Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор

Несчастные новые правители сразу же должны были начать думать, а это ремесло дается им плохо. Несколько дней, надо сказать, они держались гордо, прямо-таки героически; пока в кассе оставались деньги, они по целым дням с бодрыми и радостными лицами принимали депутации и произносили трогательные речи о счастливом будущем их дорогой измученной Страдии, а по ночам устраивали роскошные пиршества, пили, пели и провозглашали патриотические здравицы.

Когда же государственная казна опустела, господа министры принялись всерьез обсуждать, что можно предпринять в таком отчаянном положении. С чиновниками легко — они уже привыкли сидеть без жалованья по нескольку месяцев; пенсионеры — люди старые, пожили достаточно; солдатам на роду написано геройски переносить муки и страдания, а посему нет ничего плохого в том, если они и поголодают героически; поставщикам, предпринимателям и прочим добрым гражданам счастливой Страдии очень просто объявить, что оплата их счетов не вошла в государственный бюджет этого года. Но вот как быть с министрами? За то, чтобы о них хорошо говорили и писали, надо платить. Нелегко и с другими важными делами, есть дела поважнее и самой Страдии.

Подумали… и пришли к мысли о необходимости поднять хозяйство, а ради этого решили обременить страну еще одним крупным долгом, но так как для заключения займа нужна порядочная сумма — на заседания скупщины, на разъезды министров по заграницам, то решили собрать все депозиты государственных касс, где хранятся деньги частных лиц, и таким образом помочь родине, попавшей в беду.

В стране наступил невообразимый хаос: одни газеты пишут о правительственном кризисе, другие о благополучном завершении переговоров о займе, третьи и о том и о другом, а правительственные газеты утверждают, что благосостояние страны сейчас на такой высоте, какой не достигало никогда ранее.

Все больше толковали о спасительном займе, и газеты все шире освещали этот вопрос. Интерес к нему возрос настолько, что почти прекратилась всякая работа. И поставщики-торговцы, и пенсионеры, и священники — все в лихорадочном, напряженном ожидании. Всюду, в любом уголке страны только и говорили, спрашивали, гадали что о займе. Министры направлялись то в одно, то в другое иностранное государство; ездили по одному, по два, а то и по три человека сразу.

Скупщина в сборе, и там обсуждается, взвешивается и наконец одобряется решение любой ценой получить заем, после чего депутаты разъезжаются по домам. Отчаянное любопытство в обществе разгорается все сильнее и сильнее.

Встретятся двое на улице и, вместо того чтобы поздороваться, сразу:

— Что слышно о займе?

— Не знаю!

— Ведутся переговоры?

— Наверное!

Министры все чаще отбывали в иностранные государства.

— Министр вернулся, не слышали?

— Как будто.

— А что сделано?

— Все в порядке, должно быть.

Наконец правительственные газеты (правительство всегда имело по нескольку газет, — точнее, каждый министр — свою газету, а то и две) сообщили, что завершены переговоры с одной иностранной фирмой и результаты их весьма благоприятны.

«С уверенностью можем заявить, что не сегодня завтра заем будет подписан и деньги ввезены в страну».

Чуть народ немного успокоился, как правительственные газеты оповестили, что на днях в Страдию приедет уполномоченный фирмы г. Хорий для подписания договора.

Вот когда страсти достигли апогея! В устных и письменных препирательствах сказались и нетерпеливое ожидание, и истерическое любопытство, и непоколебимая вера в иностранца, который должен был спасти страну.

Ни о ком другом не говорили и не думали, кроме как о Хории. Пронесся слух, что он приехал и остановился в гостинице, и любопытная толпа — мужчины и женщины, старики и молодые — обезумело ринулась туда, давя упавших.

Появится на улице заезжий иностранец, сейчас же один толкает другого.

— Гляди-ка, иностранец! — И оба значительно смотрят друг на друга, всем своим видом спрашивая: «А не Хорий ли это?»

— Пожалуй, он?

— И я так думаю.

Оглядят еще раз иностранца с ног до головы и приходят к выводу, что он. И понесут по городу весть: «Видели Хория!» Она молниеносно проникает во все слои общества, и через час-другой весь город с уверенностью повторяет, что Хорий здесь, его видели своими глазами и с ним лично разговаривали. Забегает полиция, забеспокоятся министры: скорее увидеться с ним и оказать ему почет!

А его нет.

Наутро газеты извещают, что вчерашний слух о приезде Хория не соответствует действительности.

До чего дошло дело, можно судить по такому событию.

Однажды я оказался на пристани, когда причаливал иностранный корабль. Корабль пристал, и начали выходить пассажиры. Я беседовал с одним своим знакомым, как вдруг хлынувшая к сходням толпа чуть не сбила меня с ног.

— Что случилось?

— Кто это? — спрашивают со всех сторон.

— Он! — отвечают.

— Хорий?

— Да, приехал!

— Где же он?!

Толпа зашумела, началась давка, толкотня, драка, каждый старался протиснуться вперед и что-нибудь увидеть.

И я в самом деле увидел иностранца, умолявшего отпустить его, потому что он спешил по срочным делам. Он едва мог говорить, прямо стонал, сдавленный плотным кольцом любопытной толпы.

Полицейские сразу смекнули, в чем состоит их долг, и бросились оповещать о его приезде премьер-министра, всех членов правительства, председателя городской управы, главу церкви и остальных сановников страны.

Прошло немного времени, и в толпе раздались голоса:

— Министры, министры!

И правда, появились министры и высшие сановники Страдии — в парадном одеянии, при всех своих регалиях (в обычное время они носят не все ордена, а лишь по нескольку). Толпа расступилась, и иностранец оказался в центре, перед лицом встречающих.

На почтительном расстоянии министры остановились, сняли шляпы и поклонились до земли. То же повторила за ними толпа. Иностранец выглядел смущенным, испуганным и в то же время удивленным, но с места не двигался, а стоял неподвижно, как статуя.

Премьер-министр шагнул вперед и начал:

— Дорогой чужеземец, твое прибытие в нашу страну будет золотыми буквами вписано в историю, ибо оно составит эпоху в жизни нашей страны и принесет счастливое будущее нашей любимой Страдии. От имени правительства, от имени всего народа приветствую тебя как нашего спасителя и восклицаю: «Ура!»

— Ура! Ура! — разорвал воздух рев тысячи глоток.

Глава церкви запел псалом, и в храмах столицы Страдии зазвонили колокола.

По окончании официальной части министры с любезными улыбками на лицах направились к иностранцу, по очереди с ним здоровались и, отступив назад, продолжали стоять с непокрытыми, склоненными головами. Премьер-министр заключил в объятия чемодан, а министр финансов — трость знаменитого человека и несли их как святыню. Чемодан, разумеется, и был святыней, так как в нем, видимо, находился решающий судьбу страны договор: да, в этом чемодане было заключено не больше не меньше как будущее, счастливое будущее целого государства. И премьер-министр, сознавая, что держит в своих руках будущее Страдии, выглядел торжественно и гордо, словно преображенный.

Глава церкви, человек, богом наделенный великой душой и умом, тотчас оценив все значение этого чемодана, присоединился со своими священниками к премьер-министру и затянул священное песнопение.

Процессия двинулась. Он с министром финансов впереди, а чемодан в объятиях премьер-министра, окруженный священниками и людьми с обнаженными головами, за ними. Идут они плавно, торжественно, медленно и поют божественные песни, а кругом звонят колокола и пушки палят. Медленно пройдя по главной улице, они направились к дому премьер-министра. Дома и кофейни, храмы и канцелярии — все опустело; все живое высыпало на улицу, чтобы принять участие в этой знаменательной встрече великого иностранца. Даже больные не остались в стороне: их на носилках вынесли из жилищ и больниц, чтобы дать возможность и им посмотреть на редкое торжество. Боль словно рукой сняло при мысли о счастье дорогой родины. Вынесли и грудных младенцев, и они не плачут, а таращат глазенки на великого иностранца, будто чувствуют, какое счастье для них готовится.