Гвоздь & винил
Шрифт:
– Традиция такая – равнодушно прогундосил наш сопровождающий
– А ты откуда знаешь? – спросил его Лунатик
– Второй год поступаю. В прошлом успел у выпускников гитарку торгануть чешскую. Всего за три рубля!
Мы с Лунатиком переглянулись, собираясь бежать наверх, но в этот момент, одна за другой, из окна вылетели три гитары с отбитыми грифами
– Полный комплект для ВИА – констатировал Лунатик – могут клавиши ещё остаться.
– Это вряд ли, они даже тумбочки разбивают! – сказал сопровождающий и уставился наверх – всё, пошли. Там наш прапор рукой машет.
Гундосый провёл нас
– Зелёный моя фамилия – отрекомендовался прапор и зачем-то поправил у себя на шее засаленный галстук – я старшина роты абитуриентов, и вы будете мне подчиняться. Понято?
– Ага – весело ответил за всех Плюенков и угодливо посмотрел в глаза прапору.
– «Фюрер» – прошептал мне на ухо Лунатик и придурковато улыбнулся, глядя на прапора.
– Не «ага», а «так точно, товарищ прапорщик»! Я вот тем, кто шепчет товарищам на уши всякую хуйню, яйца пообрываю!
Зелёный ткнул пальцем в грудь Лунатика
– После отбоя – дучки драить! Вместе с друганами!
– А спать мы где будем? – спросил Серж.
– Где найдёте свободные койки с матрасами.
– А простыни?
– Не положено! Будут на вас ещё простыни тратить!
– Зашибись – Серж огляделся по сторонам и , удостоверившись, что на койках нет ни одной простыни, скептически поджал нижнюю губу.
Прапор кровожадно ухмыльнулся, а затем привстал на носки, растопырил в стороны руки, поднял вверх голову и неожиданно фальцетом провизжал
– Р-р-ро-о-о-тт-аа!!! Выходи строиться на вечернюю поверку!!!
«В основном, свободу человек проявляет только в выборе зависимости» – мысленно вспомнил я давно почившего в бозе знаменитого любителя Моцарта, и поплёлся в строй.
«Как бы разъяснить… Мата я не стесняюсь, свободно им пользуясь при всех. В лексиконе моём любимое слово – «жопа». А не «отлично». (Фаина Раневская)
Часть вторая
Контры
Я потрогал старый матрас с жёлто бурыми пятнами, о происхождении которых смутно догадывался и мысленно озадачился
– Чё смотришь? – с гаденькой ухмылкой произнёс прапор Зелёный – отбивайся. Других всё равно нет.
– Похоже, он обоссаный – аргументировал я свою нерешительность – или ещё чего хуже… А на подушке, вообще, написано «Спи спокойно, дорогой товарищ»!
– Вот и спи!
– Дайте мне другой матрас!
– Не маленький, и хрен пососёшь! Матрас ему не нравится… Лёг и уснул!
Прапор повернулся и зашагал в сторону каптёрки. Лунатик тронул меня за рукав
– Проф, ты не видишь, что он огромной души мудак?! Ложись и спи, представь, что едешь в поезде «Москва-Ташкент» и все дела!
– Я, кстати, ездил – вставил Серж – знатный гадюшник. Здесь даже лучше.
– Вот видишь, Проф, подумаешь надпись!
– Ладно – согласился я, нехотя улёгся на койку, «ударился об угол подушки и заснул».
Сон был недолгим. Дверь в казарму с грохотом распахнулась, и чей-то пьяный бас хрипло проорал
– Дневальный, сука! Где дневальный?!
Тусклый свет лампочки, горящей у тумбочки дневального, осветил
лица двух пьяных лейтенантов-выпускников, одетых в парадную морскую форму. На командный зов из храпящих казарменных дебрей выполз какой-то тщедушный карлик и встал перед лейтенантами, дрожащими пальцами застёгивая ширинку.– Дневальный по роте абитуриент Кац – отрапортовал карлик.
– Ты не дневальный! Ты – хуй! – сказал обладатель хриплого баса.
– Нет, но почему же? – попытался возразить абитуриент Кац.
– Молчать, падла! Здесь я вопросы задаю! Почему не в трусах? – осведомился второй лейтенант, пустив сигаретный дым в лицо карлику.
– В смысле?! – удивился абитуриент Кац.
– Козлина, ночью положено в трусах стоять!
– Как это?! – всё ещё недоумевал Кац.
– Вот так – сказал летёха и дал абитуриенту в рыло.
Абитуриент Кац упал.
Из темноты вынырнул худой гибкий парень и спокойно подошёл к лейтенантам.
– Тебе чё? – спросил обладатель хриплого баса и уставился на незнакомца.
В роте уже никто не спал, наблюдая за быстрым развитием драмы.
– А вот чего – тихо ответил парень и натренированными движениями уложил счастливых выпускников на пол.
Раздались одинокие одобрительные хлопки, а спустя пару секунд казарма «разразилась овациями» и превратилась во Дворец съездов после выступления Леонида Ильича. Включили свет, и все увидели двух лежащих на дощатом полу и пускающих кровавые сопли, лейтенантов. Рядом с ними, силясь подняться на ноги, стоял на карачках абитуриент Кац.
– Прекра-а-атить безобразия!!! – завизжал, выскочивший из каптёрки, прапор и бросился приводить в чувство непрошеных гостей – а вы – прапор ткнул пальцем в сторону ночного героя – вы за это ответите!
– Да, пошёл ты… – парень улёгся на свою койку и повернулся к прапору спиной.
– Да, конкретный чувак – наглухо этих свиней вырубил – высказался Серж и добавил – видно школу.
Кто-кто, а Серж в этих делах толк знал, потому, как сам ездил два раза в неделю в Зеленоград «к тёте», а на самом деле, на занятия в подпольную секцию каратэ. Искусство боя, воспетое в Стране Восходящего Солнца, у нас в Союзе не поощрялось, а наоборот, подвергалось всяческим гонениям и запретам.
Всё следующее утро прапора не было, а потом он вернулся в казарму с румяным и весёлым майором, в котором мы узнали нашего соседа по вагону. На этот раз форма майора была чиста и отутюжена, а сам он пах «Шипром».
После того, как Зелёный собрал наше стадо в две шеренги, майор встал перед строем и скромно отрекомендовался
– Начальник особого отдела училища майор Пацюк Максим Николаевич.
– Йо-о! – Лунатик толкнул в бок Сержа и горячо зашептал – ты этого пидера в поезде уронил! Нам трындец!
– Хорош гнать – Серж повернулся к Лунатику – он как мешок с говном был – не вспомнит ничего…
– Пусть тот, кто этой ночью, используя чуждое нам боевое искусство возможного противника, нанёс тяжкие телесные повреждения двум советским офицерам, выйдет из строя на два шага! – приказал майор и наклонил в ожидании голову в шитой на заказ фуражке.
Из строя никто не вышел.
– Я ж его только утром видел – залепетал прапор и махнул рукой в сторону открытого настежь окна – вот на той койке лежал!