперь же мир во мне и я с миром. И всё приму с любовью. Убивать будут – не убьют. Да и какой смысл. Всё равно, что воду рубить саблями.
Папа поднялся:
– То, что сказал, Дрёма, не забывай. Если меня не будет рядом в трудную минуту, вспомнишь, и я приду к тебе.
– Придёшь?
– Не сомневайся ни на секунду. С каждым твоим обращением, с каждым словом призывным – приду! – Папа погладил сына по голове. – А то, что компьютер у меня древний. Не беда. Покупал его вместо печатной машинки. Вещь удобная, – папа задумался над клавиатурой, – и как всякая удобная вещь – вредная. Да вот, писать стал на досуге. Пописывать. Впрочем, не мне судить. Слово меня и рассудит. Да вот. – Озабоченно добавил он.
Папа был явно чем-то озабочен. Он словно боялся переступить некую черту. Значит, говоришь, играешь. И во что?
Дрёма сразу оживился, пытаясь передать всю прелесть замысловатых аркад и невероятную сложность прохождения уровней.
– Там всё так реально, папа. Всё по-настоящему и горы, и лес, и вообще всё.
– Реальное?
– А ты сомневаешься?
– Ну, что ты. Если ты так утверждаешь, как не поверить. Значит я прав насчёт полезности и вредности под одной крышкой, – он помолчал и затем добавил, – обложкой. Такая умная вещь получается этот твой компьютер?
– Очень!
– Оно и видно – так мозги пудрить. Вот и я боюсь, слово превратить в словеса. Много умных слов. Да видно таков мир. Так-так, будем отталкиваться от вредности, чтобы однажды прийти к чему-нибудь достойному. У меня как раз в этих электронных мозгах одна игрушка закачана.
– У тебя? Ух, ты! Какая?
Дрёма нетерпеливо ждал, пока загорится экран.
– А я знаю – это стратегия. Я в такую играл.
Отец улыбнулся:
– Ты, наверное, замечал – я по земле, как и все хожу.
Дрёма уже воодушевлённо примерял к себе образ стратега: за кого? Ему захотелось блеснуть теперь перед папой командирскими навыками, и талантом полководца, когда за экраном маршируют армии, сминая врага, а славный тыл куёт клинки булатные. Папа перечеркнул воинственные планы одним кликом мышки:
– Будем учиться созидать, души у нас пылкие – слабые, начнём с виртуальных миров. А там, глядишь, и в настоящий, большой мир незаметно вернёмся. Вот тебе мой мир, дострой его. Не сомневайся хоть он и кажется законченным – это только кажется. Смело созидай. Окунайся.