Гарики на все времена (Том 1)

784

Жаль сына — очень мы похожи, один огонь играет в нас, а преуспеть сегодня может лишь тот, кто вовремя погас.

785

Дымится перо, обжигая десницу, когда безоглядно, отважно и всласть российский писатель клеймит заграницу за все, что хотел бы в России проклясть.

786

Невыразимой полон грации и чист, как детская слеза, у музы русской конспирации торчит наружу голый зад.

787

Не узок круг, а тонок слой нас на российском пироге, мы все придавлены одной ногой в казенном сапоге.

788

Известно со времен царя Гороха, сколь пакостен зловредный скоморох, охально кем охаяна эпоха, в которой восхваляем царь-Горох.

789

Я пришел к тебе с приветом, я прочел твои тетради: в прошлом веке неким Фетом был ты жутко обокраден.

790

Так долго гнул он горб и бедно ел, что, вдруг узду удачи ухватив, настолько от успеха охуел, что носит как берет презерватив.

791

Есть у мира замашка слепая: часто тех, в ком талант зазвучал, мир казнит не рукой палача, а пожизненно их покупая.

792

Я прочел твою книгу. Большая. Ты вложил туда всю свою силу. И цитаты ее украшают, как цветы украшают могилу.

793

Обожая талант свой и сложность, так томится он жаждой дерзнуть, что обидна ему невозможность самому себе жопу лизнуть.

794

Увы, но я не деликатен и вечно с наглостью циничной интересуюсь формой пятен на нимбах святости различной.

795

Я потому на свете прожил, не зная горестей и бед, что, не жалея искры Божьей, себе варил на ней обед.

796

Поет пропитания ради певец, услужающий власти, но глуп тот клиент, кто у бляди доподлинной требует страсти.

797

Так было и, видимо, будет: в лихих переломов моменты отменно чистейшие люди к убийцам идут в референты.

798

И к цели можно рваться напролом, и жизнью беззаветно рисковать, все время оставаясь за столом, свое осмелясь время рисовать.

799

Боюсь, что он пылает даром, наш дух борьбы и дерзновения, коль скоро делается паром при встрече с камнем преткновения.

800

Хотя не грозят нам ни голод, ни плаха упрямо обилен пугливости пот, теперь мы уже умираем от страха, за масло боясь и дрожа за компот.

801

С тех пор, как мир страниц возник, везде всегда одно и то же: на переплеты лучших книг уходит авторская кожа.

802

Все смешалось: рожает девица, либералы бормочут про плети, у аскетов блудливые лица, а блудницы сидят на диете.

803

Мои походы в гости столь нечасты, что мне скорей приятен этот вид, когда эстет с уклоном в педерасты рассказывает, как его снобит.

804

Умрет он от страха и смуты, боится он всех и всего, испуган с той самой минуты, в какую зачали его.

805

Сызмальства сгибаясь над страницами все на свете помнил он и знал, только засорился эрудицией мыслеиспускательный канал.

806

Во мне талант врачами признан, во мне ночами дух не спит и застарелым рифматизмом в суставах умственных скрипит.

807

Оставит мелочь смерть-старуха от наших жизней скоротечных: плоды ума, консервы духа, поживу крыс библиотечных.

808

Знания. Узость в плечах. Будней кромешный завал. И умираешь — стуча в двери,что сам рисовал.

809

Ссорились. Тиранили подруг. Спорили. Работали. Кутили. Гибли. И оказывалось вдруг, что собою жизнь обогатили.

Причудливее нет на свете повести, чем повесть о причудах русской совести

810

Имея что друзьям сказать, мы мыслим — значит, существуем; а кто зовет меня дерзать, пускай кирпич расколет хуем.

811

Питая к простоте вражду, подвергнув каждый шаг учету, мы даже малую нужду справляем по большому счету.

812

Без отчетливых ран и контузий ныне всюду страдают без меры инвалиды высоких иллюзий, погорельцы надежды и веры.

813

Мы жили, по веку соседи, уже потому не напрасно, что к черному цвету трагедии впервые добавили красный.

814

Протест вербует недовольных, не разбирая их мотивов, и потому в кружках подпольных полно подонков и кретинов.

815

Сперва полыхаем, как спичка, а после жуем, что дают; безвыходность, лень и привычка приносят покой и уют.