Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

— Действительно, удивляет! — невольно признался я и тут же пожалел о своей неосторожности.

— Вы, дорогой мой, плохо разбираетесь в нашей ситуации. Для нас самое важное не страну удержать от разорения, а как можно дольше власть удержать в своих руках. Бывший кабинет продержался месяц, а мы правим лишь две-три недели. И вдруг так позорно пасть! Положение у нас шаткое, и мы должны принять все меры, чтобы продержаться как можно дольше.

— И что вы делаете?

— То же, что делали и до нас! Устраиваем каждый день сенсации, организуем торжества; теперь, когда дела особенно плохи, надо будет придумать какой-нибудь заговор. В нашей стране это нетрудно. Главное, люди так привыкли, что, когда мы на несколько дней задерживаемся с этим первейшим средством укрощения оппозиции и кругом водворяется раболепная тишина, они с удивлением спрашивают: «Что такое? Разве не вскрыто никакого заговора?» Армия и нужна нам для внутренних дел, для всех этих сенсаций, праздников и заговоров. Эх, сударь мой, то, что гибнут люди, — дело второстепенное, главное для меня выполнить нечто более настоятельное и важное для страны, чем это явно сумасбродное желание сражаться с анутами. Ваше мнение, как оно мне представляется, не оригинально, так думают, к сожалению, и наши офицеры, и наша армия; но мы, члены нынешнего кабинета, смотрим на вещи гораздо глубже и трезвее!

— Но разве может быть у армии более важное назначение, чем защита родины, защита семей в южных краях, страдающих от иноземного насилия? Ведь и южные округа посылают в армию своих сыновей, и посылают охотно, видя в ней свою опору, — сказал я довольно раздраженно, хотя этого совсем не следовало делать; но вот ведь приспичит что-то сказать или сделать, словно муха какая укусит.

— Вы думаете, сударь, что у армии нет более важного назначения? — спросил господин министр тихим, но полным укоризны голосом, печально и немного презрительно качая головой и окидывая меня с головы до ног уничтожающим взглядом. — Вы так думаете? — повторил он с болезненным вздохом.

— Но простите… — начал я; кто знает, что я хотел сказать; так как я и сам этого не знал, то министр прервал меня, задав мне вопрос значительным и убежденным тоном:

— А парады?

— Какие парады?

— Неужели и это не понятно? Такое важное для страны дело! — рассердился смиренный и набожный господин министр.

— Простите, я не знал…

— Не знали?! Чепуха! Я все время вам твержу, что нужны сенсации, праздники, парады. А как при этом обойтись без армии? По крайней мере, сейчас это ее основная задача. Пусть себе нападают вражеские отряды, это не так уже важно; главное, чтобы мы под звуки труб маршировали по улицам; ну, а если внешняя опасность для страны увеличится, то соответствующие меры должен будет принять министр иностранных дел, если, разумеется, он не окажется в это время занятым домашними делами. У него, бедного, много детей, но наше государство не оставляет без внимания заслуженных людей. Его сыновья, знаете ли, очень плохо учатся, и никакого иного выхода, как взять их на казенное содержание, не было. Это и справедливо. И о девочках государство позаботится; или сделает приданое за государственный счет, или предоставит молодому человеку, пожелавшему жениться на дочери министра, высокий пост, которого он при других обстоятельствах не получил бы.

— Как это замечательно, когда так ценятся заслуги!

— Мы единственные, в этом равных нам нет! Какой бы министр ни был, хороший ли, плохой, благодарное отечество всегда заботится о его семье. У меня, например, нет детей, так государство пошлет учиться живописи мою свояченицу.

— У вашей свояченицы есть талант?

— До сих пор она не рисовала; но, кто знает, может быть, ее ждет успех. С ней поедет и ее муж, которому также назначена стипендия. Он человек серьезный и трудолюбивый, и мы многого ждем от него.

— Они молоды?

— Да, молодые еще, крепкие; свояченице моей пошел пятьдесят четвертый год, а мужу ее шестьдесят.

— Он, разумеется, занимается наукой?

— О, еще как! Вообще-то он зеленщик, но романы читает охотно, а газеты, как говорится, просто проглатывает. Он читает все наши газеты, а фельетонов и романов разных прочел свыше двадцати. Его пошлют изучать геологию.

Господин министр замолчал и принялся глубокомысленно перебирать висящие у него на сабле четки.

— Вы, господин министр, упомянули о сенсациях, — сказал я, чтобы вернуть его к прежней теме, так как меня вовсе не интересовали ни его свояченица, ни ее муж.

— Да, да, вы правы, я увлекся второстепенными вещами. Вы правы. Мы подготовили крупную сенсацию, которая будет иметь большое политическое значение.

— Чрезвычайно важную, должно быть? И ничего нельзя узнать, прежде чем это произойдет? — полюбопытствовал я.

— Почему же, пожалуйста. Она уже объявлена народу, и он готовится к торжествам и с нетерпением ждет этого важного события.

— Видимо, оно принесет стране счастье?

— Редкостное счастье. Благодарный народ ликует и восхищается мудрой и патриотичной политикой правительства. В нашей стране только и говорят, что о предстоящем счастливом событии.

— Вами уже, конечно, все подготовлено, чтобы обеспечить наступление этого события?

— Мы еще не очень думали на этот счет, но не исключена возможность, что какой-нибудь счастливый случай и подвернется. Вы, наверное, знаете старую-престарую сказку о том, как правительство объявило недовольному народу, что скоро появится великий гений, настоящий мессия, который спасет страну от долгов, плохого управления и всяких зол и бед и поведет народ по лучшему пути к счастливому будущему. Народ, раздраженный и недовольный плохой властью и порядками, успокоился, и повсюду началось веселье… Разве вы никогда не слышали этой старой сказки?

— Нет, но она любопытна. Простите, а что же было дальше?

— Как я сказал, в стране наступило ликованье. Общенародное собрание решило приобрести на богатые пожертвования большие поместья, построить многочисленные дворцы, на которых написать: «От народа великому Гению и Избавителю!» За короткое время все сделали, все подготовили, оставалось только ждать мессию. Больше того, открытым голосованием народ выбрал и имя своему избавителю.

Господин министр остановился и вновь принялся неторопливо перебирать четки.

— И мессия явился?

— Нет.

— Совсем?

— По-видимому, — равнодушно сказал министр, как-то сразу охладев к этой сказке.

— Почему?

— А кто его знает!

— И ничего важного так и не случилось?

— Ничего.

— Странно!

— Вместо мессии в тот год выпал крупный град и погубил все посевы! — смиренно произнес министр, рассматривая свои янтарные четки.

— А что же народ?

— Какой?

— Да тот, о котором рассказывается в этой увлекательной сказке?

— Ничего!

— Совсем ничего?

— А что?.. Народ как народ!

— Это поразительно!

— Ха, если хотите знать правду, то народ все-таки имел от этого пользу.

— Пользу?

— Ну да!

— Не понимаю!

— Очень просто… Народ хоть несколько месяцев пожил в радости и счастье!

— А ведь в самом деле! — смутился я оттого, что не смог догадаться о такой простой вещи.

Мы еще поговорили о том о сем, и, между прочим, господин министр упомянул, что в связи с ожидающимся радостным событием, о котором шла речь, в один день произведут в генералы еще восемьдесят человек.

— А сколько их сейчас?

— У нас их, слава богу, много, но этого требует престиж страны. Вы только вдумайтесь: восемьдесят генералов в один день.

— Внушительно.

— Еще бы! Главное — как можно больше помпы и шума!

В министерстве просвещения собрались самые маститые ученые. Работа здесь ведется основательно и продуманно. Пятнадцать, а то и двадцать дней шлифуется стиль даже самой незначительной бумаги, вплоть до языковых мелочей, всяких там падежей с предлогами и без предлогов.