Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

— Жаль, что запретили вывоз свиней. Я слышал, их много в вашей стране? — пособолезновал я.

— Да, слава богу, хватает, но это не суть важно — съедят и здесь этих свиней, дешевле обойдется; да и что было бы, не имей мы их вовсе?! Ведь жили же без них, — равнодушно ответил он.

В дальнейшей беседе он поведал мне о том, что изучал лесоводство, а теперь с увлечением читает статьи о скотоводстве, что собирается приобрести несколько коров и заняться откормом телят, так как это очень доходное дело.

— На каком языке вы предпочитаете читать? — спросил я.

— Да на своем, родном. Не люблю я других языков и никогда их не изучал. Ни потребности, ни желания такого у меня не было. Мне это совсем не нужно, особенно на данном посту; а если и возникнет какая нужда, так ведь легко затребовать специалиста из любой страны.

— Совершенно верно! — одобрил я его остроумные, оригинальные рассуждения, да и что, собственно, я мог еще сказать?

— Кстати, вы любите форель? — спросил он, немного помолчав.

— Никогда ее не ел.

— Жаль, прекрасная рыба. Редкое, изысканное блюдо. Вчера я получил от приятеля несколько штук. Исключительно вкусная штука…

После того как мы поговорили еще некоторое время о подобных важных вещах, я, извинившись перед господином министром, что своим визитом оторвал его, быть может, от важной государственной работы, попрощался и ушел.

Он любезно проводил меня до дверей.

На следующий день я посетил министра полиции. Перед министерством — пропасть вооруженных людей, хмурых, разозленных, по-видимому, тем, что вот уже дня три они не избивали граждан, как заведено в этой строго конституционной стране.

Коридоры и зал ожидания забиты народом, желающим попасть к министру.

Кого тут только нет! Одни в цилиндрах, изысканно одетые, другие в потертых, рваных одеждах, а некоторые в каких-то странных пестрых мундирах с саблями на боку.

Я не стремился сразу пройти к министру, решив предварительно потолкаться в толпе посетителей.

Сначала я завел разговор с элегантным молодым человеком, который, как он мне сказал, хотел устроиться на службу в полицию.

— Вы, как видно, человек образованный и, наверное, сразу будете приняты на государственную службу.

Молодой человек вздрогнул и боязливо осмотрелся вокруг, чтоб убедиться, не обратил ли кто внимания на мои слова. Увидев, что все заняты своими неприятностями, он облегченно вздохнул и, сделав мне знак говорить тише, осторожно потянул за рукав в сторонку, подальше от других.

— Вы тоже пришли хлопотать о службе? — спросил он.

— Нет. Я иностранец, путешественник. Мне хотелось поговорить с министром.

— Так вот почему вы во всеуслышание заявляете, что я, как образованный человек, сразу получу работу! — шепотом сказал он.

— А разве об этом нельзя говорить?

— Говорить можно, но мне бы это повредило.

— Как повредило, почему?

— Потому, что в этом ведомстве не терпят образованных людей. Я доктор права, но тщательно скрываю это, ибо мне не получить работы, если, не дай бог, узнает министр. Один мой приятель, тоже образованный человек, должен был представить свидетельство, что никогда ничему не учился, и только после этого он получил хорошую должность.

Я побеседовал еще с несколькими людьми, в том числе с чиновником в форме, который пожаловался мне, что до сих пор не получил повышения, хотя подготовил материал для обвинения в государственной измене пяти оппозиционеров.

Я выразил свое сочувствие по поводу столь явной несправедливости.

Затем один богатый торговец долго рассказывал мне о своем прошлом: из его рассказа я запомнил лишь то, что несколько лет тому назад он содержал в каком-то городке лучшую гостиницу, но из-за политических убеждений понес убытки в несколько сот динаров; правда, через месяц, когда к власти пришли люди его партии, он сразу же получил хорошие поставки, на которых заработал большие деньги.

— В это время, — сказал он, — пал кабинет.

— И вы опять пострадали?

— Нет, я ушел с политической арены. Вначале я еще поддерживал деньгами нашу газету, но в выборах не участвовал и никак себя не проявлял. С меня довольно. Другие и того не делали… Да и устал я от политики. Зачем человеку маяться всю жизнь! Вот я и решил попросить господина министра, чтобы на следующих выборах меня избрали депутатом.

— Так ведь выбирает-то народ?

— Да как вам сказать?.. Выбирает, конечно, народ, как полагается по конституции, но обычно избирается тот, кого хочет полиция.

Наговорившись с посетителями, я подошел к секретарю и сказал:

— Я хочу видеть господина министра.

Хмурый секретарь посмотрел на меня с высокомерным презрением и изрек:

— Жди! Не видишь, что ли, сколько народу дожидается?!

— Я иностранец, путешественник и не могу ждать, — сдержанно сказал я, кланяясь.

Слово «иностранец» произвело магическое действие, и секретарь опрометью бросился в кабинет министра.

Министр сразу же принял меня и любезно пригласил сесть после того, разумеется, как я назвал себя.

Министр — долговязый и худой, со злым и суровым выражением лица — производил отталкивающее впечатление, хоть и пытался быть как можно учтивее.

— Как вам понравилось у нас, сударь? — спросил министр с принужденной улыбкой.

Я отпустил множество комплиментов стране и народу и добавил:

— Особенно я рад поздравить вашу прекрасную страну с мудрым и умелым управлением. Просто не знаешь, чем в первую очередь восхищаться.

— Кхе, могло быть и лучше, но стараемся как можем! — с гордостью сказал он, обрадованный моим комплиментом.

— Нет, нет, господин министр, без лести, лучшего и пожелать нельзя. Народ, я вижу, доволен и счастлив. За несколько дней было столько праздников и парадов!

— Все так, в довольстве народа есть и моя заслуг ибо мне удалось внести в конституцию дополнительно ко всем свободам, гарантированным народу, еще и такую статью: «Каждый гражданин Страдии должен быть довольным, веселым и восторженно приветствовать многочисленными депутациями и телеграммами каждое важное событие и каждый правительственный акт».