Гарики на все времена (Том 1)

582

Вся жизнь моя в правах поражена, спокойно могут сжить меня со свету стихии, власть, бактерии, жена (поскольку я люблю стихию эту).

583

Разумно — жить упрямо и нелепо. То лучшее, что ценно в нас для Бога самим собой проложенная слепо заведомо неверная дорога.

584

Бывает время — дух пресыщен, он сыт и пьян, в себе уверясь, но ищет, жаждет новой пищи, и сам себе рождает ересь.

585

Я признаю все игры в прятки и все резоны уезжать: когда душа уходит в пятки, им жутко чешется бежать.

586

Пылает печь моя неистово, висит блаженное молчание, и сердце радует струистое чернильной глупости журчание.

587

Доволен я тем, как растет понемножку бумажная груда, где жизнь моя скоплена, ко дню, когда вызовут мне неотложку, в достатке здесь будет прекрасного топлива.

588

Плоти нашей хрупкие красоты тихо уступают вихрю дней, лысины восходят на высоты, где жила отвага меж кудрей.

589

Труда тугая дисциплина, узда и шпоры нашей лени, лекарство лучшее от сплина и от излишних размышлений — такая мерзость!

590

Редки с диким словом стали встречи, мех его повыцвел и облез, даже в родники народной речи влил бензин технический прогресс.

591

Чем темней угрюмая страна, чем она растленней и дряхлей, тем острей раздора семена, всюду насаждаемые ей.

592

Тепло и свет опять берут свое, все жилы и побеги вновь упруги; не зрители весны, а часть ее, тревожно оживляются подруги.

593

Толпа рабов — не сброд, а воинство при травле редкого из них, кто сохранил в себе достоинство, что люто бесит остальных.

594

Меня в Сибирь мой жребий выселил, а я, прильнув к ее просторам, порой скучаю по бессмысленным о смысле жизни разговорам.

595

В себя впадая, как в депрессию, гляжу, почти не шевелясь, как порастает мхом и плесенью моя с людьми живая связь.

596

Высоких мыслей не было и нет в корзине этой, шалой и пустой, хотя в моей душе живет поэт, но спился и не платит за постой.

597

Тот Иуда, удавившись на осине и рассеявшись во время и пространство, тенью ходит в нашем веке по России, проповедуя основы христианства.

598

Восприняв ссылку как гастроли, душой и телом не уныл, такую баню я построил, что все грехи свои отмыл.

599

Хвала судьбе! Ведь ненароком намечен в избранные души, я мог бы стать слепым пророком какой-нибудь высокой чуши.

600

Ученые в джунглях науки дичают, спеша утолить свой охотничий зуд, и слабо людей от гиен отличают, и все, что добыли, гиенам несут.

601

То ухаю тревожно, как сова, то каркаю зловеще, как ворона; игра моя блаженная в слова дается голове не без урона.

602

Беда вся в том, что иудеи — отнюдь не-явные злодеи, но чем их пагуба неясней, тем с очевидностью опасней.

603

А днем еду я вынимаю (хлеб, сало, чай — сюжет не нов) и с удовольствием внимаю брехне бывалых ебунов.

604

Гипноз какой-то колдовской есть в зимних рощах нелюдимых: с неясной гложущей тоской вдруг вспоминаешь всех любимых.

605

Давно уже две жизни я живу, одной — внутри себя, другой — наружно; какую я реальной назову? Не знаю, мне порой в обеих чуждо.

Сибирский дневник. Часть вторая

606

Жена меня ласкает иногда словами утешенья и привета: что столько написал ты — не беда, беда, что напечатать хочешь это.

607

Кроме школы тоски и смирения я прошел, опустившись на дно, обучение чувству презрения — я не знал, как целебно оно.

608

На самом краю нашей жизни я думаю, влазя на печь, что столько я должен отчизне, что ей меня надо беречь.

609

В предательских пространствах этих стылых где место, где пристанище мое? Вот я уже в России жить не в силах и жить уже не в силах без нее.

610

Тюремные прощанья — не беда, увидимся, дожить бы до свободы; о том, что расставались навсегда, вдруг больно понимаешь через годы.

611

Весна сняла обузу снежных блузок с сирени, обнажившейся по пояс, но я уже на юных трясогузок смотрю, почти ничуть не беспокоясь.

612

Невольник, весь я в путах строгих, но со злорадством сознаю, что я и в них свободней многих, цепь охраняющих мою.

613

Я — удачник. Что-то в этом роде. Ибо в час усталости и смуты радость, что живу, ко мне приходит и со мною курит полминуты.

614

В Сибирь я врос настолько крепко, что сам Господь не сбавит срок; дед посадил однажды репку, а после вытащить не смог.