Египетское метро
Шрифт:
После разговора с ней Тягин позвонил Хвёдору.
– Слушай, я тут вспоминал нашу с тобой поездку и подумал: а ведь ничего конкретного от твоей Глафиры мы не услышали, одни общие фразы. Карма, коридор возможностей и прочая муть. Ну хорошо, не муть, извини. Но всё равно определённости как-то маловато, согласись. Давай еще куда-то сходим. Подтвердится – хорошо, нет – так, может, что-то другое услышим. Что скажешь? Тут какой-то ясновидец появился, возле Староконного. Говорят, предсказывает довольно точно. Слышал о таком?
– Что-то слышал. Не помню.
– Знаешь, что он живёт в свинарнике?
–
– В прямом. Со свиньями. Как свинья. Юродивый. Может, сходим на днях?
После паузы Хвёдор спросил:
– А если я не один приду?
– А с кем?
– С одним человеком.
– Я понял, что не с собакой. С каким человеком?
– С одной женщиной.
– Она тоже собирается в этом участвовать?
– Может быть.
– Да пожалуйста! Но только платить за нее будешь сам. Сразу говорю, удовольствие не из дешевых. Тебе я готов оказать такую услугу, но и всё.
– Я думал, это бесплатно.
– Сейчас нет ничего бесплатного, Федя.
– Просто ты сказал: юродивый, живет в свинарнике... Он что, за деньги это делает?
– Он нет. Но свинарник приходится чистить, а свиней кормить. Людям, которые этим занимаются, надо платить. Понимаешь?
– Я подумаю, перезвоню.
– Думай.
Тягин готов был дать голову на отсечение, что Хвёдор сейчас звонит Глафире. Ну, насчет нее он был спокоен, там всё было схвачено. А вот женщина… Уж не тут ли таилась причина несговорчивости Хвёдора. Уж не собирался ли он ехать в Москву не в одиночку?
Хвёдор перезвонил через полчаса и сказал, что позвонит на неделе и назначит точный день.
– Договорились, – согласился Тягин. – Так ты будешь сам или как?
– Сам.
И все-таки у Тягина оставалось опасение, что Хвёдор приволочет свою подругу. Желания корпеть над еще одним текстом у него не было, да и какого черта? Он позвонил человеку-свинье и попросил, чтобы тот, если Хведор заявится со спутницей, специально выбрал на свое усмотрение из «Одиссеи» что-нибудь нелестное или обличительное касательно женщин. А может быть, и устрашающее.
– Я могу про казнь неверных рабынь Одиссея, как их на канате вешают, – предложил свинья. – Подойдет?
– Вам виднее.
– Или как Цирцея в свиней превратила…
– Тоже можно. Но это если она придет. И что-нибудь одно.
В тот же день – он только вернулся от Майи и еще не успел раздеться – позвонила Мальта и попросилась зайти. Тягин сказал, что как раз собирается выходить (зря он, конечно, приводил её сюда), и спустился во двор. Мальта была не одна, рядом с ней стоял, нервно подергивая ногой, крепкий молодой человек в камуфляжной форме. У него были раскосые глаза и высокие изогнутые брови. Кажется, Тягину раньше никогда не встречалось такое сочетание: что-то кошачье и в то же время безмерно глупое.
– Он уже психологически готов, – сказала Мальта. – Если сейчас пойдете с нами, всё будет мирно улажено.
– Вы о чем?
– Об Абакумове. Идемте?
– Нет, конечно. А вы что, решили меня на измор брать?
– Я все-таки думала, вы хотите его наказать и помочь Тверязову.
– Послушайте, я же вам русским языком сказал: вы получили деньги, отдали расписку. Всё. Я полагаю, он потому её и не уничтожил, чтобы обезопасить себя на такой случай. Узнаю Абакумова.
Так что извините. И прошу вас, в разговорах с ним не надо на меня ссылаться, хорошо?Но Мальта была непробиваема.
– Ваш Абакумов, когда меня на вас натравливал, сделал нас с вами участниками своей аферы, – медленно и внушительно проговорила она. – Вот пусть теперь перед нами и отвечает. Если бы он с самого начала честно поступил со мной, ему потом не пришлось бы вилять перед вами и заметать следы. Вроде умный человек, а не понимаете. За всё надо платить. Вы не хотите, чтобы Тверязов получил хоть часть своих денег?
Тягин даже растерялся, не зная, на что тут сначала возразить.
– Но вы выбрали какой-то странный путь…
– Странный, но верный. Как хотите. – Она кивнула спутнику: – Идём.
Не доходя до ворот, Мальта вдруг быстро вернулась и еще больше огорошила Тягина:
– Я слышала, что вы презираете людей с таким кругом интересов, как у меня. Может быть, поэтому вы отказываетесь мне помогать?
– Где вы могли такое слышать? – спросил Тягин, впрочем, сразу же догадавшийся где.
– Не важно.
– Я вас второй раз вижу, откуда мне знать ваши интересы?
Мальта посмотрела-посмотрела на него, развернулась и ушла.
То что Абакумов, как выразилась Мальта, «почти готов», подтвердилось буквально на следующий же день, когда тот позвонил Тягину.
– Сегодня ночью мне пытались поджечь дверь, – сообщил он. – Такие дела, Миша. Подпалили и сами же позвонили. Предупредили. Я знаю что ты тут ни при чем, мне такое и в голову не пришло бы, но… Слушай, я тебя прошу, если можешь, успокой ты её, а? Она же больная! И главное, что в нынешней ситуации и управу на неё не найдешь: всем всё по барабану. У меня постоянно мерзкое ощущение, что за мной следят. Ночью кто-то ходит под дверью, утром нахожу на площадке окурки... Ну, нет у меня этих денег, мать вашу, нет!
– Да что я-то могу поделать? Кажется, она на тебя всерьез обиделась за те десять процентов. Которые у тебя в разговоре со мной превратились в половину.
– Двадцать пять, Миша! Я отдал ей четверть. Она врет.
Тягин тяжело вздохнул:
– Мне, честно говоря, совершенно всё равно, кто из вас врёт. Вернее, кто из вас врёт больше.
– Я сказал, что отдал ей четверть! Тягин, ну что за дела? ты что, веришь этой придурочной?! Она же тебя за нос водит! Какого хрена ты вообще лезешь, куда тебя не просят, ну вот скажи? Тебе что, заняться нечем? Чего ты тут всё вынюхиваешь, баламутишь? Печорина из себя корчишь? Тут тебе не Тамань. Тверязов вот не особенно почему-то переживает. Ты, кстати, его хоть спросил?
– Минуту назад ты сказал, что я тут ни при чём…
– Я на это надеюсь. А если ты схитрил? Или сначала не собирался, а потом передумал. А тогда с чего она такую активность развила? Кто-то ж её подзуживает?
– Но это точно не я. И вообще – разбирайтесь друг с другом сами.
– Ты что, решил меня наказать вот этой своей безответственностью?!
Хм, наказать безответственностью – ничего так сказано, надо бы запомнить, подумал Тягин и спросил:
– Это как?
– А вот так, дорогой мой! Приехал, разворошил – и в кусты! Давай, разгребай теперь всё, что наворотил. Чего молчишь? Сказать нечего?..