Гвоздь & винил

– Что ж ты, конь педальный, из говна конфету делаешь?

– А что?! – быстро сориентировался Плевок и заискивающе посмотрел в глаза Сержу – если хочешь кушать сыр не лови хлебалом мух! Я и с вами поделиться могу!

– Делись.

Император Веспасиан оказался на двести процентов прав – деньги не пахли, и на них мы купили сигареты.

Я вернулся в реальность и услышал голос прапора

– Этот нехватчик – сказал Гнус, указывая пальцем на Митрофанушку – зашхерил у себя под матрасом ящик консервов и ночью пытался их зачифанить! Вы считаете это правильно, товарищи курсанты?!

Над столами пронёсся недовольный гул

– Ба-а-аклан, бля-я-я….

– Я считаю, что этот бак должен быть наказан – продолжил Гнус.

– Мы-то здесь при чём?! – возмутился Серж – он хавал, а нам теперь голодать? По уставу групповые наказания запрещены!

– Вас, курсант Миляев, я не спрашивал – неожиданно прапор напрягся и выпучил глаза – «Я люблю натуры умеренные и средние во всех отношениях. Чрезмерность в чём бы то ни было, даже в том, что есть благо, если не оскорбляет меня, то, во всяком случае, удивляет, и я затрудняюсь каким бы именем её окрестить». О чем это я?!

– О средних натурах, товарищ прапорщик – ответил я, узнав в его тираде так любимого мною Монтеня.

– Какие, нах, натуры?! Я об ём говорил – Гнус указал пальцем на Митрофанушку – Значит так, этот бак сегодня без обеда…

– Почему?! – возмутился Серж и стал похож на матроса с броненосца «Потёмкин» из фильма советского режиссёра Эйзенштейна.

– Отставить разговоры! – взвизгнул прапор, взял со стола ложку и сунул её в руку Митрофанушки – на! Садись и ешь!

– Что есть? – вылупил зенки Митрофанушка.

– Всё! За десятерых!

– И компот? – Митрофанушка ласково посмотрел на большой чайник с компотом.

– И компот! Пока курсант Филимонов всё это не съест, рота отсюда не выйдет! – проорал Гнус и встал за спиной у Митрофанушки.

Спустя пятнадцать минут наказанный закончил трапезу и, выплюнув в измятую алюминиевую миску последнюю косточку от распаренного чернослива, густо рыгнул.

Прапор вывел роту из столовой, оставив одного Митрофанушку, который идти не мог, а выползши из столовки на карачках, блевал у входа.

«Вход, где выход» – сказал Лунатик, изобразив на лице крайнее отвращение к происходящему.

На следующий день Митрофанушка, держась за правый бок и слегка прихрамывая, добровольно уехал из лагеря.

– Твоих рук дело, Миляев? – подкатил к Сержу прапор.

– Нет, товарищ прапорщик, ваших – коротко ответил Серж.

– Я всё равно доберусь до вас, контры – закусил губу Гнус и отошёл от Сержа.

Ночью трое халдеев подняли нашу палатку по учебной тревоге – они искали Сержа.

– А его здесь нет – он в наряде по камбузу – услужливо сообщил халдеям Плевок.

– Точно! Я ж его сам туда поставил! – хлопнул себя по лбу наш халдей – а вы здесь ждите!

Все трое бодро затрусили по тропинке к столовой.

Плевок опасливо посмотрел на нас с Лунатиком.

– Сучара – сказал Лунатик и презрительно сплюнул в сторону.

– А что я такого сказал? Это же правда! – включил дурака Плевок – меня учили всегда правду говорить.

Мы ждали халдеев, стоя под проливным дождём и грязно ругаясь.

Спустя двадцать минут пришёл Серж и сказал, что халдеи разрешили всем спать.

– Правда, разрешили? – зашептал Лунатик на ухо Сержу.

– Да. Спи – успокоил Лунатика Серж и моментально заснул.

Утром один из халдеев обратился в медпункт, жалуясь на боль в правой руке и шум в голове. Врач определил у него перелом правого запястья и сотрясение мозга.

– Как это вас угораздило, товарищ курсант? – спросил халдея видавший виды военврач.

– Понимаете, товарищ майор, со ступенек упал. Темно было…

«И где он здесь такие ступеньки нашёл»? – подумал военврач и наложил халдею гипс на распухшую руку.

В субботу приехала походная баня. Нас загнали голыми в большую палатку с душевыми соскАми, вода в которых регулировалась из стоящей рядом машины. Кто-то невидимый явно забавлялся, включая то кипяток, то, холодную как лёд, воду, поэтому смыть «кровь, пот и слёзы», накопившиеся за последние дни, нам не удалось.

Вечером, на растянутом между соснами самодельном экране, сшитом из старых простыней, показывали фильм «Ленин в Октябре» с Борисом Щукиным в главной роли. Понятно, что радость наша была беспредельна!

– Ну и что, зато покурить можно спокойно – сказал Серж, лёжа на примятой траве вдали от экрана.

– Не, лучше б нам «Человека с ружьём» показали – хитро начал Лунатик – там сюжет интереснее.

– Напомни.

– Да, ё-маё, там солдат подходит с чайником к Ленину и спрашивает: нет ли кипяточку?

– А Ленин?

– Ленин ему так, с прищуром и говорит: «Пшёл на хрен»! А глаза добрые-добрые…

Обозвать Лунатика «мудаком» Серж не успел – сзади послышались чьи-то быстрые шаги. Мы обернулись и увидели запыхавшегося Плевка

– Там вас прапор! На инструктаж! – переведя дух, выпалил Плевок.

– Какой инструктаж? – удивился я – завтра ведь спортивный праздник. Бег, прыг и перетягивание каната.

– Не только. После праздника сюда родаки приедут. От нас – патруль по периметру!

Прапор жил в небольшом домике вместе с равными по званию в отведённом ему углу. Он сидел на койке и одновременно пил чай, курил, чистил ботинок и читал газету. Увидев нас, он отвлёкся от своих занятий и покачал головой

– Значит так, товарищи курсанты, завтра после спортивного праздника к лагерю приедут родители…

– А почему к лагерю, а не в лагерь, товарищ прапорщик? – вежливо перебил его Лунатик.

Гнус показал ему указательный и средний пальцы, разведённые в стороны, как это некогда делал сэр Уинстон Черчилль

– А при чём тут «виктори»?! – удивился Лунатик

– Это, курсант Левинский, не ваша сраная «виктори», а римская цифра «пять»! – с чувством явного превосходства произнёс Гнус.

– Что значит «пять»?

– Пять нарядов на службу!

– Не имеете права! Я устав читал! – заверещал Лунатик.